Эдвард Бульвер-Литтон - Король Гарольд

• Название: Король Гарольд
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Жанр: История

---

Граф не докончил фразы, осмотрелся кругом и потом продолжал:

- Кто будет стоять ближе к саксонскому престолу, когда мня уже не станет, как Гарольд - любовь и опора сеорлей и гордость наших танов? Гарольд, язык которого никогда не робел в собраниях Витана и оружие которого не знало поражения?

Сердце Гиты забилось, и щеки запылали самым ярким румянцем.

- Но, - продолжал Годвин, - не столько я боюсь наших внешних врагов, сколько зависти родственников. При Гарольде стоит Тостиг, алчный к наживе, но вовсе неспособный удержать захваченное...

- Нет, Годвин, ты ..клевещешь на своего красивого и удалого сына.

- Жена! - воскликнул граф с угрозой в глазах. - Слушай и повинуйся! Не много слов успею я произнести на земле! Когда ты прекословишь, то кровь бьет мне в виски, и глаза застилаются непроглядным туманом...

- Прости меня, мой муж! - проговорила Гита.

- Я не раз упрекал себя, что в детстве наших сыновей я не мог уделить хотя несколько времени на то, чтобы следить за их образованием! Ты же слишком гордилась их внешними достоинствами, чтобы наблюдать за внутренним развитием их сил!.. Что было мягче воска, - стало твердо, как сталь! Все те стрелы, что мы роняем небрежно, судьба, наша противница, собирает в колчан; мы сами вооружили ее против себя и поэтому должны поневоле заслоняться щитом! Потому, если ты переживешь меня и если, как я предугадываю, между Гарольдом и Тостигом начнется тотчас распря... заклинаю тебя памятью прошлых дней и твоим уважением к моей темной могиле, считать разумным все, что порешит Гарольд. Когда не станет Годвина, то слава его дома будет жить в этом сыне... Не забывай же слов моих. Теперь же, пока еще не смерклось, я пройдусь по рядам, поговорю с торговцами и выборными Лондона, польщу, кстати, их женам... Буду до конца всегда предусмотрительным и бдительным Годвином.

Он тут же встал и вышел привычной твердой поступью; собака встрепенулась и кинулась за ним, а его слепой сокол повернулся к дверям, но не тронулся с места.

Гита склонила голову и смотрела задумчиво на багровое пламя, которое мелькало иногда сквозь голубой дым, размышляя о том, что ей высказал муж.

Прошло с четверть часа после выхода Годвина, когда дверь отворилась; Гита подняла голову, думая, что идет кто-нибудь из ее сыновей, но вместо того увидела Хильду; две девушки несли за ней небольшой ящик. Вала велела знаком опустить его к ногам Гиты, после чего служанки с почтительным поклоном удалились из комнаты.

В Гите жили еще суеверия ее предков, датчан; ею овладел испуг, когда она увидела перед собой валу и пламя озарило всегда холодное, спокойное лицо Хильды и черную одежду. Однако же, несмотря на свои суеверия, Гита, не получившая почти образования и вместе с ним и средств развлекать свою скуку, любила посещения своей почтенной родственницы. Она любила переживать улетевшую молодость в беседах о диких нравах и мрачных обрядах датчан; само чувство страха имело для нее особенную прелесть, которую имеют для малолетних детей сказки о мертвецах.

Оправившись от первого испуга, она пошла поспешно навстречу своей гостье и сказала приветливо:

- Приветствую тебя? Зноен нынешний день, и путь до нас далек! Прежде, чем предложить тебе закуску и вино, позволь мне приготовить тебе сейчас же ванну и освежить тебя: купание полезно для пожилых людей, как сон для молодых.

Но Хильда отвечала отрицательным жестом.

- Я сама дарю сон и готовлю купания в обителях Валгаллы, - возразила она. - Вале не нужны ванны, которыми смертные освежают себя; вели мне подать пищу и вина... садись на свое место, королевская внучка, благодари богов за прожитое прошедшее, которое одно принадлежало тебе. Настоящее не наше, а будущее не дается даже во сне; прошедшее - наша собственность, и целая вечность не может отменить ни одной радости, которую дало нам летящее мгновение.

Вала села в большое кресло Годвина, оперлась на волшебный посох и молчала несколько минут, погрузясь в размышления.

- Гита, - сказала она наконец, - где же теперь твой муж? Я пришла сюда, чтобы пожать ему руку и взглянуть в глаза его.

- Он ушел в торговые ряды, а сыновей нет дома;

Гарольд должен приехать с наступлением вечера.

Едва приметная улыбка мелькнула на губах валы, но сменилась немедленно выражением печали.

- Гита, - сказала она, говоря с расстановками, - ты, верно, помнишь Бельсту, страшную деву ада? Ты, верно, ее видала или слыхала о ней в молодости?

- Конечно, - ответила с содроганием Гита. - Я видела ее однажды, когда она во время сильной бури гнала перед собой свои мрачные стада... А отец мой видел ее незадолго до смерти; она мчалась по воздуху верхом на седом волке... К чему этот вопрос?

- Не странно ли, - продолжала Хильда, уклоняясь от ответа, - что древние Бельста, Гейдра и Гулла, волчьи наездницы, пожирательницы людей, успели проникнуть в самые тайники чародейства, хотя употребляли их на гибель человечества? Я же старалась проникнуть в сокровенное будущее, вопрошала норн, отнюдь не для того, чтобы вредить врагам, а единственно - с целью узнать участь близких душ, и мои предвещания сбылись только на горе и на погибель их!

- Как же это, сестра? - спросила ее Гита с ужасом, смешанным с невольным восхищением, пододвигаясь к вале. - Ведь ты же предсказала наше победоносное возвращение в Англию, и все это сбылось!.. Потом ты предрекла (и лицо Гиты засияло от гордости), что на челе Гарольда засияет со временем королевский венец!

- Первое предсказание действительно сбылось, но... - и Хильда, взглянув на принесенный ларчик, продолжала потом как будто про себя: - А этот сон Гарольда? Что предвещает он?.. Руны не повинуются мне и мертвые молчат. Я вижу впереди только сумрачный день, в котором любимая им девушка будет уже навеки принадлежать ему... А далее... все мрак, густой и непроглядный. Не говори же, Гита, время вдвое тяжелее надмогильного камня давит сердце мое.

Настало гробовое молчание. Потом вала, указывая на багровое пламя, заговорила снова:

- Всмотрись в эту борьбу между огнем и дымом! Дым взвивается в воздух серыми клубами и вырывается на волю, чтобы слиться с блуждающими разорванными тучами. Мы можем проследить его от минуты рождения до минуты падения... С недр пламени до ниспадания его в виде дождя. Все то же совершается с человеческим разумом, который тот же дым; он стремится отуманить наш взгляд и возносится затем только для того, чтобы потом испариться! Пламя горит, пока не истощится топливо, а потом исчезнет неизвестно куда. Но хотя мы не видим его, оно живет в воздухе, скрывается в камнях, навертывается на иссохшие стебли, и одно прикосновение зажигает его; оно играет на болотах, собирается на небе, грозит нам везде молнией... согревает воздух... оно - жизнь нашей жизни, стихия всех стихий. Гита! Огонь живет, когда наш взгляд не может уловить его жизни, он горит и исчезает, но не подвластен смерти.

Вала снова замолкла, и опять обе женщины стали смотреть на пламя, которое играло на мрачном лице Гиты и на ясном, величественном и спокойном лице задумчивой пророчицы.

ГЛАВА II

Гарольд въехал в Лондон и, отправив дружину впереди себя к отцу, своротил к римской вилле. Прошло несколько месяцев после его последнего свидания с Юдифью; он не имел о ней известий. Известия в то время приходили с трудом; они приносились нарочными гонцами или через прохожих, или же переходили просто из уст в уста. Посреди своих сложных непрерывных занятий Гарольд безуспешно старался забыть девушку, жизнь которой - он знал это без всяких предсказаний - была неразрывно связана с его жизнью. Препятствия, которые он признавал в душе вполне несправедливыми, хотя и покорялся им из видов честолюбия, развивали сильнее чувство этой единственной любви всей его жизни, страсти, которая нередко, помимо его ведома, вдохновляла его стремления к славе и сливалась со всеми его мечтаниями о могуществе.

Как ни отдаленна, как ни темна была надежда его жизни, она не угасала ни на один момент. Законным наследником короля Эдуарда был один его родственник, проживавший всегда при германском дворе, человек очень добрый и уже давно женатый; слабое же здоровье короля Эдуарда не обещало ему долгого царствования. Гарольд сильно надеялся, что подобный преемник его верховной власти, дорожа сыном Годвина, как опорой трона, выпросит у жрецов разрешение, которого не желал Эдуард и которое могло вызваться только царским ходатайством.

Гарольд подъезжал к вилле с этой сладкой надеждой и в то же время со страхом, чтобы сама Юдифь не разбила ее своим вступлением в жрицы, и его сердце билось то тревожно, то радостно.

Он достиг здания виллы в ту минуту, как солнце, склоняясь уже к западу, ярко освещало грубые и темные столбы друидского капища; у жертвенника, как и несколько месяцев назад, сидела Юдифь.

Он соскочил с коня, пустил его на траву, а сам взбежал на холм. Тихо прокрался он сзади к молодой девушке и споткнулся нечаянно о надмогильный камень саксонского героя. Но привидение рыцаря, созданное, быть может, его воображением, и виденный им сон давно уже изгладились из памяти Гарольда; в сердце не оставалось суеверного страха, и все силы его после долгой разлуки излились в одном слове: "Дорогая Юдифь!"