Николай Кузьмин - Генерал Корнилов

• Название: Генерал Корнилов
• Автор: Николай Кузьмин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-203-01798-0

На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.

Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.

---

К слову он ввернул, что буквально накануне пригрозил Керенскому собственной отставкой.

– Мы с вами союзники, генерал. Больше скажу: нам с вами надлежало бы дать аннибалову клятву. Ведь Отечество-то наше в опасности!

Колючим голосом Корнилов осведомился, каким это образом его «Записка» буквально на следующий день из правительственной канцелярии вдруг оказалась в редакциях газет? Савинков будто того и ждал. Он лучезарно улыбнулся, приложил к груди руки:

– Так а я-то о чем? Именно, именно! Не исключаю и вульгар ный шпионаж… да. Потому я и протягиваю руку, потому-то я и здесь: наше с вами Отечество в опасности, генерал!

О положении в столице он сообщил следующее. Сейчас, когда они сидят и разговаривают, в Петрограде открывается VI съезд партии большевиков, партии Ленина. «Товарищи» на этот раз настроены решительно: брать в руки оружие и захватывать власть силой. Июльские ошибки ими учтены, теперь они уверены в успехе. Поэтому Керенский, как глава правительства, обращается к Корнилову с призывом поторопиться с переброской к Петрограду надежных воинских частей. 3-й Конный корпус? Превосходно! Но нельзя ли все же поскорее? Сейчас дорог буквально каждый час!

Руки Корнилова разнялись и вновь соединились. Он заметил, что выступление большевиков, как видно, снова, как и в июле, связано с немецким наступлением. Рига оставлена нашими войсками, ожидается десант на Балтийское побережье. Если это произойдет, судьба Ревеля будет решена…

Савинков сказал:

– Большевики ждут немцев в Петрограде. В этом нет никаких сомнений. Ленин усердно исполняет свою роль. Александр Федо рович согласен объявить Петроград на осадном положении. Наша столица становится городом прифронтовым.

Дыхание Корнилова сделалось прерывистым. Он стиснул пальцы так, что остро обозначились худенькие коричневые костяшки.

– Я вижу дорогого мне человека в смертельной горячке. Я вижу, как его тело облепили мириады вшей. Здесь отнюдь не случай с Гулливером, здесь – страшней. Я не могу больше смот реть, я не могу больше мириться. Мою Россию растоптали, зара зили… волокут в могилу. Погодите, дайте мне сказать. Недавно у меня был разговор с двумя министрами. Сидят в моей приемной и сплетничают: «Нельзя-а… у него же нет никакой политической физиономии». Это они обо мне: «Нельзя-а… поймите же!» Болту ны проклятые! А я хочу лишь одного – смахнуть всех вшей и пусть страна поднимется и оглядится после своей горячки. Вот и вся моя политика!

– Прекрасно! – восторженно воскликнул Савинков. – Пре красно, генерал! Но успокойте же меня… всех нас, сказав вот так же честно, прямо, по-военному: вы хоть представляете, что в случае конфликта окажется у вас в руках? Ну что вы на меня так смотрите? У вас же окажется руль власти. Руль государственного управления Россией!

– Ну так что же? Не пойму, – нахмурился Корнилов. Савинков придвинулся:

– А вы уверены, что у вас хватит духу выпустить этот руль, отдать его в другие руки?

«Ах, вот они о чем! Вот что их тревожит…»– Простите великодушно, Борис Викторович, но я отвечу по-станичному. У нас в станице в таких случаях говорят: «Свек ровка-блядь снохе не верит!»

Всплеснув руками, Савинков вдруг раскатился счастливым громким смехом. Он покатывался и восклицал:

– Ах, ах… как замечательно!

Не удержавшись, улыбнулся и Корнилов:

– Вы никак не хотите поверить, что мне не нужна никакая ваша власть. Я – военный. Я принимал присягу. И я подчинюсь любому решению Учредительного собрания. Народ наш скажет свое слово – и я уйду.

Савинков вдруг засуетился:

– Прекрасно сказано, генерал. Это меняет все дело. Это же совершенно все меняет, генерал!

– Вспомните Минина, вспомните князя Пожарского. Ну? Каждый должен заниматься своим делом.

– Лавр Георгиевич… – голос Савинкова сделался укромным, вкрадчивым, – вы уполномочиваете меня передать все это Алек сандру Федоровичу? Не скрою, это его воодушевит.

– А для чего же мы с вами тут сидим? Передайте и добавьте: за решительным человеком я пойду как солдат. И никогда не отступлю! Решительного Керенского я поддержу всеми силами.

– Вашу руку, генерал! – вскричал Савинков. – Я немедлен но отправляюсь в Петроград. Я тороплюсь. Я думаю – теперь мы спасены!

«Насколько все же проще, легче разговаривать с военными, – думал Савинков, размышляя о своем успехе в Ставке и готовясь к встрече с Керенским. – Корнилов – кремень, Керенский – студень. А с кремнем, как ни странно, все же легче, чем со студнем!»

Генерал Крымов снова появился в Могилеве. Этому кипучему человеку не сиделось на месте. Он сгорал от нетерпения.

Корнилова он в Ставке не застал: главковерх был в поездке. Возвращения его ожидали через два дня.

С генералом Лукомским, занятым сверх головы, Крымов увлеченно рассуждал о том, что глаза русского народа кажется начинают с надеждой устремляться на свою армию. А какая еще сила способна остановить развал в державе? И в этом отношении имя Корнилова обрело ореол спасителя Отечества.

Накануне вечером в переполненном ресторане генерал Крымов стал свидетелем, когда молоденький поручик, целуя руки своей даме, восторженно повторял: «Слава Богу, теперь мы спасены, спасены… О Корнилов! Мы здесь все корниловцы, моя дорогая!» В ресторане гуляла военная молодежь и за всеми столиками произносилось имя Верховного главнокомандующего. Генерал Крымов в мрачном одиночестве допивал бутылку шампанского иразмышлял о том, что надо дождаться возвращения Корнилова и чистосердечно признаться ему во всех своих прегрешениях («Вольных и невольных», – мысленно добавил он.). Дело в том, что Крымов, не доверяя «Союзу офицеров», создал в 3-м Конном корпусе свою офицерскую организацию. В отличие от многих генералов, «путающихся в сношениях с правительством», он давно пришел к неутешительному выводу, что «дело швах». (Вчера он так и заявил Лукомскому, своему старому товарищу.) По мнению Крымова, следовало основательно готовиться к длительной борьбе с подлыми разрушителями государства. Он даже допускал, что, пожалуй, придется, как в войне с Наполеоном, прибегнуть к партизанским методам. Центром русского сопротивления он предлагал сделать Киев, «матерь городов русских». И уж из Киева, с берегов Днепра, «кинуть клич» на всю Россию. Он повторял, что 300 лет назад спасение России пришло со стороны, из глубокой провинции…Пусть на этот раз спасители явятся не с берегов Волги, а с берегов Днепра!

Вчера он признался Лукомскому, что его конспиративные расчеты и надежды потерпели крах.

Последние полгода он сам вникал во все тонкости своего заговора. Тщательно отбирая офицеров, он снабжал их деньгами, паролями и явками и командировал в Петроград. Люди уезжали, обещая генералу встретить славный 3-й Конный корпус на улицах и площадях Петрограда. Они ударят изнутри. Генерал Крымов, следя из Ставки за передвижениями эшелонов корпуса, сладостно предвкушал, как он возьмет в смертельные клещи – с фронта и одновременно с тыла – всю расплодившуюся столичную сволочь. А после этого скромно отойдет в сторонку. «Пожалуйста, господа, продолжайте ваше дело. Я – свое сделал. Хорошо ли, плохо ли, но осуществил. Разумеется, как умел. Уж не обессудьте!»

Ничего этого не будет, не получится. Вчера он признался, что командированные офицеры-заговорщики, едва успев добраться до Петрограда, кидались с головою в безудержную пьянку, в разврат. Таким образом немалые средства, вытянутые у недоверчивых промышленников, «сгорели» в кабинетах «Виллы Родэ» и «Аквариума»… Рассказывая, Крымов безудержно сквернословил: «Развратничали под высокими лозунгами, подлецы! Нашли свое поле чести на животах проституток!»

Игра в отдельный заговор, закончившаяся столь позорно, доставляла Крымову страдания. Отныне он решил предоставить себя («всего – с ног до головы») в распоряжение Корнилова. Он вынашивал мстительную мысль ворваться в Петроград и с особенной жестокостью расправиться с предателями, разложившимися в грязных кабаках. Уж эти от него не дождутся никакого снисхождения!По секрету генерал Лукомский сообщил, что ему в скором времени придется расстаться с Корниловым: предполагалось назначить его командующим полевой армией. На его место скорей всего заступит генерал Романовский, занимающий пост генерал-квартирмейстера штаба Ставки. Крымов, дожидаясь возвращения Корнилова, стал почаще захаживать к Романовскому. Отношения завязывались трудно. Сухой и педантичный человек, Романовский жил только службой. В генеральской среде его сильно недолюбливали. Он об этом знал и держался с подчеркнутой надменностью.

Генерал Крымов ценил генерал-квартирмейстера за прямоту характера. Романовский обыкновенно предпочитал молчать, но если его спрашивали, он не вилял, не дипломатничал, а высказывался напрямик, словно стрелял в упор. Нынешним летом в штабе Юго-Западного фронта при обсуждении планов предстоящего гибельного наступления он не постеснялся сухо и невозмутимо заявить самому Керенскому, военному министру: