Явдат Ильясов - Башня молчания

• Название: Башня молчания
• Автор: Явдат Ильясов
• Издательство: Издательство литературы и искусства им. Гафура Гуляма
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

Знаменитый поэт, астроном, математик Омар Хайям (1048-1131) перенес за долгую жизнь много тяжелых испытаний: наветы и опалу, бедность и непонимание со стороны окружающих. Однако ни разу он не изменил себе. Своим талантом, знаниями, прогрессивными устремлениями он боролся за справедливость.

За столетия имя Омара Хайяма обросло многочисленными легендами, подчас маловероятными. В повестях Явдата Ильясова делается смелая попытка прояснить сложный образ ученого и поэта.

---

«О боже! Когда вы оставите меня в покое? Ну, меня-то, – ладно, я человек терпеливый. Когда вы оставите в покое эту великую несчастную страну?»

Басар, вновь оказавшийся на степной дороге, – Омар не мог его оставить дома одного, – дико носился по каменным россыпям и придорожным зарослям. Не упуская, однако, из виду хозяина. Которому, поймав в предгорной лощине, принес, похваляясь, зайца.

Дом пришлось заколотить. Омар уплатил квартальному миршабу, начальнику ночной стражи, десять золотых, чтобы тот присматривал за его жильем.

Приехали за ним, как в последний раз, когда Санджар посетил Нишапур, воины-тюрки, но Ораза средь них уже не было…

– Жутко стало жить в Исфахане, – рассказывал тюрк-порученец, передавший Омару повеление Мохамеда прибыть в столицу, – он вместе со старым Оразом гостил в тот раз у поэта и потому знал его. – В городе кишат исмаилиты. Один слепой выходил к вечеру с палкой на улицу и умолял прохожих: «Да помилует бог того, кто возьмет слепого за руку и доведет до двери его дома».

– И что же?

– Улица была узкой и темной, и дом слепого находился в самом ее конце. Когда кто-нибудь приводил его к дому, какие-то люди втаскивали беднягу во двор и кидали в глубокий колодец. Много людей так пропало за несколько месяцев. Как-то раз возле этого дома остановилась нищая старуха. Она услышала стон и произнесла нараспев:

«Дай бог здоровья больному!»

Вышли какие-то люди. Они, видно, подумали, что она все поняла, и хотели втащить ее в дом. Женщина испугалась и убежала. На перекрестке она рассказала: «У такого-то дома я слышала стон, и его обитатели хотели меня схватить».

Собралась толпа. Вошли силой в дом, обыскали все углы и закоулки, обнаружили ход к сардобе – подземному водоему. И что ты думаешь?..

Омар не раз замечал у людей недалеких: вступая с ним в разговор, они, зная, кто он такой, непременно старались его огорошить: мол, я тоже не прост! Мы с тобой – на равных…

Огорошил и этот:

– Горожане нашли в хранилище для воды человек пятьсот пропавших. Большинство было убито, иных распяли на стене, двое-трое еще умирали. Слух об этом разнесся по городу. Каждый нашел среди жертв знакомого, друга или родственника. Весь Исфахан стонал! Слепого, его жену и помощников сожгли на базаре…

Он победно взглянул на Омара.

– Эта нищенка, – усмехнулся Омар недоверчиво, – шустрая старушенция! Убежать от хашишинов – не всякому это под силу.

– Так говорят, – сказал враждебно сопровождающий.

– Ну, они – наговорят…

– Раз говорят, значит, правда! – Воин смертельно обиделся на Омара – за то, что он, его выслушав, не упал, потрясенный, с лошади. Вот так и вызываешь у людей к себе неприязнь…

– Что ж, допустим. И эти полтысячи трупов несколько месяцев лежали в сардобе целехонькими, не портясь при знаменитой исфаханской жаре? – продолжал безжалостный Омар. – Не отравили воду в колодце? И запах от них не разнесся по всему кварталу? Их по запаху сразу б нашли. Удивительная история…

– Может, ты сам хашишин? – обозлился сопровождающий.

– А как же, – устало вздохнул Омар. – Я правнук «шейха горы». Хотя, «говорят», – подчеркнул он дурацкое слово, – он моложе меня. Лет на пять. Но для таких, как ты, это не имеет значения. Верно?..

Поэт, не выносивший насилия во всех его видах, отнюдь не питал к хашишинам пристрастия. И не был склонен ни выгораживать их, ни чернить перед кем-то. Он хотел достоверно знать, что же они собой представляют, разобраться в причинах их злодеяний.

А слухи – это слухи. Математик не может строить на них логический вывод. Вывод же для себя Омар сделать хотел. Что происходит в этой славной, древней стране с богатейшей историей?

«Я здесь рожден, ел хлеб этой земли, пил ее воду и немало труда вложил в нее, – почему, не спросясь меня, всякие там проходимцы вытворяют на ней, что взбредет в горячую голову?

Сколько бы я ни топорщился, не так уж я безразличен к судьбе этой страны. И шумлю, уж если вникнуть поглубже, разве не ради нее? Родина – мать, да, но если мать, по несчастью, забывает о всяких приличиях, разве грех о них напомнить? Боготворить ее слепо – ей же во вред. У дурных матерей – дурные дети.

Если рушится дом, человек, который в нем живет, должен знать, отчего. Чтобы подставить опорный столб под нужную балку. Ведь балка валится не куда-то, а прямо ему на голову…»

До сих пор ему было все недосуг заняться вплотную сектой Хасана Сабаха. Он понимал, что вызов к султану как-то связан с исмаилитами. И ловил по дороге каждое слово о них.

В том же году исмаилиты зарезали сепахсалара Сарзана, – главного начальника тюркских войск, и Сакардже – наместника Дехестана…

И – завертелось!

В Гиляне убит умеренный шиитский проповедник Хади Кия Алави.

В Рее убит учетчик поступлений в казну Абу-Амид.

В Казвине – судья Искандер Суфи. Там же – бывший исмаилит Сарлебари Фармати, порвавший с кровавой сектой.

Убит судья Абдаллах Исфахани…

Не дай бог, скоро весь Иран превратится в колодец, заваленный трупами.

Визирь Сад аль-Мульк Аби рад Омару, как родному. Он, конечно, не суетится, не мечется, – раз приложился плечом к плечу, похлопал по спине и отступил, одобрительно поглядывая и довольно посмеиваясь.

– Нам так не хватало вас! – сказал он поэту в высшей степени дружелюбно, усадив его рядом с собой. – Запутались мы в клубке разных вероучений и множества их течений.

– Я в этих делах человек посторонний. Разве мало у нас ученых богословов? – Он горько усмехнулся. Пока дела у них идут хорошо, знать не хотят Омара Хайяма. Чуть хвост прищемит – бегут к нему…

– Много! Но они – пристрастны. Возьмем, к примеру, барана. Его любимое растение – повилика. Ставь перед ним шашлык, куропаток, фазанов, редкую рыбу – он отвернется от них, недовольный. И, если б мог говорить, отозвался об этих яствах как о чем-то несъедобном и даже – отвратительном. Нет для него ничего вкуснее сочной повилики! О достоинствах тех блюд он судить не в состоянии. Вы же…

– Человек всеядный, – подсказал Омар. – Как свинья и медведь.

– Ну, зачем же так грубо, друг мой! Вы человек беспристрастный. Без предрассудков. Вы способны взглянуть на события как бы сверху, свежими глазами, и найти для них точное объяснение.

– Когда-то это ставилось мне в вину.

– Времена изменились, друг мой.

– Времена! – гневно вскричал Омар. – Время – это что? Эпоха или шлюха, которая каждый час меняет свой наряд и то улыбается человеку, то плюет на него? Я – не изменился. И ничем вам помочь не смогу.

– Пусть учитель простит, если я сказал что-нибудь не так. Ему следует поговорить с государем…

Омар никогда не страдал слезливой чувствительностью, но тут у него увлажнились глаза. Вот за этой дверью, в библиотеке, составлял он новый календарь. В этой келье к нему приставала царица Туркан-Хатун. Было много встреч, не всегда тягостных, иногда и радостных.

Здесь его судили. Тут, у этих дверей, из-за бархатной завесы, сочувственно смотрела на поэта, приговоренного к смерти, дворцовая девчонка Хадиче. Та, что затем умерла от оспы…

Последний раз он был здесь при визире Иззе аль-Мульке, когда обитателей дворца косила эта страшная болезнь. Тогда погиб царевич Махмуд. Баркъярука, Мохамеда и Санджара лекарь-поэт сумел спасти…

Нехорошо на душе. Их шаги тревожно звучали на всю цитадель. Во дворце – пустынно и тихо. Нет обычной возни множества слуг. Не слышно нежных песен из гарема. Зато всюду стража в полном снаряжении – на стенах, на лестницах и в переходах, у всех входов и выходов.

Царский дворец, когда-то веселый и шумный, превратился в военный лагерь. На майоликовых плитах уютных внутренних двориков – черные пятна золы с головешками от недавних костров. Узорные решетки галерей припорошены легкой копотью. В мраморных бассейнах – мусор.

– На время военных действий между братьями, – сказал визирь, провожая поэта к султану, – государь велел переправить казну, арсенал, мелких слуг и дворцовых девушек в крепость Шахдиз. Это недалеко, вон в тех горах, – показал визирь на скалистый хребет, примыкающий к городу с юга. – И сейчас они там. Пока еще страсти не улеглись…

Басар в чужом доме осторожно, украдкой шел рядом с хозяином, в любой миг готовый к обороне и нападению. Даже пес понимал: здесь надо держаться с оглядкой.

– Тюркский пес? – спросил визирь Сад аль-Мульк подозрительно. В сочетании этих двух его слов отдаленно угадывалась некая двусмысленность.

Омар – неохотно:

– Степной…

– Псы тюрков служат нам, – вздохнул эмир загадочно, – мы, как псы, служим тюркам. Хотя, как известно, они сами… Говорит же Хасан Сабах: «Тюрки – не из детей Адамовых».

– Ты что? – остановился Омар. Басар прижался к его ноге. – Опасная откровенность! Проверяешь верность мою Сельджукидам – или склоняешь к измене? Я должен сразу предупредить: в дрязги ваши меня не старайтесь втянуть, я далек от них!