Михаил Бабушкин - Записки летчика М.С.Бабушкина. 1893-1938

• Название: Записки летчика М.С.Бабушкина. 1893-1938
• Автор: Михаил Бабушкин
• Издательство: Издательство Главсевморпути
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1941

Три года назад – 18 мая 1938 года – погиб на боевом посту при исполнении служебных обязанностей выдающийся полярный летчик, Герой Советского Союза Михаил Сергеевич Бабушкин. Нелепая катастрофа вырвала из жизни человека, полного творческих мыслей и планов. М. С. Бабушкин не раз высказывал своим товарищам и близким желание написать большую книгу о рождении полярной авиации, ее первых годах, о своей работе на Севере. Это была бы замечательная книга, повествующая о том, как неустрашимые советские люди завоевывают и осваивают воздушные просторы Арктики и Субарктики. Замысел остался неосуществленным. В личном архиве М. С. Бабушкина сохранились лишь материалы для книги: дневники, рассказы об отдельных эпизодах его летной работы на Севере, копии и черновики многочисленных статей, стенограммы выступлений на рабочих собраниях и т. п. Из этих материалов, по поручению Издательства Главсевморпути, и составлена эта книга.

---

В двадцати пяти милях от нас сейчас находится ледорез «Литке». Он пришел к нам на помощь, но надежды на него слабые: ледорез сам сильно пострадал. Мы хотим, чтобы «Литке» подошел к нам хотя бы миль на пять – тогда можно будет перевести на него лишних людей для отправки во Владивосток. С ними я собираюсь отправить это письмо.

Завтра утром лечу на разведку. Возле «Челюскина» мы расчистили площадку, но она такая маленькая, что я не уверен, можно ли будет подняться.

Мне очень жаль огорчать тебя этим письмом. Но что делать! Наше плавание зависит теперь от стихии. Ты не грусти. Я тоже сильно скучаю по дому, но мне еще тяжелее будет, если я узнаю, что ты грустишь.

Недавно Шмидт предложил мне выехать с отправляющейся группой. Но разве я оставлю здесь товарищей в такую трудную минуту без самолета! Я категорически отказался вернуться на материк раньше, чем наше судно закончит поход.

Хотелось бы узнать, как там дома? Как птенцы себя чувствуют? Фотографии твою и ребят я повесил над столиком в каюте и, ложась спать, желаю всем вам спокойной ночи.

Как только станем на зимовку, я займусь изучением немецкого языка. Передай ребяткам, что вызываю их на соревнование. Приеду домой, пусть говорят по-немецки, иначе подарков не получат.

Сейчас 12 часов ночи. Утром надо лететь. Письмо допишу завтра. Поцелуй ребят…

Марии Семеновне Бабушкиной с борта «Челюскина». Чукотское море, на траверзе мыса Сердце-Камень

22 декабря 1933 года

Дорогая моя! Собирался я продолжать письмо к тебе на другой день, а взялся спустя месяц…

Сегодня последний короткий день. Помнишь, мы много с тобой говорили о полярной ночи – какая она… В нашем районе настоящей полярной ночи не бывает. Правда, мы и солнца не видим, но дневной свет у нас есть, его достаточно даже для полетов.

День сейчас длится от 10 до 13 с половиной часов. В это время можно читать.

Последний мой полет на ледовую разведку не удался: площадка оказалась слишком малой, на взлете сдали свечи, и я повредил машину.

Теперь она отремонтирована общими силами и снова готова к полетам.

Завтра мы отправляем с парохода лишних людей. Нам не удалось проскочить в Тихий океан (хотя он был очень близок!), и теперь зимовка неизбежна. Во время дрейфа мы соберем богатый научный материал.

Если у тебя возникнут какие-либо трудности, телеграфируй мне: телеграммы к нам доходят, хотя и с большим опозданием.

Сейчас провели получасовое собрание с товарищами, которые идут пешком по льду на материк. Некоторые из них от мысли о возвращении домой повеселели, а то ходили «киселями» и хныкали.

Я очень скучаю, дорогая моя! Надеюсь, что летом мы с тобой увидимся и отдохнем.

Как идут занятия у ребяток? Я думаю, что они не будут меня огорчать.

Расцелуй их за меня. Скажи, чтобы прислали мне телеграмму, как учатся.

Передай привет всем знакомым…

Михаил

Искатели аэродромов[6]

Начались сильные морозы, пурга и метели. Конец декабря. Льды все еще цепко держат нас в своих железных объятиях. Если прежде была еще какая-нибудь надежда вырваться из льдов, то теперь об этом и разговора быть не может. Раньше весны и думать нечего о каком-либо продвижении.

Значит, зимовка.

Начальнику экспедиции становится ясным, что пора освободиться от лишних людей на корабле. А лишних для зимовки много. Необходимо высадить на берег женщин и детей, больных и слабых, оставить лишь самых необходимых работников для обслуживания корабля и весь научный состав экспедиции. Всего на берег намечено отправить сорок человек[7]. Единственная возможность доставить их на материк – это самолеты, но самолетам нужен аэродром.

Вот в этом и заключался весь вопрос: где найти площадку, чтобы оборудовать аэродром? Дело в том, что лед Чукотского моря не похож на льды других морей Северного ледовитого океана. Достаточно любой перемены ветра, и от гладких ледяных полей остаются груды нагроможденных льдин. Иногда такие нагромождения располагаются по линии сжатия и тянутся мощной грядой до пятнадцати метров высотой на протяжении нескольких километров. Ветер рвет и ломает эту цепь.

Новая передвижка льдин – и снова непроходимый ледовый хаос.

В районе, где зажало «Челюскина», было особенно хаотическое состояние льдов. Все же Отто Юльевич позвал меня к себе в каюту и, ознакомив с планом переброски людей на берег, предложил найти подходящее место для постройки аэродрома.

На другой день, осмотрев в бинокль с капитанского мостика местность, я отправился на лыжах искать площадку.

На лыжах… Чтобы представить себе удовольствие путешествовать по льдам на лыжах, нужно знать, что такое торосы.

Торосы – это обломки льда, нагроможденные друг на друга. Но обломок обломку рознь. Есть торосы, которые поражают своей массивностью. Вы невольно останавливаетесь в восхищении, любуясь лежащей перед вами хрустальной горой многолетнего льда весом в сотни тонн. Какой же силы должно быть сжатие, если вот такой «кусочек» вышвыривается на поверхность льдины?!

Еще большее впечатление производит само сжатие, когда льды приходят в движение и на ваших глазах из громоздящихся друг на друга обломков образуется колоссальный ледяной вал. Он медленно, но неотвратимо движется на вас. Оглядываешься по сторонам, затаив дыхание, подстерегаешь грозящую опасность и чувствуешь себя ничтожной пылинкой. Что противопоставить этому грозному движению валов?

Такое чувство особенно остро, когда сжатие застает человека вдалеке от коллектива. Мне это хорошо знакомо. Я не раз попадал в такое положение – один в нескольких десятках метров от парохода.

Совершенно иное ощущаешь, когда ты в большом коллективе. В коллективе всегда находишь силу единения, поддержку у своих товарищей, хотя они так же беспомощны, как и ты. Живые голоса, шутки, смех бодрят и отвлекают от мысли об опасности.

Итак, я иду на лыжах, ищу аэродром. Несмотря на торосы, ходить зимой по льду легче всего на лыжах. Зимой здесь выпадает глубокий снег: он очень затрудняет ходьбу по торосистому льду. Иногда проваливаешься по пояс в снег между глыбами льда и, выбираясь из ям, быстро утомляешься. На лыжах хотя и трудно перебираться через большие нагромождения, зато не проваливаешься и идешь хорошо.

Я направился на юг от «Челюскина». Там несколько дней назад были большие разводья, потом они замерзли и, возможно, уцелели. Это была бы удача. Мои предположения оправдались. В двух километрах от парохода я наткнулся на небольшое поле. Если слегка расчистить его, то можно получить полосу шириной в сто пятьдесят и длиной в пятьсот пятьдесят метров. При аккуратной посадке здесь можно принять самолет, если безветрено или ветры дуют вдоль полосы.

Ничего другого, более подходящего не оказалось. Что же делать? Я измерил толщину льда. Она оказалась не совсем еще достаточной. Для приема самолета надо не меньше тридцати пяти сантиметров, а тут был лишь двадцатисантиметровый лед.

Я вернулся на корабль, рассказал о результатах своих поисков. Решили подождать, пока сильнее промерзнет поле, – тогда и приступим к расчистке.

Увы, расчищать не пришлось: через два дня подул южный ветер, и площадку разломало. Мы особенно не печалились. Во-первых, сама площадка была очень уж ограничена, а во-вторых, южным ветром растащило лед, и появились очень большие озера чистой воды. Стояли сильные морозы; я надеялся, что эти плесы покроются гладким льдом и тогда у нас будет отличный аэродром. Так оно и случилось.

Ветер был очень незначительный, а потом и совсем стих. Через три дня я отправился на разводья. Они были в трех километрах от корабля. Подхожу ближе и сам себе не верю: передо мной раскинулось ровное-ровное поле километра в два длиной и метров семьсот шириной. Я взял пробу. Толщина льда была уже пятнадцать сантиметров. Спешу скорей на пароход сообщить радостную новость: у нас есть теперь готовый аэродром, на который, как только подмерзнет, можно принять целую эскадрилью.

Каждый день я наблюдал, как происходит намерзание льда. Тут и начались мои терзания.

Толщина льда дошла уже до тридцати сантиметров. Однажды утром прихожу… О, ужас! Поле разорвано. В восточной его стороне появилась трещина. Встревоженный, я обежал все поле, промерил и успокоился. Ничего, все же остался аэродром 800x300 метров.

Начинаю следить дальше. Вот уж толщина льда сорок-пятьдесят сантиметров. Давно можно принимать самолеты. Но тут другая беда: погода испортилась, на материке пурга, туманы. День очень короткий, летного времени в сутки всего четыре часа.

Погода с каждым днем ухудшается. Подули норд-осты. Лед пришел в движение. Метет так сильно, что в десяти шагах заблудишься.

Что делается с аэродромом? Вот что больше всего беспокоит.

Через неделю начинает стихать, уже не так сильно метет; можно отправляться поглядеть площадку. Утром на скорую руку завтракаю и спешу в путь. С трудом отыскиваю проложенную мной дорожку. Забираюсь на первый ледовый вал, всматриваюсь в ту сторону, где должен быть аэродром. Его нет! Место неузнаваемо. Моей площадки как не бывало.