Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

• Название: Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2
• Автор: Мурасаки Сикибу
• Издательство: Наука. Издательская фирма «Восточная литература»
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1993

«Повесть о Гэндзи» («Гэндзи-моногатари»), величайший памятник японской и мировой литературы, создана на рубеже X – XI вв., в эпоху становления и бурного расцвета японской культуры. Автор ее – придворная дама, известная под именем Мурасаки Сикибу. В переводе на русский язык памятник издается впервые. В книге 2 публикуются очередные главы «Повести».

---

Мурасаки Сикибу Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари) Книга 2

Передняя обложкаТитульный листПередний форзацЗадний форзацЗадняя обложка

У заставы

Основные персонажи

Уцусэми – супруга правителя Хитати (см. кн. 1, гл. «Пустая скорлупка цикады»)

Министр Двора (Гэндзи), 29 лет

Эмон-но сукэ (Когими) – младший брат Уцусэми

Правитель Кавати (правитель Ки) – сын правителя Хитати, пасынок Уцусэми

Человек, которого ранее мы называли Иё-но сукэ, через год после кончины ушедшего на покой Государя был назначен правителем Хитати[1], куда и отправился, забрав с собой супругу, ту самую, что сложила когда-то песню о «дереве-метле».

Слух об изгнании Гэндзи донесся до далекого Хитати, и нельзя было сказать, чтобы женщина осталась к нему равнодушной, однако могла ли она отыскать средство сообщить Гэндзи о своих чувствах, когда даже ветер, перелетающий через вершину горы Цукуба (159)[2], казался ей ненадежным? Долгие годы не имели они вестей друг от друга. Но вот, хотя думалось, что испытаниям Гэндзи не будет конца, он возвратился в столицу, а осенью следующего года туда выехал помощник правителя Хитати.

Случилось так, что именно в тот день, когда правитель достиг заставы, Гэндзи выехал в храм Исияма[3], дабы отслужить там благодарственный молебен. Помощник правителя Хитати, услыхав от встретивших его у заставы людей, среди которых был и сын его, наместник Кии, о том, что скоро здесь должен проехать господин Гэндзи, решил, что им трудно будет разъехаться, и на рассвете следующего дня поспешил покинуть заставу, однако же многочисленные кареты сопутствующих ему дам, тесня друг друга, продвигались крайне медленно, а солнце тем временем поднималось все выше и выше. Они добрались до побережья Утиидэ, когда на дороге показались передовые Гэндзи. Громко возглашая: «Господин уже миновал гору Авада!», они двигались плотной толпой, так что объехать их не представлялось возможным. Путники из Хитати принуждены были остановиться у горы Заставы, Сэкияма. Отведя кареты под растущие по обочинам криптомерии, слуги распрягли быков, а сами устроились в тени деревьев и, почтительно склонившись, стали ждать, пока проедет Гэндзи.

Свита помощника правителя Хитати производила весьма внушительное впечатление, даром что часть ее оставалась в провинции, а часть была отправлена в столицу заранее. Примерно из десятка карет выглядывали края рукавов и подолы разнообразнейших оттенков – благородные, без всякого налета провинциальности. Можно было даже подумать, что какие-то знатные дамы приехали сюда из столицы, дабы посмотреть на отправление жрицы в Исэ или на какую-нибудь другую столь же великолепную церемонию.

Гэндзи, снова вознесенный судьбой, тоже был окружен бесчисленным множеством приближенных, и вряд ли кто-то из них не обратил внимания на стоящие у дороги кареты.

Приближалась к концу Долгая луна, осенние листья сплетались в чудесном узоре, земля же была расцвечена живописнейшими пятнами поблекших от инея трав. Не менее живописными представлялись взору беспорядочной толпой выходившие из здания заставы приближенные Гэндзи в разноцветных дорожных платьях, украшенных сообразными званию каждого вышивками и узорами. Занавеси в карете самого Гэндзи были опущены, но, призвав Когими – теперь его называли Эмон-но сукэ, – Гэндзи сказал:

– Ваша сестрица должна наконец оценить мое постоянство. Я доехал до самой заставы, чтобы встретить ее.

Гэндзи часто с нежностью вспоминал эту женщину, но не бессмысленно ли было обращаться к ней с обычными, ничего не значащими словами? Она тоже не забывала его, и эта встреча пробудила в ее душе трогательные воспоминания.

«Слезы текут,
Уезжаю ль, домой возвращаюсь -
Не могу их сдержать.
«Уж не ключ ли забил у заставы?» -
Думают, верно, люди.

Впрочем, вряд ли он узнает…» – посетовала она, но, увы, что толку…

Когда Гэндзи возвращался из Исияма, Эмон-но сукэ встретил его у заставы, рассыпаясь в извинениях: простите, мол, что не смог сразу же к вам присоединиться.

Когда-то, когда он был совсем еще ребенком, Гэндзи, полюбив, приблизил его к себе, и мальчик жил под сенью его покровительства, пока не надели на него шапку придворного. Когда же в жизни Гэндзи произошли неожиданные перемены, юноша, испугавшись людской молвы, уехал в Хитати, что несколько умалило расположение к нему Гэндзи, хотя внешне это никак не проявлялось. Не испытывая к юноше прежнего доверия, Гэндзи все же ввел его в число самых близких своих домочадцев.

Бывший правитель Кии стал теперь правителем Кавати. Его младший брат в свое время, отказавшись от звания Укон-но дзо, последовал за Гэндзи в изгнание, за что Гэндзи теперь особенно его отличал, и, видя это, многие раскаивались: «О, зачем так стремились мы подольститься к тем, кто был в силе?»

Так вот, призвав Эмон-но сукэ, Гэндзи вручил ему письмо.

«Удивительно, что он до сих пор помнит о том, о чем любой на его месте давно бы забыл», – изумился юноша.

«На днях я имел возможность убедиться в связанности наших судеб… Поняли ли это Вы?

На скрещенье дорог
Случай нас свел, и надежда
Возникла в душе.
Но, увы, все напрасно – ракушек
В пресном море не стоит искать…

О, как завидовал я «хранителю заставы» (224), как досадовал… – писал Гэндзи. – Так давно мы не сообщались друг с другом, что я не могу отделаться от ощущения, будто пишу вам впервые. Вместе с тем я не забыл ничего, и чувства мои так же сильны, как если бы зародились сегодня. Но, может быть, вы и теперь будете корить меня за ветреность?..»

Обрадованный, Эмон-но сукэ почтительно принял письмо и отправился к сестре.

– Прошу вас написать ответ. Я понимаю, что не смею рассчитывать на прежнее доверие, но господин тем не менее все так же добр ко мне, и признательность моя не имеет границ. Не очень-то хорошо быть посредником в таких делах, но я не сумел отказать ему… Не думаю, чтобы кто-нибудь осудил женщину за проявление обыкновенной чувствительности, – сказал он.

За годы, проведенные в провинции, супруга правителя Хитати стала еще застенчивее, всякая неожиданность подобного рода пугала ее, но могла ли она вовсе не откликнуться на письмо Гэндзи? Тем более что так давно он не писал к ней…

«Заставою Встреч
Это место зовут. Право, стоит ли
Так его называть?
Сквозь чащу вздохов приходится
Каждый раз пробираться сюда…

Уж не пригрезилось ли мне?..» – написала она в ответ.

Так прелестна и так непреклонна была эта женщина, что Гэндзи оказался не в силах забыть ее и время от времени писал к ней, надеясь смягчить ее сердце.

Между тем правитель Хитати, оттого ли, что лет ему было немало, или по какой другой причине, стал слаб здоровьем и, озабоченный будущим супруги, постоянно говорил о ней с сыновьями.

– Не отказывайте ей ни в чем, пусть все в доме останется так, как было при мне, – наказывал он им и днем и ночью. А женщина кручинилась, думая: «И без того горестна моя жизнь, что же будет со мной, когда его не станет? Какие еще беды ждут меня впереди?»

«Жизнь имеет пределы, и, как это ни прискорбно, продлить ее невозможно, – думал, глядя на супругу, правитель Хитати. – О, если б я мог оставить в этом мире хотя бы душу свою, чтобы охраняла ее! Увы, не проникнуть мне в намерения сыновей».

Только о ней и помышлял он в те дни. Но как ни тревожно ему было оставлять ее одну, жизнь, увы, неподвластна человеческой воле, и скоро его не стало.

Некоторое время из уважения к памяти отца сыновья правителя Хитати выказывали живое участие во всем, что касалось мачехи, но в сердцах их не было искренности, и слишком многое удручало ее. Что ж, таков удел этого мира, и женщина не жаловалась, лишь вздыхала украдкой о горестной своей судьбе. Тут еще правитель Кавати, который и прежде вел себя довольно легкомысленно, стал проявлять по отношению к ней явно чрезмерное внимание.

– Ведь отец так просил нас… Вы не должны избегать меня, ничтожного. Доверьтесь мне во всем, – заискивающе говорил он, надеясь добиться ее расположения, но его недостойные замыслы были слишком очевидны.

«У меня столь неудачное предопределение, что, если я и дальше останусь жить в этом суетном мире, мне наверняка придется изведать невзгоды, которые редко кому выпадают на долю», – подумала она и постриглась в монахини, никого не поставив о том в известность. «Что ж, теперь ничего не изменишь», – вздыхали ее прислужницы.

Правитель Кавати, почувствовав себя уязвленным, сказал:

– Неужели я так вам неприятен?.. Ведь у вас впереди долгая жизнь. Как же вы думаете жить теперь?