Антонин Ладинский - XV легион

• Название: XV легион
• Автор: Антонин Ладинский
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-095-1

В книгу известного писателя А. П. Ладинского, хорошо знакомого читателю по историческим романам «Когда пал Херсонес», «Ярославна – королева Франции», вошли новые, ранее не публиковавшиеся на родине писателя произведения.

Крушение античного мира, утонченная роскошь и разврат, непримиримая борьба язычества с христианством на закате Великой Римской Империи – вот тот фон, на котором разворачиваются события романа «XV легион».

---

Неугомонный Аций умчался вперед, преследуя вместе с алами из Бригецио отступающие к Дунаю орды варваров. С несколькими всадниками он подскакал на рассвете к реке. Над водою стоял туман. Как раз в это время последние варвары вплавь, в ледяной воде, переправлялись на другой берег, соорудив кое-как плоты, держа на поводу коней. Оскалив зубы и розовые десны, лошади плыли, стеная и фыркая от холода. За их гривы цеплялись окоченевшие люди, иногда неуклюжие плоты опрокидывались, и тяжеловооруженные воины камнем шли ко дну. На берегу, с натугой вытягивая шеи, кони выскакивали из воды, отряхивались, как собаки, и тревожно ржали, взывая к ускакавшим товарищам. Спустя минуту, они уже несли на спинах всадников, екая селезенкой.

Варвары заметили римлян и что-то кричали им, размахивая мечами. Ацию показалось, что это были люди с косичками, как у того пленника, которого приковали к тележке легионной кузницы. Но варвары уже скрылись в чащах.

Только спустя два часа из-за песчаного мыса появилась первая галера, дунайской флотилии, застрявшей в Понте Эвксинском. Разрезая гладь еще туманной утренней реки, корабли скользили, как видения. Два ряда красных весел, как одно, выбрасывались вперед, замирали на мгновение и потом стройно пенили воду. За первой галерой проплыла вторая, потом третья. Было видно, как люди на галерах суетились у машин. Суда, подойдя почти вплотную к берегу, забросали прибрежные рощи метательными снарядами.

Аций смотрел на галеры, на противоположный лесистый берег, на сожженные поселения, в которых еще неделю тому назад происходила бойкая торговля с варварами. Там, где-то за дубами, была и его родина. Тридцать лет тому назад его отец, не поладив с вождем племени, одного из тех маленьких германских племен, что кочевали вдоль римской границы, бежал с малолетним сыном в пределы империи. Потом они служили под орлами, юный варвар был отличен Цессием Лонгом и получил звание префекта легионной конницы. Аций не раскаивался, что судьба свела его с римлянами. Он верно служил Риму. Он уже был отравлен латынью и этим величественным миром, где стоят колонны, и где жизнь приятна под их сенью, как в тех смутных рассказах о германских богах и героях, которые он слышал в детстве от матери. Но разве Юпитер не самый великий и могущественный бог?

Легион вошел в Карнунт рано утром, когда, наконец, перестал лить дождь и небо прояснилось.

Дом Грациана Виктория был освещен светильниками, украшен гирляндами зелени. Хозяин, борода которого благоухала духами, встречал гостей у ворот, говорил каждому несколько любезных слов, у кого справлялся о здоровье супруги, кому выражал удовольствие по поводу встречи и, ласково обнимая, проводил в столовую – таблинум, где гости могли поговорить друг с другом перед тем как возлечь за стол. На улице, озаренной смоляными факелами, собралась толпа народу, поглазеть на съезд гостей.

Пиршественная зала, выходившая тремя дверьми в окруженный колоннами двор, расписанная за большие деньги эфесскими художниками, была украшением дома. Художник изобразил на стенах Диану-Охотницу, вынимающую легкими перстами из колчана за спиной оперенную стрелу. Розовая короткая туника богини развевалась, обнажая божественные колени и девически тонкие ноги, перевитые ремнями легкой обуви. Богиня смотрела прямо перед собой длинными голубыми глазами и улыбалась миру, а вдоль стен, под сенью призрачных деревьев, дубов и лавров, бежали грациозные олени, щетинистые вепри, летели лебеди и фазаны. За животными, высунув красные языки, гнались охотничьи псы. Над купами деревьев поднимался узкий серп луны, а на черно-синем потолке были изображены с необыкновенным искусством счастливые септриональные созвездия...

Зала была убрана гирляндами дубовых листьев. На столе, в виде греческой буквы «π», поставлены были вазы из александрийского стекла, тоже гордость дома, с прелестными северными розами, срезанными утром в садах Грациана Виктория. Рабы в желтых туниках, окаймленных черными меандрами, суетились, заканчивая приготовления, подливали благовония в светильники, расставляли на столе утварь и первые блюда. Грациан Викторий вбегал на одно мгновение и спрашивал:

– Ну, как? Все готово? – и убегал, горестно вздымая к небу руки: еще не прибыли выписанные из Аквилеи устрицы.

Ужин устраивался в честь Марка Клавдия Агриппы и трибунов Пятнадцатого легиона, о подвигах которого не переставали говорить в Паннонии. Юст, домоуправитель и надсмотрщик над рабами, сухонький старичок, честностью и прилежанием которого не мог нахвалиться хозяин, прибежал и заявил, что устрицы, слава Юпитеру, прибыли, и вместе с ними пожаловал в сопровождении свиты проконсул. Грациан Викторий, расчесывая на ходу бороду, кинулся его встречать.

Марк Клавдий Агриппа (знающие люди говорили, что его предки были рабами знаменитого полководца и завоевателя Британии – Агриппы) вошел в дом, одетый по новой моде, не в тоге, как полагалось, а в пурпуровом военном плаще, застегнутом на плече драгоценной пряжкой, и с ожерельем из золотых шариков на шее, высокий, прямой, горбоносый, с коротко подстриженной седеющей бородкой. Плащом он как бы отдавал дань военному времени, и, подражая ему, многие были также в плащах.

– Светлейший! – бросился к нему Грациан Викторий. – Как мне благодарить богов, что ты удостоил мою хижину своим высоким посещением?

Бульбий, проконсульский эпистолярий, не мог удержаться, чтобы не шепнуть стоявшему рядом с ним Виргилиану:

– Эта хижина стоит, по меньшей мере, миллион сестерциев, не считая статуй, серебра и прочего.

За проконсулом Виргилиан увидел седую бороду Цессия Лонга, широкую, как у Сераписа, далее шествовали легат Салерн и квестор Руфин Флор, не уступавшие друг другу в тучности и в любви покушать, затем Тиберий Агенобарб Корнелин и другие трибуны, которых называл ему по именам словоохотливый Бульбий. Когда проконсул показался на пороге пиршественного зала, знатные горожане приветствовали его рукоплесканиями. Проконсул окинул взглядом роспись и спросил:

– Кто расписывал стены?

– Эрастобул и Пимий из Эфеса, проконсул, – почтительно ответил Грациан Викторий.

Агриппа задержал на несколько мгновений взгляд на легких ножках богини и сказал:

– Хорошо!

– Прелестно! Прелестно! – подтвердили хором присутствующие, хотя большинство из них двадцать раз видели эту залу и роспись, звезды на потолке и розы в александрийских зеленоватых вазах.

– Юст! – захлопал в ладоши хозяин.

Юст, в желтой хламиде, вышитой по краям черными виноградными листьями, справляясь со списком, размещал гостей за столом. Рабы поспешно откупоривали запечатанные амфоры, в которых в морской воде были доставлены из Аквилеи только что прибывшие устрицы.

– Ну, как? Свежие? Живые? – спрашивал шепотом Грациан Викторий, нюхая вонючую воду в амфоре.

– Кажется, хорошие, – успокаивал Юст.

Ужин был обильный. После устриц, о которых были самые восторженные отзывы, и которые не понравились только Гедомару и другим германцам, имевшим высокую честь носить туники с узкой пурпурной полосой и потому приглашенных на пир, рабы подали раковые супы, рубленое мясо черепахи в шафранном соусе, яйца в гарнире, секрет которого был известен только кулинариям Грациана, налимью печенку, уток, фаршированных оливками и яблоками, соус из меда, сырых яиц, кусочков вареной рыбы и нарубленных кишок, потроха, посыпанные всякими специями, а когда внесен был на гигантском блюде вепрь, украшенный колбасами и ломтиками арбуза, к нему подали еще один соус, крепко заправленный уксусом и перцем. Потом, к концу ужина, принесли медвежатину, сыры, холодные пироги с потрохами бекасов, кампанийский виноград в плетеных корзинах, только что с повозки, затуманенный, полупрозрачный, освежающий, нежнейший, и столетнее вино в запечатанных воском узких амфорах. Но, конечно, все это растянулось не на один час, прерывалось разговорами и, в конце концов, закончилось попойкой.

Олени бежали и бежали вдоль стен, стрела летела за ними и не догоняла, а богиня легкими перстами уже вынимала из колчана другую, чтобы поразить в священном восторге редкостную дичь паннонских рощ. Рабы приносили и приносили блюда. После нескольких чаш, – первую пили за императора, вторую за проконсула, третью за Пятнадцатый легион и Цессия Лонга, четвертую за хозяина, – настроение поднялось, и беседа оживилась. Выслушав официальную и скучнейшую речь Агриппы о благодарности всего мира августу за его заботы о процветании республики (бедняга не знал, что уже летел на почтовой тележке трибун с письменным разносом за задержку Пятнадцатого легиона) и приветственные речи городского понтифика и представителей муниципальных властей, гости наконец могли отвести душу в интересных разговорах, попивая испанское винцо. Гедомар и другие префекты германского происхождения, стесняясь своего акцента и грамматических ошибок, в беседе участия не принимали и отвечали на вопросы односложными словами, но зато отдали должную дань и вепрю, и потрохам, и пирогам, и вину. Они пожирали куски мяса, обильно посыпая солью, и опрокидывали в бездонные глотки чаши за чашами, сразу, чтобы скорее опьянеть, но не пьянели и с красными рожами, сопя и икая, почтительно смотрели на Агриппу, когда тот произносил какой-нибудь тост.