Юрий Рытхэу - В долине Маленьких Зайчиков

• Название: В долине Маленьких Зайчиков
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1980

---

Правда, случалось, что Кымыргин не мог сдержаться. Первый раз это произошло в бане, в центре Москвы. Здесь было столько горячей воды, что ее хватило бы перемыть все население Чукотки и еще осталось бы для соседнего Корякского округа. Но не это было главным. Когда Кымыргин разделся и вошел в помещение, где моются люди, он увидел странную картину: одни голые люди лежали, другие мыли их, словно мертвецов или больных, которые не могут шевельнуть рукой, чтобы смыть с себя собственную грязь. Это зрелище испортило впечатление от бассейна, полного теплой ласковой воды. Даже быстрота, с которой было выстирано белье, пока они мылись, не удивила требовательного Кымыргина.

Зато следующий день принес ему радость. Кымыргин побывал на большом празднике, где встретились участники выставки и экскурсанты. Кымыргин смотрел большой концерт и дивился: чего только не выдумает и не сделает человек!

– Университет, – рассказывал Кымыргин Коравье, – подобен скале. Нет, огромной горе, в которой прорублены окна. Называется он сокращенно МГУ, а полное его имя – Московский государственный университет. Не много подобных чудес построили на своем веку люди, и поэтому из многих стран приезжают поглядеть на негр.

– Из капиталистических стран тоже? – спросил Коравье.

– Конечно, – ответил Кымыргин. – Я сам их видел. Обязательно в темных очках, хотя снегу в помине не было в Москве в ту пору…

– Кымыргин, – перебил Коравье. – Ты мне скажи: не чувствовал ли ты себя хоть немного чужим человеком? Разве не было такого, что не приняло твое нутро?

– Что ты! – строго ответил Кымыргин. – Мы же были в столице нашей родины. Понимаешь, столице!

Кымыргин задумался.

– Это сначала кажется, будто тебе неловко, – продолжал он мягко, – но это только издали, а присмотришься – те же люди. Может быть, они и делают то, чего мы с тобой не умеем, но ведь и они не могут пасти оленей, охотиться или находить следы в тундре…

Кымыргин поглядел на Коравье и понял: не верит, что Кымыргину а Москве все было нипочем. Тогда он сказал:

– Встречались, конечно, обычаи, к которым трудно привыкнуть… Как бы ты, например, посмотрел на такое: ты сидишь в теплой яранге, уплетаешь горячее оленье мясо или пьешь чай, а перед тобой стоит человек и поет, глядя тебе в рот. Приятно тебе такое? Вот. Качаешь головой…

Коравье чувствовал, что бригадир чего-то недоговаривает. И верно: тот не рассказал о противной дрожи в ногах, которая появилась, когда он ступил на движущуюся лестницу, чтобы спуститься в подземелье, оказавшееся прекраснее самых восторженных рассказов. Ни слова не сказал Кымыргин и о том, сколько раз его останавливал милиционер, когда он пытался перейти улицу там, где это ему было удобнее.

– Сейчас возможность ездить в Москву есть, – со знанием дела сказал Кымыргин. – А самолетом вовсе недолго: одни сутки – и ты уже гуляешь по Москве… Придет время, и ты туда поедешь.

– Я верю, что поеду в Москву, – почему-то со вздохом сказал Коравье. – Мне очень хочется!

– Раз хочется – обязательно доедешь, – сказал Кымыргин и похлопал Коравье по плечу.

Начиналась поземка. С вершин гор в долину потекли струи снега. Они змеились по склонам, оплетали сугробы, камни, торчащие из-под снега, вырывались на широкую гладь речного льда и текли дальше, сливаясь и образуя поверх реки новую снежную реку, текущую под напором ветра.

Трактор словно плыл; река замерзла сразу, с первого сильного мороза, и от этого лед был гладкий и ровный, как доска. Полозья домика легко скользили по нему, и трактор шел без усилий, не надрывая мотора.

Праву сидел рядом с Бычковым. Несмотря на то что кабина трактора была утеплена оленьими шкурами и напоминала изнутри чукотский полог, ветер пробивался сквозь щели и наметал на колени снежную пыль.

Бычков мурлыкал песню, но не переставал чутко прислушиваться к звукам, которые один он умел улавливать сквозь шум тракторного двигателя. Его беспокоил лед. В прошлом году Бычков провалился вместе с машиной в Теплую. Ему повезло, что это случилось возле самого берега, где было мелко, и вода лишь закрыла гусеницы. Праву думал о своем. По каким-то признакам он заметил, что оленеводы слушают его беседы скорее вежливо, чем с интересом… Вопросы задавали не от любопытства, а оттого, что так уж полагалось: какая же это беседа без вопросов слушателей. Зато когда Бычков начинал прилаживать аппаратуру для кино, все оживлялись, каждый старался помочь. Даже к Наташе Вээмнэу отношение было другим, чем к Праву, хотя ее побаивались и не очень-то радовались ее придирчивым осмотрам белья, посуды и полов в домиках.

Что мешало людям относиться к Праву как к товарищу? Он выискивал в своих беседах тот изъян, который мешал установить контакт со слушателями. Нет слов, новости, которые он сообщал оленеводам, были им уже знакомы по газетам и радио. Но нельзя отрицать и того, что Праву рассказывал гораздо интереснее. Праву повернулся к Бычкову:

– Скоро будем у Нутэвэнтина?

– Еще часа два проползем, – нехотя ответил тракторист.

– Что ты так мрачен?

– Не нравится мне лед. Вроде бы не трещит, а страшно.

– Может, лучше выберемся на берег? – предложил Праву.

– Теперь уже поздно.

Праву посмотрел по сторонам. Над заледеневшей рекой нависали отвесные берега.

– Одним трактором еще можно выбраться, но домик не вытянуть, – сказал Бычков.

Под ровный, монотонный гул двигателя Праву задремал. Он валился плечом на Бычкова и каждый раз, просыпаясь, с виноватым видом глядел на него.

Через два часа, как и сказал Бычков, в пелене разгулявшейся пурги показалось темное пятно оленьего стада бригады Нутэвэнтина. Прожектор, установленный на домике, был почему-то выключен, и это насторожило Праву. Он всматривался в серо-белую муть.

Бычков подвел трактор к полузанесенному снегом домику.

Праву выпрыгнул на снег. Распахнулась дверь, и вышел Нутэвэнтин.

– Я не верил своим ушам, думал, это ветер шумит, – виновато сказал он.

– А где же остальные? – озабоченно спросил Праву.

– Одни на дежурстве, а другие спят, – ответил Нутэвэнтин. – Табак привезли?

– Привезли, привезли, – успокоил его Бычков. – Тихо тут у вас.

– Трактор уже вторую неделю не работает! – сердито ответил Нутэвэнтин. – Кэлетэгин в машине ни черта не смыслит. Поломку найти не может.

– Ну, пойдем к вам, – предложил Праву.

Нутэвэнтин замялся, покосившись на Наташу:

– У нас не прибрано…

Но долг гостеприимства обязывал пустить путников в дом.

В нем было грязнее, чем в самой грязной яранге. На полу валялись тракторные части. На столе – давно не мытая посуда и бутылки из-под спирта. Нутэвэнтин с проворством, которое трудно было от него ожидать, убрал бутылки со стола под скамью. Пастухи спали в одежде, поэтому довольно быстро освободили деревянные нары, которые в дневное время служили сиденьем.

Долго тянулось тягостное молчание. Наконец Нутэвэнтин произнес:

– Надо чаю согреть, – и принялся разжигать печь.

Запылал огонь. Посыпались расспросы о жизни в поселке Торвагыргын, о колхозных новостях, о строительстве домов, в которых каждый из пастухов был заинтересован.

– Красивый стал поселок? – допытывался черномазый, пропахший машинным маслом Кэлетэгин.

Лишь Нутэвэнтин не принимал участия в разговоре и суетливо подливал в кружки чай.

Когда новости исчерпались и пастухи накурились досыта, они потребовали, чтобы им показали все кинокартины.

– Мы соскучились по кино! – заявил старик Мильгын.

– Пусть беседа подождет, а кино посмотрим, – поддакнул Нутэвэнтин.

Праву смотрел на пастухов, распивающих как ни в чем не бывало свежий чай, и раздражение поднималось в его душе. Разве они не видят, как опустились? Сами, верно, месяц не умывались, а кино им подавай!..

– Не стыдно вам? – накинулся он на них. – Такую грязь развели, загубили трактор, а еще просите кино. Вам известно, что в колхозе ваша бригада самая отсталая? Самый высокий процент отходов. Волки, что ли, у вас злей, чем в других местах?

Он сунул ногу под нары и выкатил оттуда пустые бутылки.

– Что это за безобразие? Стыд и позор! Я сообщу председателю о вашем поведении в бригаде!

Чем громче говорил Праву, тем тише становилось в домике, хотя никто не проронил ни слова с той минуты, как он открыл рот; просто тишина становилась тягостнее. Нутэвэнтин неотрывно смотрел в раскрытую дверцу печи, пастухи хмурились, а спутники Праву, никогда не видевшие его таким, прятали глаза друг от друга.

Праву еще некоторое время пошумел, потом неожиданно прервал себя и замолк. Он растерялся… Никто его не поддержал! Круто повернувшись, Праву распахнул дверь, решительно шагнул и… попал в пустоту, не рассчитав, что дверь находится довольно высоко от земли. Он упал на снег и вскрикнул от острой боли в ноге. Кто-то заботливо закрыл за ним дверь, даже не потрудившись выглянуть наружу. Над Праву крутился ветер, словно примериваясь, как бы поаккуратнее его закопать, Праву попытался подняться, но тут же с глухим стоном повалился обратно.