Юрий Рытхэу - Магические числа

• Название: Магические числа
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986
• ISBN: [не указан]

В романе лауреата Государственной премии РСФСР Юрия Рытхэу «Магические числа» рассказывается о становлении Советской власти на Чукотке, о влиянии исторических событий на судьбы отдельных людей. Среди главных героев — шаман Кагот, большевик Алексей Першин и выдающийся полярный исследователь Руал Амундсен.

---

В сознании Амундсена уживались и чувство глубокой правоты, и чувство вины… Что же делать? Может быть, сказанное бывшим шамянпм все-таки споаведливо?

В то утро после ночного разговора Кагот выглядел обычным, ночная бессонница нисколько не отразилась на его облике. А может быть, это объяснялось еще и тем, что европейский глаз еще не научился распознавать на внешне бесстрастном лице эскимоса или чукчи его душевные движения? По заведенному порядку он сообщил начальнику о предстоящей отлучке с борта судна.

— Надо взять свежее нерпичье мясо и печенку, — сказал Кагот, для разнообразия меню иногда готовивший блюда из свежей нерпы. Особенной любовью членов экспедиции пользовалась нерпичья печенка, тушеная или жареная, с рассыпчатым рисом.

Кагот взял для обмена два фунта муки, несколько кусков сахара, любимый ребятишками Амоса яблочный мармелад и ко всему этому присовокупил еще две пачки табака.

21

Кагот спустился на лед и медленно зашагал к ярангам, стоящим на высоком берегу. Тишина прошедшей ночи как бы простерлась и на наступивший день, на разгоревшуюся зарю. Сегодня солнце уже заметно поднимется над горизонтом и будет часа полтора ослепительного снежного света. На этот случай Кагот захватил очкиконсервы с зелеными стеклами. У него имелось и чукотское приспособление, представляющее собой кожаную полоску с узкой прорезью для глаз, оно отлично предохраняло от снежной слепоты.

Кагот знал, что сегодня все мужчины дома: вчера у них был тяжелый, но добычливый день. Першин протащил мимо «Мод» трех привязанных друг за другом нерп. Хорошая добыча и сравнительно спокойная зима радовали сердца людей, и все было бы, наверное, прекрасно, если б не тревожные мысли о том, что и погода, и охотничья удача, и вообще жизнь — вещи непрочные, непостоянные и всегда надо ожидать какой-то перемены.

Кагот сначала зашел в ярангу Каляны.

Возле мехового занавеса большого полога на бревне-изголовье сидел Першин и чистил винчестер. Рядом с ним Айнана играла острконечными патронами. Каляна снимала жир с нерпичьих шкур и была вся перемазана кровью. Першин внешне сильно изменился по сравнению с тем, каким приехал в становище. Он отрастил густую мягкую бороду, начинающуюся у самых скул.

— Атэкай! Атэкай! — обрадовалась Айнана и бросилась навстречу отцу.

Каждый раз, когда Кагот смотрел на дочку, он видел в ней черты ушедшей навсегда Вааль. И тогда на его глаза навертывались слезы, щипало в носу и в груди возникала боль.

— Я всю печень оставила тебе, Кагот, — сказала Каляна. — Пусть тангитаны едят.

— Я возьму здесь две, — сказал Кагот, — а еще две у Амоса. Чтобы все было поровну.

— Хорошо, пусть будет так, — согласилась Каляна.

— Как в море? — обратился Кагот к Першину.

— Дрейфующий лед нынче отдалился, — начал Першин. Он говорил со знанием дела, словно всю жизнь только тем и занимался что бил нерпу на льду. — Припай нарос, и к открытой воде далеко идти. Только откроется вода — тут же замерзает. Опасно ходить по льду. Зато нерпы много. Хорошо охотиться!

Кагот пожалел, что не может ходить на охоту. Надо как-нибудь отпроситься у начальника на день и выйти на лед. Так ведь можно и позабыть, как добывается нерпа: не всю же жизнь быть ему поваром у Амундсена!

Казавшаяся издали непонятной и даже привлекательной жизнь на тангитанском корабле оказалась, в общем-то, однообразной, очень размеренной. Это впечатление усиливалось еще и тем, что начальник экспедиции требовал выполнения всех работ точно по часам. Особенно это касалось времени приема пищи. Задержка хотя бы на несколько минут вызывала его недовольство, и он делал строгий выговор. Но Кагот приноровился подавать и завтрак, и обед, и ужин в точно назначенный час или даже чуточку раньше, чтобы избежать упреков.

— Следов белых медведей немного, — продолжал Першин, — но они есть, особенно возле прибрежных скал.

— Будьте осторожны, — предупредил Кагот, — это скорее всего медведица с детенышем. Может подкрасться сзади и напасть.

— Амос мне тоже говорил, — сказал Першин. — Когда я того медведя убил, мне показалось, что теперь мне ничего не стоит добыть иследующего. А вот не попадаются.

— Белый медведь — редкая добыча, — заметил Кагот. — Когда какой год выпадает. Но к весне звери могут появиться.

Каляна подала чай, и мужчины приступили к основательному чаепитию с сахаром. Налили и Айнане в плоское блюдечко, чтобы не обожглась, и дали большой кусок сахара. Девочка пила как большая, засунув сахар за щеку. Втянув в себя весь чай, она вынимала сахар и клала его на столик, ожидая, пока ей нальют еще.

— Как дела с обучением грамоте? — поинтересовался Кагот.

— Туговато идет, — ответил Першин. — Ведь, по сути, мне приходится обучать не чукотской, а русской грамоте.

— Однако вижу, что у вас-то чукотский язык хорошо пошел, — заметил Кагот.

— У меня хорошие учителя, — улыбнулся Першин. — Учат все время. По-русски ведь не с кем говорить.

— Меня тоже учат грамоте, — признался Кагот.

Першин заметно удивился этому.

— А какой грамоте? Норвежской?

— Пока непонятно какой, — ответил Кагот. — Но мне больше нравится счет и числа… Вот я все хотел спросить у вас: у корабельных тангитанов тоже есть поэты или они только у русских?

— Поэты есть у всех народов, — ответил Першин. — И у норвежцев и у англичан. Я даже уверен, что они есть и у вас. Ведь тот, кто сочиняет песни, тоже поэт. А песни у вас есть, не правда ли?

— Песни-то есть, но в них мало слов, — вздохнул Кагот.

— А разве в вашем языке нет похожего на то, что я читал вам из Пушкина, Блока? — спросил Першин.

— Может быть, и есть, — неуверенно ответил Кагот, — но этошаманские заклинания, и они исходят не от человека, а от Внешних сил.

— Как это? — не понял Першин.

— Внешние силы как бы тоже говорят человеческими словами, но через избранного, через шамана, — объяснил Кагот.

— Значит, шаман и есть поэт! — весело заключил Першин.

Кагот покачал головой. По учителю выходит, что и он, Кагот, тоже является поэтом, как те тангитаны, которые сложили слова про зимнюю дорогу или про звезды, но Кагот сомневался в этом.

Внешне в яранге ничего не изменилось. На прежнем месте висел гостевой полог, свидетельствуя о том, что мечты хозяйки заполучить мужчину в большой полог пока остались неосуществленными. Это несколько озадачило Кагота, который до встречи с членами экспедиции Амундсена и до приезда Першина видел в мужчинах-тангитанах людей, весьма жадных до женщин, не брезгующих часто и старухами. Может быть, эти мужчины как-то иначе устроены? Но телесное устройство членов экспедиции Амундсена ничем существенным не отличалось от его, Кагота, точно так же как и Першина, которого он видел голым в корабельной бане. Странные люди… И не похоже, чтобы брезговали. Наоборот, в кают-компании часто слышались слова похвал и Калине, и жене Амоса Чейвынэ, и особенно юной Умкэнеу.

Должно быть, эти тангитаны принадлежали к роду особо стеснительных или очень преданных своим женам.

— Жена у вас есть? — спросил Кагот.

— Не успел я жениться, — почему-то с виноватой улыбкой ответил Першин.

— А собираетесь?

— Когда-нибудь придется…

— Здесь будете жениться или у себя в Петрограде?

— Это уж как судьба решит…

— Это верно, — вздохнул Каготи засобирался. — Ну, я пойду: мне еще надо соседей навестить.

Возле яранги Амоса катались на санках Эрмэн и Илкэй. Детишки кинулись на гостя с криком:

— Дядя Кагот! Дядя Кагот! Ты принес нам тангитанские сладости?

— Принес, принес! — весело ответил Кагот, чувствуя себя благодетелем, человеком, приносящим радость не только взрослым, но и детям. Он уже привык к своему новому положению. В становище каждый приход Кагота означал пополнение оскудевших запасов муки, чая и сахара, которые хотя и считались лакомством и не определяли главного содержания питания, но, однако, без этих продуктов жизнь уже казалась пресной.

Амос чинил нарту, пристроившись у ярко горящего костра. Чейвынэ занималась исконно женским делом — с помощью каменного скребка, насаженного на деревянную ручку, очищала нерпичью шкуру.

— Амын етти! — приветствовал гостя Амос. — Какие новости?

— Новостей особых нет, — степенно ответил Кагот, присаживаясь на китовый позвонок и развязывая мешок с подарками. — Вот кое-что принес вам и ребятишкам. Он подал мальчику и девочке по конфете, а остальное Чейвынэ. — Счету меня начали обучать.

— Счету? — переспросил Амос. — Для чего это?

— Ну, для того, чтобы знать число вещей.

— Много вещей у тебя завелось?

— Не так чтобы много, но кое-что есть, — ответил Кагот. — Но счет не для этого.

— Ты говорил, что тангитаны все меряют, — сказал Амос. — Им это для чего-то надо. А тебе зачем? Тоже мерить будешь?