Джордж Сорос - Мыльный пузырь американского превосходства

• Название: Мыльный пузырь американского превосходства
• Автор: Джордж Сорос
• Издательство: Альпина Бизнес Букс
• Жанр: Политика
• Год: 2004
• ISBN: 5-9614-0042-5

Всемирно известный финансист Джордж Сорос в своей книге глубоко исследует современную экономику и политику США и приходит к выводу, что ситуация развивается по сценарию «мыльный пузырь», которая наблюдается время от времени на фондовых рынках. Опираясь на собственную мировоззренческую концепцию, он критически анализирует внутреннюю и внешнюю политику Джорджа Буша и показывает ее пагубные последствия. Автор приходит к выводу о том, что США должны переосмыслить свою роль в мире, и предлагает видение этой роли.

---

Различие установок ясно просматривается в течениях внутри движения за гражданские права, существовавшего во времена холодной войны. Правозащитная организация Freedom House была учреждена в 1941 году теми, кого впоследствии стали называть неоконсерваторами и кто смотрел на права человека как на оружие в борьбе против Советского Союза. Организацию Human Rights Watch или Helsinki Watch, как ее называли поначалу, создали после подписания Хельсинкских соглашений 1975 года либералы, которые критиковали Советский Союз за нарушение прав человека. В глазах первой группы мы были правы, а они – нет. Вторая группа подходила к правам человека как к универсальному принципу и была готова критиковать и Соединенные Штаты наряду с Советским Союзом. Многие члены Human Rights Watch до появления этой организации были активными участниками движения за гражданские права в США. Организация Americas Watch появилась как эквивалент Helsinki Watch для наблюдения за нарушениями с обеих сторон.

После распада советской империи различия лишь углубились. Подход с позиции капитализма толкал к немедленному внедрению рыночных отношений в экономику, не задумываясь о создании базы для этого или о государственном строительстве, как выражается президент Буш. Подход с позиции открытого общества требовал нечто похожее на план Маршалла.

По-разному можно интерпретировать и Декларацию независимости. Я воспринимаю ее как декларацию принципов открытого общества с оговоркой о том, что они являются не истиной, не требующей доказательств, а всего лишь выражением наших несовершенных представлений. В отличие от этого Лео Штраус, который, по всей видимости, оказал большое влияние на Пола Вулфовица и других неоконсерваторов, усвоил только первую сентенцию декларации и пришел, отталкиваясь от идеи бесспорной истины, к концепции естественного права. Несмотря на всю очевидность роли этой концепции в идеологии сторонников американского превосходства, я не имел ни малейшего представления о естественном праве до тех пор, пока не начал анализировать их видение мира. Оказалось, что эта концепция частенько используется для навязывания обязательств и ограничения возможностей самостоятельного выбора. Она прямо-таки сквозит в аргументации консерваторов и высказываниях понтифика. Ее несложно разглядеть, например, в призывах запретить аборты.

Эти две концептуальные основы видения мира, одна из которых основывается на ошибочности, а другая – на естественном праве, подобны кораблям в ночи, идущим разными путями.[71] В связи с этим уместно говорить о существовании двух разновидностей идеализма, одна из которых построена на концепции открытого общества, а другая – на естественном праве наряду с существованием более традиционных категорий идеализма и геополитического реализма. Это дополнительное деление особенно актуально для текущего исторического момента.[72]

Холодная война: сращивание идей и интересов

Во времена холодной войны примирить идеализм с реализмом не составляло труда. Не важно, в чем виделся идеал – в открытом обществе или в капитализме, Советский Союз в любом случае был врагом. Соединенные Штаты сочетали в себе все лучшее: они могли быть и сверхдержавой, и лидером свободного мира. Между либералами, с одной стороны, и неоконсерваторами и геополитическими реалистами, с другой, всегда существовали различия, однако их объединяло враждебное отношение к Советскому Союзу.

Наиболее существенные разногласия наблюдались в вопросах выбора союзников и выстраивания взаимоотношений с ними. Для реалистов враг нашего врага был другом. Джин Киркпатрик, представитель США в ООН во времена президента Рейгана, довольно своеобразно разграничивала авторитарные и тоталитарные режимы.[73] Фактически, с ее точки зрения, авторитарные режимы были нашими друзьями, а тоталитарные – врагами. Так, США имели тесные связи с Южной Африкой, несмотря на открыто проводимую ею политику апартеида. Помощь иностранным государствам предоставлялась исходя из геополитических соображений и нередко укрепляла авторитарные режимы.[74] Если организация Human Rights Watch резко критиковала такой подход, то Freedom House поддерживала его. Предметом ожесточенной борьбы стали и другие вопросы внешней политики. Члены Конгресса активно осуждали заговор ЦРУ против режима Сальвадора Альенде в Чили, тайную поддержку со стороны США военных диктатур в Бразилии и Аргентине, а также отрядов «контрас», развязавших гражданскую войну в Никарагуа, – в общем, все то, что преподносилось как борьба против распространения коммунизма в Западном полушарии. Несмотря на это, американская внешняя политика пользовалась поддержкой обеих партий по большинству аспектов, за исключением вьетнамской войны, которая расколола страну и оставила глубокие шрамы и горькие воспоминания.

Сверхдержава против лидера свободного мира

Холодная война завершилась крахом социалистической системы и распадом советской империи. Это было воспринято как величайшая победа Соединенных Штатов, однако природа победы так и осталась непонятой из-за того, что две роли – роль сверхдержавы и роль лидера свободного мира – слились воедино. Что отстаивал свободный мир – капитализм или открытое общество – также не ясно. Что все-таки обусловило крах – энергичная реализация Соединенными Штатами Стратегической оборонной инициативы (так называемой Программы звездных войн), превосходство капитализма или стремление к свободе внутри советской империи? Реакцию на крушение тоже иначе чем сумбурной не назовешь.

С распадом советской империи в 1989 году, а затем и Советского Союза в 1991 году открылась уникальная историческая возможность превратить страны региона в открытые общества. Советский Союз, а потом Россия и новые независимые государства остро нуждались во внешней помощи по той простой причине, что открытое общество – более сложная форма социальной организации, чем закрытое. Закрытому обществу доступна всего одна концепция организации – та, что санкционирована властями и принудительно реализуется. В открытом обществе гражданам не просто позволено думать за себя, они обязаны делать это, а организация дает людям с различными интересами, происхождением и взглядами возможность мирно сосуществовать. Советская система, пожалуй, самая всеобъемлющая форма закрытого общества в истории человечества. Она пронизала практически все аспекты жизни: политический и военный, экономический и интеллектуальный. Наиболее агрессивным было вторжение в естествознание – агроном Трофим Лысенко с помощью марксистской идеологии пытался доказать, что приобретенные свойства могут передаваться по наследству.[75] Переход от закрытого общества к открытому требует коренной ломки существующего режима, которую невозможно осуществить без внешней помощи.

Понимание этого подтолкнуло меня к созданию фондов «Открытое общество» по всей бывшей советской империи. Я понял важность момента. Характерной чертой революций является значительное расширение диапазона возможностей. Перемены, немыслимые в обычных условиях, становятся осуществимыми, а действия, предпринимаемые в этот момент, определяют ход событий в будущем. Именно поэтому я направил всю свою энергию на создание сети фондов, именно поэтому я вложил в них столько денег, сколько они смогли переварить.

Открытые общества Запада не поняли этого. Они не осознали историческую значимость того, что происходило, и продолжали заниматься своими делами как обычно. Они застряли в траншеях холодной войны между двумя сверхдержавами и не хотели верить в то, что Советский Союз становится другим. Идея конструктивного вмешательства во внутренние дела Советского Союза была чужда существующему мировоззрению.

Когда Михаил Горбачев в декабре 1988 года обрисовал с трибуны ООН свое «новое мышление» относительно мирового порядка, ориентированного на сотрудничество, его выступление было воспринято как «военная хитрость».[76] Правительство США продолжало настаивать на уступках, а когда Советы пошли на них, затребовало большего. Я помню свою встречу с Робертом Зелликом, нынешним торговым представителем США, а в то время – сотрудником Госдепартамента. Он заявил, что Соединенные Штаты не могут пойти на предоставление помощи Советскому Союзу до тех пор, пока тот поддерживает Фиделя Кастро на Кубе. Когда же глубокие изменения характера режима стали очевидными, правительство США решило, что слишком поздно протягивать руку помощи. Пока русские просили помощи, к ним относились как к попрошайкам. Российский экономист Николай Шмелев рассказывал мне, как он в сентябре 1989 года во время перелета на межправительственную встречу в Джексон-Хоул, штат Вайоминг, на протяжении пяти часов безрезультатно пытался убедить тогдашнего госсекретаря США Джеймса Бейкера в необходимости поддержки. Горбачев остался ни с чем.