Эдуардо Мендоса - Город чудес

• Название: Город чудес
• Автор: Эдуардо Мендоса
• Издательство: Махаон
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006

Время и место действия романа «Город чудес» – Барселона конца XIX – первой половины ХХ в., главный герой – нищий деревенский мальчишка, который начинает свою жизнь в большом городе с распространения анархистской литературы и продажи жидкости для выращивания волос, а заканчивает ее богачом, властителем финансового и преступного мира.

В этом произведении, продолжающем традиции плутовского романа, причудливо переплетаются легенды и исторические факты, фантазия и реальность, сатира и романтизм, любовь и жестокость. А фоном для разворачивающихся событий служит Барселона – одновременно таинственная и земная, поэтичная и шумная, будоражащая себя и нас.

---

– Кого, скажи на милость, может заинтересовать эта галиматья? – спросил маркиз, прослушав сценарий первого полнометражного фильма, растиражированного потом в киностудиях Онофре Боувилы и надоевшего всем до тошноты.

Онофре заперся в своем кабинете и работал над ним дни и ночи в полном одиночестве. Он вникал во все: в игровые положения, отдельные сцены, декорации, костюмы, не упуская ни малейшей, самой ничтожной детали. Прошло несколько дней, а он все не показывался на людях, пока жена не подошла к кабинету и не нашла дверь запертой. Испугавшись, она постучалась:

– Онофре, открой, это я. С тобой все в порядке? Почему ты молчишь? – и не получив ответа, принялась исступленно барабанить в дверь кулаками. На помощь прибежали встревоженные суматохой слуги, и она, осмелев, закричала: – Открывай, или я прикажу вышибить дверь!

Из комнаты донесся спокойный голос:

– У меня в руке револьвер, и я выстрелю в первого, кто осмелится сюда сунуться, – пригрозил он стоявшим за дверью.

– Но Онофре, послушай, – не унималась жена, хотя кому как не ей было хорошо известно, что он может исполнить свое обещание не моргнув глазом. – Ты сидишь там без еды и питья вот уже два дня.

– У меня есть все необходимое, – ответил он.

Одна из служанок попросила позволения поговорить с сеньорой; ей милостиво разрешили, и девушка сообщила любопытные подробности: по приказу сеньора она принесла ему в кабинет двухнедельный запас провизии и воды. Также в кабинет были доставлены свежее белье и все ночные горшки, которые только нашлись в гончарной лавке квартала. Сеньор приказал никому об этом не рассказывать и не беспокоить его, каким бы важным ни было дело. Жена прикусила губу и ограничилась словами:

– Ты хотя бы предупредила меня об этом раньше.

В голосе служанки ей послышалась откровенная издевка, а в черных глазах мелькнул дерзкий вызов. «Ей не больше пятнадцати-шестнадцати лет, – отметила она про себя. – А ведет себя так, будто сеньорой является она, а я у нее в услужении». Маргарита жила с ощущением, что против нее ополчился весь мир, что все строят козни у нее за спиной и смеются ей прямо в лицо. «Без сомнения, он меня обманывает с этой потаскушкой, с этой девкой, от которой за версту несет чесноком и козьим сыром, и ему это нравится. Он предпочитает эти запахи моим французским духам и ароматическим солям для ванны. Наверняка они сопят в постели, как два паровоза, кувыркаются там, накрывшись с головой простынями, чтобы одурманиться потом своих тел. И занимаются этим уже давно, точно так же, как в ту ночь, когда он залез ко мне в окно по стене дома моего отца. Конечно же, этот негодяй осквернил тайну нашей любви, рассказав ей об этом в подробностях, как рассказывал всем, кто был у него после меня. Теперь они смеются над этой историей и развлекаются до самого рассвета, а до меня ему нет никакого дела. Надо быть последовательной и выставить ее на улицу, – подумала она, но тут же засомневалась. – Она, чего доброго, оскорбится, поймет подоплеку увольнения и начнет поносить меня перед всей прислугой, – пронеслось у нее в голове. – Или еще хуже – ухватится за меня, как утопающий за соломинку, пожалуется на него мне и всем кому не лень, сделав меня всеобщим посмешищем. А потом пожалуется ему. Однако он не станет меня дискредитировать – я его знаю: хитрец снимет для нее квартиру и будет пропадать там все дни; под любым предлогом он будет оставаться у нее на ночь, а потом, уже в который раз, выдумывать какие-то срочные дела, которые якобы задержали его до утра». Бедной Маргарите было невдомек, что из-за своей трусости она уже давно потеряла любовь мужа. Естественно, служанка осталась, и через две недели именно она доложила о выходе сеньора из заточения. Когда девушка явилась с этой новостью в столовую, Маргарита как раз полдничала в обществе старшей дочери и модистки. Она уже успела забыть о своей ревности и чувстве отвращения, которое еще недавно испытывала к предполагаемым любовникам, и, увидев ее, подумала: «Девочка очень нам предана, надо бы ее за это вознаградить». Этим нелогичным поступком она хотела показать всем, что вовсе не мелочна, а, напротив, щедра и великодушна. Все трое, колыхая телесами – ее дочь и модистка были те еще тумбы, – загромыхали по коридорам, и когда добрались до кабинета, Онофре как раз выходил из него. За все эти пятнадцать дней он ни разу не помылся, не побрился и даже не провел щеткой по волосам, спал урывками, почти не притрагивался к еде и не менял белье. Он был бледен, изможден, передвигался с трудом, словно только что вышел из глубокого забытья. Из кабинета в открытую дверь хлынуло невыносимое зловоние. Смрад, словно неприкаянная душа, начал витать по дому, пугая чад и домочадцев.

– Агусти, приготовь мне ванну, – приказал Онофре мажордому.

Казалось, он не замечал стоявших рядом жену, дочь и модистку. В руке у него была зажата кипа исписанных от руки бумаг, полных исправлений и зачеркиваний. Служанок, вошедших в изгаженный кабинет с ведрами, щетками и тряпками с намерением привести его в божеский вид, он остановил повелительным жестом:

– В уборке нет необходимости – мы переезжаем в другой дом.

Отныне Онеста Лаброущ управляла всеми его поступками, ее лицо и фигура стали живым воплощением его фантазий, которые он вложил в сценарий. Поэтому, когда маркиз де Ут спросил, кого может заинтересовать подобная галиматья, Онофре захлебнулся злобой.

– Всех, – отрубил он.

Действительно, публика на сеансах рыдала. Даже прошедшие огонь, воду и медные трубы дельцы и те не могли сдержать слез. Потом, устыдившись, они пытались оправдать свою слезливую чувствительность какой-то особой магией, исходившей от актрисы: мол, если бы не ее чары, то не произошло бы ничего подобного. Нам с вами, очевидно, уже не суждено узнать, в чем конкретно выражалась эта магия. Пабло Пикассо в одном из писем, помеченных более поздней датой, утверждает, что сила воздействия этой женщины заключалась в ее магнетическом, или, как говорил художник, месмеровском[101] взгляде. В этом смысле на его мнение можно положиться, так как судя по фактам, собранным биографами Пикассо, он был знаком с Онестой Лаброущ лично. Ходили слухи, будто однажды, завороженный ее чарами, он похитил актрису, запихнул ее в фургон, развозивший белье из прачечной, и отвез в Бургундию, в деревушку Госсол, где у него тогда была мастерская, а потом вернул в целости и сохранности на киностудию, продержав в плену два-три дня, в течение которых сделал с нее несколько набросков и даже начал писать картину маслом. Впоследствии из этих набросков родятся шедевры так называемого «голубого периода» – самые дорогие и востребованные по сей день. Один журнал сообщал о еще более невероятной любовной связи между актрисой и генералом Викториано Уэртой. Этот жуликоватый, изворотливый политик после расправы над Франсиско Мадеро[102]узурпировал пост президента Мексики, однако в результате мятежа, который подняли против него Венустиано Карранса, Эмилиано Сапата и Панчо Вилья [103], был вынужден отречься от него и бежать в Барселону, где жил некоторое время. Пьяный и задиристый, он обходил все притоны китайского квартала, а в редкие моменты отрезвления замышлял заговоры и планировал возвращение в Мексику. Меж тем с целью отвлечь Соединенные Штаты Америки от европейских событий германские агенты обдумывали хитрый маневр, используя фигуру генерала Уэрты в качестве подсадной утки. Они предложили ему план действий, которых так жаждала его неутомимая душа: на деньги, накопленные во время его краткого президентства и хранившиеся в подвале одного из швейцарских банков, закупили оружие. И у кого бы вы думали? Конечно, у Онофре Боувилы. Тот получил деньги, отгрузил товар, но не забыл известить о готовившемся демарше североамериканское правительство. В порту Веракрус груз перехватил морской десант, завязалась стычка, закончившаяся многочисленными жертвами среди гражданского населения, а оружие благополучно вернулось к Боувиле, и он продал его вторично, но уже Венустиано Каррансе, сражавшемуся против Панчо Вильи и Эмилиано Сапаты, своих бывших союзников. По сообщениям одной из газет в те дни, перед тем как всецело посвятить себя кинематографу, Онеста Лаброущ уже работала на Онофре Боувилу и однажды ночью по его заданию танцевала для Уэрты. Тот мгновенно увлекся ею, предложил огромные деньги, пообещал по возвращении в Мексику возродить монархию и короновать ее императрицей по примеру несчастной Шарлотты [104], но напрасно. Все это, по утверждению газеты, происходило в роскошных апартаментах отеля «Интернасьональ». Это был тот самый отель, который возвели в немыслимо короткий срок, всего за шестьдесят шесть дней, специально для гостей Всемирной выставки 1888 года. Потолок и стены апартаментов, занимаемых предателем Уэртой, были изрешечены пулями, за что тот получил строгий выговор от администрации гостиницы; кроме того, он дурно обращался с персоналом, оскорблял его словом и действием и не платил по счетам. В ту ночь любви его видели бегающим по коридорам гостиницы босым, с расстегнутой ширинкой и в рубашке нараспашку, под которой виднелась несвежая дырявая майка. При таком образе жизни трудно было поверить в его обещания. Вполне вероятно, что эти две истории были лишь выдумками, так сказать апокрифами, обычно сопровождающими биографии известных людей. Пикассо действительно в 1906 году уезжал на несколько месяцев в деревушку Госсол, а Викториано Уэрта умер в 1916 году от алкоголизма в техасской тюрьме «Эль Пасо». Но все это случилось позже, а в то время Онеста Лаброущ еще не была запущена рукою Онофре Боувилы на орбиту славы, даже не успела обзавестись сценическим именем и тихо жила с сеньором Браулио в скромном особняке на бульваре Грасиа, ожидая смерти отца, чтобы отдаться во второй и последний раз любимому человеку, а потом лишить себя жизни.