Юрий Буйда - Домзак

• Название: Домзак
• Автор: Юрий Буйда
• Жанр: Русская классическая проза

---

Я вышел к домашним и объявил о поступке Ивана как о деле решенном. Все заплакали, это я помню. Но вот чего я никогда не забуду, так это всеобщего молчания. Никто не воспротивился решению Ивана и моему слову. Скисшего вконец Гришу отвели вниз и уложили спать, а я позвонил в милицию. Суд был закрытым, Иван сознался во всем, прибавив, что совершил это в помрачении рассудка. Экспертиза была скорой, да и какая тогда была экспертиза, да еще в Шатове. Ивана приговорили к пятнадцати годам строгой изоляции с принудительным лечением.

Сейчас я думаю, что тот случай изменил всех нас. И хотя никто и не говорил в открытую, все винили в случившемся меня. Алина Дмитриевна - уж точно. Однажды она даже назвала меня Авраамом, заклавшим своего сына, но Араамом, ставившим Бога ни во что. Григорий сломался, хотя процесс его вырождения и растянулся на годы. Майя и Алина считали Ивана героем, и, когда он вернулся из тюрьмы, плакали, и просили у него прощения. Наверное, Алина и на том свете не может мне простить того, что я не попросил прощения у несчастного сына. А я видел перед собой другого Ивана, нового, ничуть не похожего на прежнего, человека, пережившего и, может, изжившего свой подвиг, и не знал, зачем мне просить прощения у этого нового человека. Я помог ему устроиться в новой жизни, назначил пенсию из своих денег, помог избавиться от пристрастия к лекарствам, которыми его пичкали в психушке, но вернуть Ивана прежнего я был не в силах.

Мы и прежде (когда ты ребенком был) с тобой ездили в Домзак помнишь? - на рыбалку или просто побродить по двору. А после того как вернулся Иван, я непостижимым каким-то образом просто поселился в Домзаке. Бывал там часто, встречался там же с женщиной, видел - почти каждую ночь Домзак во сне. То опустевший, как в первые дни после ликвидации тюрьмы, то многолюдный, но этими людьми были не новые жильцы, а зеки, которых мы в ту ночь расстреляли... Я и строительство нового дома затеял, чтобы забыться, чтобы забыть Домзак. Не получилось. Нигде в России не было мне пристанища более реального, чем Домзак, да и вся Россия казалась бескрайним Домзаком (мысль, впрочем, не моя и не новая). Возникла однажды даже дикая мысль застрелиться в Домзаке, чтобы покончить с ним навсегда. Заползти в какой-нибудь темный, засранный уголок - и пулю в висок. Но спохватился: уж больно дешевым театром отдает.

А несколько лет назад я случайно узнал (мэр рассказал), что стоять Домзаку осталось недолго. Как-то летом по заказу пароходства водолазы обследовали дно реки и основание острова и доложили, что за многие века вода подточила камень и уже добралась до рыхлых пород, что рано или поздно приведет к обрушению острова, а с ним и кошмарного этого Китежа - Домзака. В расчеты эти я не вникал, но тогда же подсунул мэру идею насчет переселения жильцов Домзака в муниципальные дома. Ради этого моя компания даже увеличила вложения в строительство городского жилья. Так что на сегодня там остались две или три семьи, да и те сидят на чемоданах. А может, и выехали. Мне же важно, чтобы обязательно съехала оттуда Надя Зверева (Звонарева) - та женщина, с которой я когда-то имел близость. Погибший старший сын ее Михаил был мужем Оливии, а младшего, Виктора, я пристроил шофером к Майе. Осталось пристроить Надежду. На всякий случай я купил на ее имя выморочный дом на Садовой, привел его в божеский вид. Все документы хранятся у нотариуса Коли Павука (сына нашего главного юрисконсульта). Позаботься об этом - это посмертная и последняя моя просьба к тебе.

Невзирая ни на что, я надеюсь на твое выздоровление, и ты - крепись, Байрон. Потому что после смерти Гриши и превращения Ивана ты остался для меня тем человеком, благодаря существованию которого я и Богу скажу, что я был не одинок.

Прощай.

А.Г.Т."

Глаза слипались. Байрон аккуратно сложил письмо деда и спрятал в карман. Но в конверте еще было множество фотографий. Он высыпал их на диван. Домзак. Со стороны одного берега. С другого берега. Ворота. Сторожевые вышки на каждом углу. Пустынный двор. Ряды однообразных дверей. Церковь без купола. И снова - стены с колючей проволокой. Много, слишком много колючей проволоки. И никаких признаков, что здесь когда-то служили солдаты и томились заключенные. Видимо, снимки сделаны уже после того, как Хрущев распорядился закрыть Домзак. Заключенных кого выпустили, кого перевели в другие лагеря. Персонал привел здания, сооружения и территорию в порядок и оставил Домзак. Дед привел фотографа и вот всю жизнь хранил эти снимки, как другие хранят фотки детей и жены...

Байрон обвел безжизненным взглядом темный зал с гробом посередине. Днем здесь снова соберутся люди. А потом старика похоронят. Он закрыл глаза. Зароют. Закроют. И опустеет Домзак, и умолкнет, наконец, и эта старая мельница, и порвется наконец-то какая-то там цепочка...

Очнулся он внезапно, как всегда бывало с перепоя. Ночью кто-то укрыл его пледом. Мать? Вряд ли. Скорее - Нила. Заботница.

Все двери - в большую прихожую и во двор были открыты. Майя Михайловна, нервно ввинчивая феррагамовский каблук в цементную плитку крыльца, о чем-то разговаривала по мобильнику. Байрон уловил лишь раздражение в ее голосе, но не слова. Что-то случилось. Он перевернулся на другой бок и попытался заснуть. Все, что происходит, - это их бизнес, и они действуют по какому-то своему плану. Вот и пусть их. Он погрузился в дрему, но еще слышал низкий голос Оливии, успокаивавшей Майю Михайловну, и щелчок закрывшихся дверей, и надсадный рев ЗИСа-111, выползавшего из гаража. Значит, что-то случилось, если матушка поехала на "линкоре", а не на своем любимом BMW. Царица морская. Отныне ей принадлежит Шатов и окрестности, и даже поставленная иждивением деда арка при въезде в город с надписью "Шатов основан в 1001 году" - ее собственность. Что ж, она сумеет распорядиться имуществом, даже если ему больше тысячи лет...

Он нащупал кувшин с остатками пойла и выпил. Но самогонка не забирала. Неужели придется вставать? Не хотелось. Опять топтать протез, испытывая боль, стреляющую в колено.

- Не спится? - прошелестел голос Нилы над ухом. - Значит, хватит тебе спиртягу глушить: себя не обманешь.

Он открыл глаза.

- Нила, а есть у тебя водный раствор аммиака? В ампулах. Ну разбавленный нашатырь?

- Сам посмотри в аптечке, - проворчала Нила, собирая объедки на поднос. - Нашатырь-то, конечно, - куда ему деваться? Есть. А ты про что? Посмотри у матери - у нее в комнате настоящая аптека.

Он опустил ноги на пол.

У дедова изголовья сидела какая-то старушка, вся в черном, и бормотала что-то - Байрон улавливал только отдельные церковнославянские слова.

- Чтицу пригласили, - пояснила Нила. - Чтоб молитвы над телом по уставу читала.

- Я поднимусь к матери... Чего это она с утра пораньше завелась?

- Витька запропал, шофер ееный. Пришлось Александр Зиновьича звать.

Большая комната, которую мать занимала на третьем этаже, была разделена на кабинет и спальню с душевой. То, что Нила назвала аптекой, помещалось в шкафчике-пенале в углу кабинета. Набор лекарств Байрона привел в легкое недоумение, особенно когда он добрался до коробок с ампулами морфина и кодеина. На всякий случай сунул в карман несколько упаковок с эфедрином в таблетках. Набрал номер матери.

- Ма, твой компьютер подключен к интернету? Мне нужно отправить послание друзьям в Москву... Да, насчет всей этой истории... Вдруг понадобится адвокат? Пусть ребята работают. Может, и не понадобятся, но будут наготове. Спасибо. Говорят, твой шофер пропал? Ну не хочешь - так не хочешь. Он где живет? А...

В Домзаке. Звонарев. Значит, это о его матери писал ему с того света дед.

В душевой он набрал полный стакан воды и бережно добавил несколько капель нашатырного спирта. Выпил залпом. Иногда это помогало выйти из похмелья за полчаса.

Отправил "мылом" письмо Аршавиру - пусть его ребята знают, что происходит в Шатове.

Душ он принимал внизу. Долго стоял, подставив лицо режущим струям горячей воды. Возможно, прошлой ночью точно так же стоял под душем тот голозадый, которого разглядела старуха Нила. И скорее всего это был тот самый Виктор Звонарев. Впрочем, одернул он себя, из этого еще не следует, что Виктор Звонарев был убийцей деда.

Раствор нашатырного спирта подействовал: завтракал он с аппетитом. И даже отважился выпить большую чашку мятного чая.

Значит, из чужих в доме мог оставаться именно этот шоферюга. Тот самый, с матерью которого когда-то крутил дед. И крутил, видимо, всерьез: недаром же помянул в предсмертном письме, да еще дом ей купил. Вовсе не исключено, что дед считал этого Виктора своим сыном. А может, и нет. Теперь уж не дознаешься. Однако его внезапное исчезновение что-то же да значило. Или ничего. И потом, за что ему убивать старика Тавлинского? Мотив. Был или нет? Что Байрон о нем знает, об этом человеке? Служил в Чечне, вернулся в родной Шатов, с пониманием отнесся к Оливии, был нанят шофером-телохранителем, добросовестный трудяга. Он и лица-то его не успел разглядеть. Исчез... Да глупости! Был бы настоящий убийца - вовсе не исчезал бы, а держался как можно ближе к хозяевам. К Майе Михайловне.