Фридрих Шиллер - Тридцатилетняя война

• Название: Тридцатилетняя война
• Автор: Фридрих Шиллер
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: История
• Год: 1957

---

Тилли, для которого этот смелый шаг ландграфа не мог остаться тайной, выслал против него графа Фуггера с несколькими полками. В то же время он пытался посредством подмётных писем возмутить гессенских подданных против их властителя. Его письма принесли так же мало пользы, как и его полки, отсутствие которых вскоре затем сказалось, и весьма ощутительно для него, в сражении при Брейтенфельде. Гессенские земские чины ни минуты не могли колебаться между защитником своего достояния и его расхитителем.

Но гораздо более, чем Гессен-Кассель, беспокоило императорского генерала двусмысленное поведение курфюрста Саксонского, который, вопреки императорскому запрещению, продолжал военные приготовления и не отказывался от Лейпцигского союза. Теперь, когда король Шведский находился так близко, когда каждую минуту могло разразиться решительное сражение, Тилли казалось в высшей степени опасным допустить, чтобы Саксония, готовая в любую минуту стать на сторону врага, осталась вооружённой. Усилившись двадцатью пятью тысячами солдат из испытанных войск, приведёнными ему Фюрстенбергом, и твёрдо веруя в свою мощь, Тилли был убеждён, что одного страха, внушённого его прибытием, будет достаточно, чтобы обезоружить курфюрста или по крайней мере без труда разбить его. Но прежде чем покинуть свой лагерь под Вольмирштедтом, он через уполномоченных потребовал от курфюрста, чтобы тот открыл свои владения императорской армии, распустил свои войска или соединил их с армией императора и в союзе с ними изгнал короля Шведского из Германии. Он напомнил ему, что из германских стран больше всех щадил до сих пор Саксонию, и пригрозил ему в случае упорства самыми ужасными опустошениями.

Для своего грозного предложения Тилли выбрал весьма неблагоприятный момент. Преследования, испытанные его единоверцами и союзниками, разрушение Магдебурга, неистовства императорских солдат в Лузации — всё соединилось для того, чтобы курфюрст исполнился крайнего негодования против императора. Как бы ни были ничтожны его права на защиту со стороны Густава-Адольфа, всё же сознание, что этот государь поблизости, вдохнуло в него мужество. Он воспретил расквартирование императорских солдат в своих землях и твёрдо объявил, что не намерен приступить к разоружению. Как ему ни странно, прибавил он, видеть, что императорская армия идёт на его владения в тот момент, когда, казалось бы, преследование короля Шведского доставляет ей столько хлопот, он, однако, не ожидает, что вместо обещанных и заслуженных наград ему отплатят неблагодарностью и разорением его страны. Послам Тилли он после роскошной трапезы дал ещё более ясный ответ. «Господа, — сказал он, — я вижу, что решили, наконец, подать на стол саксонское угощение, которое приберегалось так долго. Но в него обыкновенно входят всякие орехи и затейливые сласти, которые раскусить очень нелегко; смотрите, как бы вам не пришлось сломать о них зубы».

Теперь Тилли, снявшись с лагеря и производя страшные опустошения, двинулся к Галле и отсюда возобновил своё предложение курфюрсту в ещё более настойчивом и угрожающем тоне. Если вспомнить всё предыдущее поведение этого государя, который под влиянием личной склонности и внушений своих подкупленных министров соблюдал интересы императора даже в ущерб своим священнейшим обязанностям и которого до сих пор удавалось с такой малой затратой искусства удерживать в полном бездействии, то остаётся только удивляться ослеплению императора или его министров, которые именно в такой опаснейший момент отказались от прежней политики и своими насильственными действиями довели этого податливого государя до крайности. Или это и было целью Тилли? Быть может, он считал нужным превратить ненадёжного друга в явного врага, чтобы тем самым освободиться от необходимости щадить земли курфюрста, к чему его до сих пор принуждал тайный приказ императора? Или, быть может, сам император намеренно доводил курфюрста до враждебного шага, чтобы этим путём избавиться от своих обязательств по отношению к нему и с веским к тому основанием разорвать обременительный счёт? Но и в таком случае всё же нельзя не удивляться наглому высокомерию и Тилли, который не боялся пред лицом страшного неприятеля создавать себе нового врага, и той беспечности, с какой этот полководец позволил обоим своим противникам беспрепятственно соединиться.

Доведённый до отчаяния вторжением Тилли в Саксонию, Иоганн-Георг после долгой внутренней борьбы бросился в объятия короля Шведского.

Тотчас после отъезда первого посольства Тилли он спешно отправил своего фельдмаршала фон Арнгейма в лагерь Густава, прося монарха, которым так долго пренебрегал, о скорейшей помощи. Король скрыл внутреннюю радость, доставленную ему этим долгожданным событием. «Мне очень жаль курфюрста, — ответил он послу с деланой холодностью, — если бы он вовремя обратил внимание на мои неоднократные представления, страна его не видала бы неприятеля в своих пределах, да и Магдебург уцелел бы. А теперь, когда иного исхода нет, обращаются к королю Шведскому. Так передайте же ему, что я совсем не собираюсь губить себя и своих союзников ради курфюрста Саксонского. Да и кто поручится мне за верность государя, министры которого состоят на жаловании у Австрии и который отступится от меня, как только император скажет ему ласковое слово и отзовёт свои войска от его границ? Войска Тилли получили за последнее время значительные подкрепления, но это не помешает мне смело пойти на него, как только я буду прикрыт с тыла».

В ответ на эти упрёки саксонский министр сумел сказать только одно — что самое лучшее было бы предать прошлое забвению. Он настоятельно просил короля объявить условия, на которых тот согласен помочь Саксонии, и наперёд ручался, что они будут приняты. «Я требую, — ответил Густав, — чтобы курфюрст уступил мне крепость Виттенберг, дал мне в заложники своего старшего сына, уплатил моим войскам трёхмесячное жалованье и выдал мне предателей из числа своих министров. На этих условиях я готов оказать ему помощь».

«Не только Виттенберг, — воскликнул курфюрст, получив этот ответ, и тотчас погнал своего министра назад в шведский лагерь, — не только Виттенберг открою я ему, но и Торгау и всю Саксонию! В заложники я отдам ему хоть всю мою семью, а если ему этого мало, я сам пойду в заложники. Поспешите к нему и передайте ему, что я готов выдать ему изменников, которых он мне назовёт, буду платить жалованье его войскам и отдам свою жизнь и всё своё достояние за правое дело».

Король хотел только испытать твёрдость новых намерений Иоганна-Георга. Тронутый его искренностью, он отказался от своих тяжёлых требований. «Недоверие, выказанное мне, когда я хотел прийти на помощь Магдебургу, — сказал он, — вызвало недоверие с моей стороны. Ныне доверие курфюрста заслуживает, чтобы я ответил тем же. Я буду вполне удовлетворён, если он заплатит моей армии жалованье за один месяц, и надеюсь, что и за такое вознаграждение смогу охранить его».

Тотчас по заключении союза король перешёл через Эльбу и на следующий день соединился с саксонцами. В то же время Тилли, вместо того чтобы воспрепятствовать этому соединению, двинулся к Лейпцигу и потребовал, чтобы город принял императорский гарнизон. В надежде на скорую выручку комендант города Ганс фон Пфорта стал готовиться к обороне и для этой цели приказал сжечь предместье Галле. Но дурное состояние укреплений сделало сопротивление невозможным, и уже на второй день осады ворота открылись. Тилли расположился в доме могильщика — единственном строении, уцелевшем во всём предместье; здесь он подписал капитуляцию, и здесь было решено нападение на короля Шведского. При взгляде на рисунки черепов и скелетов, которыми могильщик украсил свой дом, Тилли изменился в лице. Против всякого ожидания, с Лейпцигом обошлись милостиво.

Меж тем в Торгау король Шведский и курфюрст Саксонский в присутствии курфюрста Бранденбургского собрались на большой военный совет. Им предстояло принять решение, которое должно было бесповоротно определить судьбу Германии и евангелической веры, благоденствие многих народов и участь их государей. Тревожное чувство, пред важным решением теснящее души героев, как будто овладело на миг высоким духом Густава-Адольфа. «Решаясь теперь на сражение, — сказал он, — мы ставим на карту одну корону и две курфюрстские шапки. Счастье изменчиво, и неисповедимые веления неба могут, в наказание за грехи наши, даровать победу врагу. Правда, моя держава, даже потеряв меня и моё войско, ещё сохраняет надежду на спасение. Ей, отдалённой от неприятеля, охраняемой значительным флотом, оберегаемой своими границами и защищаемой храбрым народом, по крайней мере не грозит самое худшее. Но что спасёт вас, тех, кому враг ежечасно готов наступить на грудь, если исход сражения будет несчастлив?»