Джеймс Хайнс - Рассказ лектора

• Название: Рассказ лектора
• Автор: Джеймс Хайнс
• Издательство: АСТ, ЛЮКС
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

Не было бы счастья, да несчастье помогло… воистину так начинается история немолодого «университетского интеллектуала», в чернейший из дней жизни лишившегося пальца собственного — и получившего палец новый… Так начинается фантасмагория, в которой роскошь злой сатиры на современные «научные нравы» уступает только неистовству черного юмора.

---

— Мистика какая-то! — вслух произнес Нельсон, пробираясь через баррикады ненужных книг. Да нет, мистика здесь ни при чем, просто настало время натянуть решимость, как струну. Маленькая победа над администраторшей доказывает, что ему это по силам. Если призраку угодно вечно длить свое отчаяние, вновь и вновь бросаясь с башни на площадь, то и на здоровье. Связано это с пальцем или не связано, сегодня он впервые за долгое время вновь испытал гордость. Наконец-то он что-то сделал для жены и малышек, вместо того чтобы просто тащить их за собой вниз. Он умный, работящий, привлекательный. Что ж, была черная полоса, а теперь счастье вновь улыбнулось. Если ему угодно считать палец метафорой своего везения, то почему бы нет. Главное, проявить себя, показать факультету, на что он способен. Жена права: никто о нем не позаботится, нужно всего добиваться самому. Пользоваться случаем. Ковать железо, пока горячо.

Он расправил плечи и шагнул вперед.

Что-то зашуршало в дальнем конце комнаты. Нельсон замер. Колени у него ослабели, волосы на загривке не встали дыбом. Быстро прошелестели шаги, и на фоне окна мелькнула — или показалось, что мелькнула — черная тень. Она скользнула к лестнице. Нельсон хотел крикнуть: «Эй!», но слова застряли в горле. Палец заболел с новой силой. Пусть в Торнфильдской библиотеке нет никакого призрака, пусть его новообретенная власть над людьми — чистейшая выдумка, что за беда, если он попробует действовать так, будто это правда? Что, если простое касание принесет ему все, что он ни пожелает? Сколько всего хорошего можно сделать для семьи, для факультета!… Нельсону припомнились комиксы его детства — Человек-паук и Джонни Шторм использовали свои чудесные способности исключительно на благо. «От кого убудет, если я попробую?»

Он выглянул из-за стеллажа. Фигура — если она вообще была — исчезла. Нельсон вздохнул, набрал в грудь воздуха, тряхнул книгами и двинулся к лестнице.

— Я тебе покажу, — шепнул он призраку. — Я всем покажу. Меня еще рано хоронить.

В кабинете Нельсон увидел, что Вита уже пришла — на спинке стула висела ее куртка, возле стола притулилась сумка. Однако самой ее нигде не было видно. Нельсон положил Хогга на стол, запер кабинет и пошел к лифту. Когда кабина устремилась вниз, пришитый палец задергало. «А что, если я попробую вернуть себе работу? Господи, — думал он, нянча больную руку здоровой, — что я теряю?»

В Харбор-холле было девять этажей, но всего восемь из них наземные. В пятидесятых годах под зданием оборудовали бомбоубежище на случай атомной войны, без окон, с шестнадцатидюймовыми железобетонными степами. Кабина ухнула под землю и остановилась так резко, что у Нельсона чуть не подогнулись колени. Двери, лязгая, расползлись. Шлюз, закрывавшийся когда-то массивными стальными дверями, был залит неестественным дневным светом. Нельсон медлил в лифте, придерживая автоматические двери здоровой рукой.

Над дверным проемом кто-то написал светящимся фломастером девиз. Его забелили, но надпись проступила сквозь краску, еще более мрачная и зловещая. ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, гласила она, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ. Это были врата в бомбоубежище. Здесь преподавали литературную композицию.

Нельсон вышел. Двери с шипением закрылись, и кабина усвистела вверх. Он прошел сквозь стальную дверную раму в огромное белое помещение, разделенное пластмассовыми перегородками. Несмолкающее гудение вентиляторов и люминесцентных ламп придавало этой огромной комнате сходство со швейным цехом. Сквозь гудение слышался немолчный бубнеж одиноких тридцати— и сорокалетних женщин; их кабинки располагались одна за другой, как швейные машинки в цеху. Нельсон пошел по проходу; он уже вспотел. Всякий раз он надеялся пройти незамеченным, и всякий раз тщетно. В каждой кабинке сидела женщина в костюме из магазина готового платья, втолковывая осовевшему студенту грамматическое правило или принцип изложения мысли, и каждая из них поднимала на Нельсона запавшие, обреченные глаза. Лишь немногие из здешних преподавателей чего-то ждали от будущего: подрабатывающие профессорские жены, недавние выпускники, начинающие литераторы. Однако в основном здесь трудились разведенные женщины с детьми и старые девы с кошками. Их спаяли горький конвейерный коллективизм и привычка интеллектуально зубоскалить по всякому поводу — побочный эффект чрезмерной начитанности. Это была самая презираемая часть факультета, морлоки для элоев с восьмого этажа. Если в бюджете открывалась течь, они первыми шли ко дну. В терминологии Валлерстайна[53] они были бедной колониальной окраиной, поставляющей богатому центру (факультету) переработанное сырье (первокурсников), дабы профессура, не утруждаясь черной работой, свободно занималась феминистской теорией и постколониальной литературой.

Нельсон выделялся среди них, как стивенсоновский белый бродяга на островах Тихого океана. Он тоже преподавал литературную композицию, но он был не их, пришлый, — не потому что мужчина, а потому что неудачник. Как все угнетенные народы, женщины из программы литературной композиции презирали колонизаторов, опустившихся до уровня туземцев, даже больше, чем колонизаторов вообще. Взгляды, которые бросали в Нельсона, были остры, как копья.

Перед учебной частью Нельсон набрал в грудь воздуха и, расправив плечи, прошел мимо тусклой кофеварки и древнего ручного ротапринта. За дверью в крошечной каморке помещалась Линда Прозерпина, заведующая программой литературной композиции, субтильная, до срока поседевшая женщина с огромными глазами и кожей бледной, как лунный свет. Она сидела перед заваленным бумагами столом — одна рука подпирает лоб, в другой сигарета — и просматривала ведомости с оценками, которые преподавателям выставляют студенты. Во взгляде, устремленном на компьютерные распечатки, читалась такая тоска, будто все в этой и прошлой жизни видено не одну тысячу раз. Не глядя, Линда стряхнула пепел в полную бычков пепельницу. Курить в здании университета строжайше запрещалось/но здесь, где день не отличался от ночи, заведующая программой литкомпозиции могла делать, что ей угодно.

— Линда! — с чувством воскликнул Нельсон. — Можно вас на минуточку?

Очень медленно Линда подняла холодные, блеклые глаза.

— Нельсон, — неторопливо ответила она. — Я слышала, вы нас покидаете.

Это был вежливый эвфемизм для «вас выперли». Даже здесь, в Подземном царстве, блюли условности. Нельсон мутился, однако продолжал улыбаться.

— Нам понадобится ваша кабинка, — продолжала Линдa. — Как вы думаете, когда вы сможете ее освободить?

Палец у Нельсона горел. Условности условностями, но никаких иллюзий.

— Вообще-то у меня нет кабинки. У меня по-прежнему кабинет на третьем этаже.

— Ах да. — Линда сморгнула. Кабинет Нельсона был в мире живых и не представлял для нее ни малейшего интереса. — Что у вас с рукой?

Нельсон пустил в ход домашнюю заготовку.

— Порезался, когда брился. — Он чуть шире растянул губы. В пальце пульсировала боль.

— Ясно. — Линда выпустила серое облачко. — Я думала, вы поцапались с Антони.

— Так как зимний набор? — Нельсон по-мальчишески дал петуха.

Линда снова затянулась и примостила сигарету на край пепельницы. Тесная каморка пропахла застарелым табаком.

— Простите за грубость, Нельсон, но вам-то что?

— Я надеялся, что вы дадите мне несколько часов. — Нельсону все труднее было удерживать на лице улыбку.

Линда вздохнула и откинулась в скрипучем кресле, окутанная серым дымом. Она заговорила медленно, как будто обращалась к ребенку.

— Строго говоря, Нельсон, вы у нас не работаете. Мы дали вам часы, потому что нам спустили такое распоряжение. — Линда возвела очи к деканату, девятью этажами выше, вложив в голос все презрение владычицы Подземного царства к своенравным и распущенным олимпийцам.

— Понимаю. — Нельсон втиснулся в комнату. Улыбка его окончательно увяла. — Я надеялся, что вы возьмете меня к себе в программу. Теперь, когда меня… когда я могу взять часы. Мои оценки… — Он слабо указал на ведомости.

— Не хуже и не лучше чьих-либо других. — Линда взяла сигарету, подалась вперед и уткнулась глазами в ведомости. — Всего доброго, Нельсон. Напомните обо мне миру живых.

Палец у Нельсона горел, но на задуманное не хватало духа. Он сунул руку в карман.

— Линда, вы знаете мою ситуацию. — Нельсон понизил голос. — Мне нужна работа.

Линда снова подняла глаза, выразительно раздавила окурок и сложила руки на столе.

— Поймите, Нельсон, у меня список из пятидесяти женщин, — ровным голосом ответила она. — Все они замечательные учителя, учителя от Бога, и по большей части работают официантками. Или продавщицами в книжных. Или корректируют на дому. Или перебиваются на пособие.

— Понимаю, это несправедливо…

— Справедливо?! — Линда подняла глаза. — Это преступление, вот это что! У вас, Нельсон, есть ученая степень…