Георгий Гуревич - Древо тем

• Название: Древо тем
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Публицистика
• Год: 1991
• ISBN: 5-235-01315-8

Жизнь стемительно убегает, времени осталось совсем мало, а как много тем ещё неохвачено.

И вот Гуревич пишет эту повесть, предупреждая читателя, что здесь не будет законченых сюжетов, это только наброски к ним, темы будущих произведений, и приглашает к сотрудничеству, совместному творчеству, надеясь на достойных продолжателей. Вот где можно развернуться во всю ширь своей фантазии, включить воображение на полную катушку и подумать вместе с учителем над проблемами и их возможном разрешении. А их немало, собралось на целое древо, и они разбегаются во все стороны и выпускают побочные идеи и сюжетные линии, и не хватит сил и времени у одного человека написать все это.

Если готов ты не просто читать, а вдумываться в написаное, если радостно тебе наполнять скелет идеи мясом подробностей – смело читай эту книгу, и она не обманет тебя.

---

Ну что ж, попробуем в таком стиле.

В июне 1999 года была образована Национальная ассоциация по разработке проблем управления временем (НАРПУВ) под руководством выдающегося ученого, профессора Колумбийского университета в период с 1978 по 1983 год, в дальнейшем перешедшего…

И так весь роман? Сдаюсь. Не могу!

Оставим в покое ученых. Разучились они писать в двадцатом веке. Не попробовать ли литературные биографии? Например, серию «ЖЗЛ»:

«Предки его были англичанами и попали в Новый Свет не по большой охоте, а гонимые бурей английской революции. В середине XVII столетия в графстве Эссекс жил в скромном достатке английский священник, преподобный отец Лоуренс Вашингтон. Он славил бога своего и любил крепкий эль. Круглоголовые пуритане, приступившие под водительством О.Кромвеля к развернутому строительству града господнего на земле… в 1643 году во имя чистоты идеалов изгнали распутника из прихода…»

Так, пожалуй, пойдет. Только предки меня смущают. Неужели каждую псевдобиографию начинать еще и с псевдогенеалогии? Десять биографий – десять томов – целая библиотека!

Видимо, десять биографий надо свести в одну повесть.

Каждая глава – биография. И главы эти будут похожи не на том «ЖЗЛ», а на юбилейную статью в популярном журнале.

Скажем, про Аникеева я начну так:

«Этот человек жил в двух эпохах сразу: мысленно – в третьем тысячелетии, а физически – в начале XX века, в царской России, в небольшом городке на Волге…

Напрягите свое воображение, представьте себе жилище того времени, так называемую «избу». Единственная комната – «горница» – чуть ли не вся занята громоздкой, выбеленной мелом печью. Подслеповатое оконце, а за ним простор. Простор! Величественная река, на том берегу заливные луга – луга до горизонта и за горизонт. Толкутся лодки, лодчонки, парусники, баржи разгружаются, баржи нагружаются. На берегу связки соленых вонючих кож, горы полосатых арбузов, бунты бревен. Грузчики вереницей бегут по сходням, неся мешки на склоненном затылке. У кабака дерутся пьяные; упившиеся дремлют в канаве. И надо всем плавает колокольный звон: басы, густые как мед, а мелкие колокольцы, словно мухи над медом…

Дремучая жизнь. Дремотное время. И в такой обстановке зарождалась темпорология – одно из высших достижений XXI века…»

Ну и так далее, в подобном духе. Думаю, что уложу каждую биографию в десять страничек. А детали читатели дорисуют сами. Довообразят.

СОРОК ПОРЦИЙ ЖИЗНИ

1. ТЕМА

Мой гость – обыкновенный гость, не космический, не фантастический – проснулся в десятом часу, сладостно зевнул, потянулся, расправляя лопатки, и сказал сокрушенно:

– Треть жизни тратим на сон. Досадно. Сколько успели бы, если бы не спали.

Как автор доброго десятка сочинений о сроках жизни, о бессмертии даже, я счел нужным возразить:

– Сон не укорачивает жизнь, а продлевает. Сон – это период психологической уборки, наведения порядка в мозгу. Не будь сна, мы изнашивались бы гораздо быстрее, старели бы не к шестидесяти годам, а к сорока, даже раньше.

И тут же в голове возникло:

– А если бы мы спали не восемь часов, а восемь лет, еще лучше – девяносто восемь. Допустим такой план жизни: девяносто восемь спим, два года бодрствуем. Делим нормальный 80-летний срок на сорок порций. В общей сложности – четыре тысячелетия. Каково?

Тема!!!

Лично меня как литератора такой прерывистый вариант жизни привлекает с точки зрения сюжетной. Красочная получается биография: броски из эпохи в эпоху, смена декораций в каждой главе, в каждой острое столкновение прошлого с настоящим. Пестро. И волнительно.

Привлекает этот вариант меня и своей близостью. Он почти осу­ществим. Это не послезавтрашний день науки, даже и не завтрашний, чуть ли не сегодняшний. Гипотермия уже применяется в клиниках, надо только растянуть ее на столетие. Еще малость, небольшое усилие, и станет явью многолетний сон. Сон станет явью – традиционное обещание.

Итак, для литературы привлекательно, но тут же встает следующий вопрос: «А практический смысл есть ли?» Жить люди бу­дут столько же, только жизнь свою разрежут на ломтики. Да и нужно ли это обществу? За столетие наука и техника уйдут далеко вперед, гости из прошлого будут совершенно беспомощны, работать практически не смогут, может быть, и язык им придется изучать заново. Хотя все мы, рассуждая о будущем, приговариваем: «Одним глазком взглянуть бы», при этом подразумевается: «взглянуть бы и домой вернуться». Здесь возврат исключен, предполагается бесконечное странствие, путешествие сквозь века, и похоже, что это путешествие будет утомительным, трудным и даже безрадостным. Всякий раз, проснувшись в следующем веке, наш странник окажется в чуждом, непонятном, возможно, и в неприятном ему мире. Иные нравы, иные одежды, все непривычно, кое-что неприлично. И сам ты неловкий, неприятный, смешной. Год нужен, чтобы разобраться, как-то приспособиться. И зарабатывать чем? Показывать себя, служить экспонатом в историческом музее? Так-таки и сидеть в зале под стеклянным колпаком, чтобы на тебя тыкали указкой: «Перед вами, дети, человек прошлого века. Он странно одет, странно выражается, он не умеет, дети, вести себя, он никогда не видел того и сего…» И в довершение трудностей смертельный риск: засыпаешь на сто лет (на 98, но не будем придираться всякий раз: «сто лет» произносится проще), мало ли что может случиться за это время. Кто знает, удастся ли проснуться благополучно? Думаю, что, испытав разок такое перемещение, наш темпонавт, путешественник во времени, останется в ближайшем же веке навеки. Больше не станет рисковать. Очень уж серьезная причина нужна, чтобы решиться на такое беспокойное странствие.

Либо жадное ненасытное любопытство: «Хочу все повидать»;

либо глубокое разочарование в современности, надежда на лучшее будущее;

либо азартный спор, и такой вариант возможен;

либо самоотверженность ученого, готового на все ради познания.

И в самом деле, почему это бессмертие (очень неточный термин, правильнее удлиненная, удвоенная жизнь, гигажизнь, сверхдолголетие), итак, почему же это сверхдолголетие рассматривать только с точки удовольствия странника. А может быть, оно полезно было бы человечеству, может быть, следовало бы послать делегата потомкам в их интересах, чтобы он объяснил бы им… Что объяснил бы?

Что спрашивают потомки у визитеров из прошлого? Что говорят эти визитеры? По литературе можно проверить. Достаточно было проснувшихся, начиная с Рипа ван-Винкля. Обычно всплескивают руками, удивляются и удивляются:

Ах, как все изменилось!

А другие говорят, что ничего не изменилось, все возвращается на круги своя, нет ничего нового под Луной. Вот у Эдгара По оживленная мумия ничего примечательного не видит в Америке XIX века. Все уже было, в Египте… кроме патентованного лекарства. Так что же, все меняется или не меняется? А если меняется, к лучшему или к худшему?

Пожалуй, именно такой вопрос задаст миру путешественник по ве­кам. Для решения его стоит взвалить себе на плечи тяжкий крест порционной жизни.

Итак, тема есть, проблема есть. Приступаем к разработке.

2. УСЛОВИЯ ИГРЫ

Чтобы обзор веков получился мало-мальски объективным, нужно ввести какие-то правила. Если мой герой вздумает посещать мир «в его минуты роковые», метаться из страны в страну, получатся одни только роковые минуты, переломы и повороты, провалятся долгие десятилетия и века спокойного развития. Если вздумает посещать только великих людей, получится вариант «Жизни замечательных людей», незамечательные толпы останутся в тени. Холодное беспристрастие требует, чтобы даты были случайными. Допустим, в последний раз герой проснулся сейчас… впрочем, надо еще уточнить: «сейчас», когда книга вышла в свет, или «сейчас», когда вы ее читаете? Условимся, что он проснется одновременно с тем моим гостем. Когда это было? В 1980 году, кажется. В 1980-м проснется, заснет через два года – в 1982-м. И так в каждом столетии.

Не спит в 1980—1982-м с 1 июля до 1 июля,

в 1780—1782-м с 1 июля до 1 июля,

в 1680—1682-м… 1580—1582-м… и т д.

Что же он мог увидеть в эти промежутки?

Сам с собой затеваю игру: испытываю, что способен вспомнить о выбранных годах, не заглядывая в справочники.

1881. Народовольцы убили Александра II. Надеялись вызвать народный бунт, вызвали реакцию. Уходят великие писатели середины века. 1881 – год смерти Достоевского, в 1883-м умер Тургенев.

XVIII век. В России эпоха Екатерины И. Борьба с Турцией. 1783 – присоединение Крыма. 1783 – первый полет на воздушном шаре во Франции. 1783 – признание независимости Соединенных Штатов. Россия помогала им вооруженной блокадой. Назревает Великая французская революция. Идеологическая подготовка ее состоялась. Руссо и Вольтер уже умерли в 1778-м.