Николай Черкашин - Балтийский эскорт

• Название: Балтийский эскорт
• Автор: Николай Черкашин
• Издательство: Совершенно секретно
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-89048-156-8

Новая книга писателя-мариниста в «Морской коллекции Совершенно секретно» посвящена морякам Балтийского флота. В остросюжетных документальных повестях «Полет над морем «майского жука» и «Знак Вишну» - раскрываются неизвестные страницы военной истории.

Вторая часть книги - очерки о судьбах балтийцев нашего времени, о писателях Викторе Конецком и Валентине Пикуле.

---

Я шел искать старые стены лейтенанта Павлинова. Как светлы песчаные поляны в низкорослом сосняке. Кривые тени кривых стволов причудливо узорили песок, чуть поросший травой. Я брел по руслу исчезнувшей жизни, точно по следу иссохшего в пустыне ручья. Там, в бескрайних песках, берега мертвых рек приводят путника к руинам заброшенных городов… Но в каждом живом городе стоит град мертвых, град давным-давно исчезнувших людей. Мы живем и суетимся в нем среди их потомков, их домов и храмов, их книг и писем, их портретов и фотографий, их могил и уцелевших безделушек… И тебе откроется этот город мертвых в вертограде живых, - нет, не мертвых! а оставшихся в бездне веков; он откроется тебе, когда ты войдешь в него по руслу чьей-то отзвеневшей жизни (так открывались мне Москва и Берлин, Таллинн и Петербург). И тогда ничему не удивляйся. Ибо все, что ты ищешь, вдруг станет находиться само собой. И книги будут попадаться на глаза именно те, которые нужны, но о которых ты и не подозревал. И раскрываться они начнут именно на тех страницах, которые тебе совершенно необходимо было прочитать. И какой-то толчок души заставит тебя заговорить именно с этим незнакомцем, а не с тем, войти вдруг именно в эту дверь, а не в ту.

Ты почувствуешь, что тебя ведут. Тебя ведут, и все счастливые случайности твоего розыска вовсе не случайны…

Дом на улице Мяннику, описанный мне первой дочерью Павлинова, стоял как ни в чем не бывало, пережив все войны, пожары и реконструкции. Может быть, он один и сохранился на всей улице, зажатый со всех сторон современными коттеджами. Только уж очень неказист был и ветх: бедно крытый простым толем, с трещинами в беленых стенах, прикрытых плющом, с покосившейся мансардой. И стоял над черной его кровлей, едва выглядывавшей из цветущих яблоневых крон, молодой месяц белой ночи.

На мой звонок вышла из садовой калитки немолодая худощавая хозяйка. Я извинился за неурочный визит и стал объяснять, зачем я здесь… Хозяйка хмурилась, видимо, все же недовольная моим вторжением, но едва она заговорила мне в ответ на эстонском, стало ясно - я для нее не просто незваный гость, но прежде всего - русскоязычный мигрант, оккупант, поработитель… Весь набор газетных клейм так и светился в ее колючих глазах. Тогда я перешел на английский. И тут она усмехнулась, приоткрыла калитку и сказала по-русски без малейшего акцента:

- Ну что ж, проходите…

Однако в дом не провела, и мы устроились за маленьким садовым столиком. Мне пришлось долго растапливать лед предубежденности, прежде чем Валенсия, так представилась моя собеседница, решилась рассказать что-либо о себе и доме. Нет, Павлинова она никогда не видела, так как родилась в сороковом году, но ее мать, эстонка, владелица этой "фазенды", очень тепло отзывалась о своих весьма скромных постояльцах. Они снимали у нее мансарду.

- У вас испанское имя, - заметил я.

- Испанское, - подтвердила Валенсия, - тогда в моде была Испания. В Эстонию, как и в Союз, привозили испанских детей. Отец ходил за ними на каком-то пароходе, вот и решил дать испанское имя. Так мне мама рассказывала.

- Она жива?

- Умерла в шестидесятом.

- А отец моряком был?

- Да. Он русский. Его фамилия Галкин. Сначала на торговом судне плавал, а потом на подводной лодке… Во время войны попал в плен. Сталин ему этого не простил (она так и сказала, как будто Сталин лично знал этого моряка). Он пропал, как и ваш Павлинов, в каком-то лагере. Может, вам попадутся его следы, раз уж вы ищете… Я тут сама пробовала… О нем ведь даже за границей писали. Я вам сейчас покажу…

Валенсия сходила в дом и принесла оттуда папку. В ксерокопии со страницы какого-то финского журнала я смог прочесть всего три слова: "Мetallist", "Рioner" и "Galkin" и еще номер подводной лодки - Щ-303.

- Там, на обороте, перевод написан.

Я перевернул листок и с трудом разобрал карандашные строки: "Советский моряк Галкин, попавший в плен к финским властям и переданный затем германской службе "абвер" в Таллинне, показал, что в 1939 году подводная лодка, на которой он служил под командованием капитана 3 ранга Травкина, Щ-303 получила секретный приказ потопить в Финском заливе советские пароходы "Металлист" и "Пионер" для того, чтобы вина за их гибель легла на финнов и это могло бы послужить поводом для начала войны с Финляндией. Однако сталинская дипломатия использовала эту провокацию для того, чтобы ввести войска Красной Армии в Эстонию и другие прибалтийские республики, дав понять, что "Металлист" и "Пионер" потоплены бежавшей из Таллинна польской подводной лодкой "Орел".

Галкин!… Я чуть было не вскрикнул: "Да я знаю вашего отца! Видел его в фильме "Командир счастливой "Щуки". Читал о нем в мемуарах Травкина…" Хорошо, что удержался: Валенсия почитала своего отца как героя и невинную жертву сталинизма вроде Павлинова. Однако это было не так… Вот, что рассказывал в своей книге "Всем смертям назло" Герой Советского Союза капитан 1 ранга Иван Васильевич Травкин, командовавший Щ-303 во время войны:

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "…21 мая 1943 года. Мне до сих пор тяжело вспоминать события того дня. (Загнанная кораблями противника, Щ-303 вторые сутки лежит на грунте, в отсеках кислородное голодание… - Н.Ч.)

В 15 часов 35 минут акустик вновь услышал над нами шумы винтов большого числа кораблей. Сделав об этом запись в журнале, вахтенный офицер Магрилов поспешил ко мне в пятый отсек, чтобы доложить об изменении обстановки. В этот момент раздался сигнал аварийной тревоги. Погас свет. Лодку слегка встряхнуло, и она стала всплывать.

Стремглав бросаюсь в центральный пост. Но стальная переборочная дверь, ведущая туда из четвертого отсека, оказывается запертой. В темноте толкаю ее, колочу по ней кулаками - не поддается. Через смотровой глазок - маленькое круглое отверстие в двери - вижу, как яркие лучи солнца врываются во тьму центрального поста через шахту рубочного люка.

Что произошло?

Магрилов и я во всю мочь стучим в стальную дверь. Такой же стук слышим и из второго отсека. В глазок вижу: из радиорубки выскочил Алексеев, открыл дверь второго отсека и впустил в центральный пост Пенькина. Тот сразу полез на мостик. Из радиорубки появился Мироненко. Он бежит и открывает нашу дверь.

В центральном посту уже Ильин и Цейшер. Приказываю им готовить лодку к срочному погружению и вслед за Пенькиным взбираюсь по скоб-трапу на мостик.

Режет глаза от яркого солнца. Ослепительно сверкает море. Оглядываюсь. Множество кораблей застыло на различном удалении от лодки. Ближайшие из них всего метрах в тридцати. Стволы орудий нацелены на нас. А на носовой надстройке лодки старшина трюмных Галкин размахивает белой тряпкой.

- Галкин, в чем дело?- кричу ему.

- Не могу больше. Все равно все погибнем!

- Предатель!

Как я пожалел, что пистолет мой остался в каюте! Что же делать? Скомандовать срочное погружение? Нельзя: лодку расстреляют прежде, чем она укроется под водой, тем более что люди еще не пришли в себя… Нет, надо сначала заполучить несколько минут. Попробую обмануть фашистов. Пусть они и взаправду подумают, что мы собираемся сдаваться. Я даже начинаю что-то кричать на ближайший корабль. Гитлеровцы сочли, что я приглашаю их на переговоры. С корабля стали спускать шлюпку. Поверили, глупцы!

А из центрального поста уже доложили, что лодка готова к погружению. Взмахиваю рукой. Лодка с большим дифферентом на нос ныряет под воду. Галкин остается барахтаться на поверхности.

Беру курс прямо под вражеские корабли. Расчет прост: пока они опомнятся, пока разовьют ход, на котором можно бросать глубинные бомбы (иначе от их взрывов сам корабль пострадать может), пока развернутся на боевой курс, мы уже отойдем на некоторое расстояние и притаимся на грунте.

Так и сделали. Лодка лежит без движения. Наверху неистовствуют фашисты. Их винты буравят воду во всех направлениях.

Грохает над самой головой. Грохает так, что почти все валятся с ног. Лопаются вдребезги плафоны и лампочки, от их осколков звенит палуба. Мы оказываемся в кромешной тьме. Взрывы - один за другим. Электрик Савельев включает аварийное освещение. В его полумраке закопошились люди, поднимаются, занимают свои места. Кричу в переговорные трубы:

- Осмотреться в отсеках!

Серьезных повреждений нет, если не считать, что в шахту подачи воздуха к дизелям откуда-то стала сочиться вода. Это пустяки.

Из головы не выходит Галкин. Как он мог решиться на такое? Нет, это не отчаяние труса. Это осознанное предательство: ведь он задраил обе двери центрального поста, чтобы никто не мог помешать ему. Товарищи заявили: лучше смерть, чем позор плена. А он, спасая свою шкуру, решил продать их. Как и всякий изменник, он выбрал самый тяжелый момент, чтобы ударить в спину. Наше счастье, что Алексеев и Мироненко спали в радиорубке и открыли нам двери. Иначе… Страшно даже подумать, что было бы иначе.

И как мы просмотрели, что среди нас жил такой мерзавец? Что мы знали о нем? Груб, дружить не умеет, теряется в моменты опасности. И все. Думали, дело поправимое. Мало ли людей менялось на глазах. А глубже не заглянули. Не заглянули в черную душонку, мыслей его черных не разгадали. И чуть не поплатились за это.