Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

• Название: Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По
• Автор: Гарольд Шехтер
• Издательство: Амфора
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00256-0

Эдгар По, начинающий литератор, отправляется в Бостон на поиски лекарства для своей чахоточной жены. Но вместо этого он обнаруживает изувеченные трупы и оказывается вовлеченным в дьявольские козни преступника, распутать которые По помогают владелец цирка уродцев финеас Барнум и будущая известная писательница Луиза Мэй Элкотт, автор романа «Маленькие женщины».

Гарольду Шехтеру удалось невозможное: он Написал увлекательнейшую мистерию, историю, рассказанную самим Эдгаром По – непревзойденным мастером мистификации, и его По – далекий от мистики живой человек, будущий писатель. При этом никакой стилизации, хотя стиль чувствуется во всем. У Тома Холланда появился серьезный конкурент.

BOSTONBOOK REVIEW

---

– Конечно же, вы не совершите подобной жестокости на глазах у вашей жены. Поскольку мне кажется, что женщина на вашей кровати не кто иная, как ваша возлюбленная Присцилла, которую вы спасли от ужасов могилы и принесли домой, чтобы она была рядом с вами.

Ватти растерянно заморгал глазами. Быстро оглянувшись через плечо, он снова устремил на меня обезумевший взгляд.

– Она ничего не видит. Она еще не ожила. Пока.

Я понял, что моя единственная надежда остаться в живых заключалась в том, чтобы как можно дольше поддерживать разговор с маньяком, при этом лихорадочно думая о том, как бы освободиться. Стараясь поддерживать интонацию дружелюбной заинтересованности, я обратился к нему так:

– Полагаю, однако, что из вашего заявления следует, что она может воскреснуть в любой момент.

– Возможно, – ответил Ватти, впрочем несколько неуверенно.

– С вашей стороны было очень умно сделать ей такие чудесные глаза, готовясь к ее неизбежному воскрешению, – сказал я. – И просто выразить не могу, как мне нравятся ее перчатки, которые, если не ошибаюсь, удивительно похожи на те, которые носит мисс Анна Элкотт.

Пристально на меня поглядев, Ватта сказал:

– А ты вострый, слышь, сукин сын. Точно, у элкоттовской девчонки спер. Видел на ней тогда, в воскресенье. Ох, и люблю же я смотреть на эту Анну. Красивая. Точь-в-точь Присцилла. Если бы не мистер Элкотт… кричал, что заарестует меня, ежели я буду возле них шляться. Так что пришлось мне придумать себе наряд, чтобы можно было на нее поглазеть. А раз ночью – спали все – я и стянул перчатки для Присциллы.

– Очень-очень умно, – сказал я. – Особенно учитывая, что двери и окна прочно запираются на ночь.

– Ну, чтоб обчистить кого-нибудь, много ума не надо, – ответил Ватти с характерной самодовольной ухмылкой, почесывая нос мозолистым указательным пальцем.

Я уже говорил о том, насколько необычными, если не гротескными, выглядели руки Ватти – настолько длинные, что определенно напоминали обезьяньи. Когда теперь я снова посмотрел на них, меня осенило.

– Ну конечно же, – сказал я. – Есть много способов пробраться в дом – скажем, кошачий лаз в кухонной двери. Для человека с такими впечатляюще длинными членами не составит труда просунуть руку и открыть задвижку.

– Догадался, – даже с каким-то удовлетворением признал Ватти. – Светлая у тебя голова на плечах, По. Жаль только, что недолго ее тебе носить.

С этими словами он приставил нож к моему горлу, надавив острием на выступающий щитовидный хрящ, в просторечии именуемый адамовым яблоком.

Прикосновение лезвия заставило меня похолодеть, неудержимая дрожь пробежала по каждому нерву.

Изо всех сил стараясь подавить ее (из страха, что малейшее движение головы – и лезвие вопьется в мое тело), я умоляюще посмотрел на Ватти снизу вверх и сказал:

– Ваше негодование полностью оправданно, мистер Ватти. Нет никаких сомнений, что, посягнув на священную неприкосновенность вашего дома, я совершил прискорбный проступок. И все же прошу вас взвесить последствия кровавой мести, которую вы замышляете. Хотя моя насильственная смерть и может доставить вам мимолетное удовлетворение, за нею почти наверняка воспоследует арест, а может быть, и казнь. Ваша жена, Присцилла, останется беззащитной и, учитывая ее нынешнее, злосчастное положение, неизбежно вернется в могилу.

Похоже, мои слова возымели желаемое действие. Выражение яростной решимости улетучилось с лица Ватти, сменившись растерянностью. Опустив нож, он оглянулся на кровать и, потянув себя за обвисшую нижнюю губу, пробормотал:

– Может, вы и правы. Не след, чтобы с Присциллой что худое случилось. Пока лекарство не подействует.

– Правильно ли я полагаю, – спросил я, – что, говоря о лекарстве, вы имеете в виду вещество, которое втирали ей в кожу?

– Верно, – ответил Ватти. – Он обещал, что от него она оживет.

– А под ним, – рискнул я, – вы подразумеваете мистера Герберта Баллингера?

Ватти, прищурившись, посмотрел на меня.

– Но каким макаром вам и это известно?

– Я в некотором роде знаком с этим джентльменом, – ответил я, – заходил в его мастерскую в Бостоне. И вы с ним тоже там познакомились?

Ватти отрицательно покачал головой.

– Не-а. В Осборне, в кабаке, месяца три, может четыре, назад. Разговор у нас вышел. Тут-то я и узнал, что он с мертвяков картинки делает. А как заикнулся про выдумку свою, ему вроде интересно стало. Сказал, можно на этом кучу денег огрести. А я ему – деньги, мол, меня не интересуют, верните-ка мне мою Присциллу. Ну, договорились мы. Я ему чертежи, он мне – лекарство.

Было до боли ясно, что Ватти пал жертвой жестокого обмана, сам того не сознавая. Несмотря на многие вопиющие черты его облика – от его отталкивающей внешности до отвратительной навязчивой идеи, – сердце мое сжалось от жалости к этому человеку, ибо его поступки, пусть и безумные, были продиктованы чувством, к которому я испытывал глубокую симпатию: безграничной любовью к обожаемой молодой жене.

– Никак не сообразить, – продолжал Ватти. – Он клялся, что на все уйдет не больше недели. Но, – и тут в голосе его проскользнула нотка отчаяния, – я вот уже почти две недели бьюсь, ничего не выходит!

– Мистер Ватти, – мягко сказал я, – позвольте мне задать вам один вопрос. Мистер Баллингер давал вам какие-нибудь лекарства, кроме мази?

– Только это чертово притирание, – ответил Ватти, поворачиваясь и указывая на синий пузырек.

Несколько последних минут он, чьим пленником я невольно оказался, закрывал от меня кровать. Теперь, когда он изменил позу, я снова увидел отвратительный, выкопанный из земли труп.

Тошнота подступила к горлу, и я быстро закрыл глаза. Приступ страха был вызван не просто омерзительным видом мумифицированного тела: я остро осознал, что без лекарств доктора Фаррагута, которые могут приостановить, если не обратить вспять прогрессирующую болезнь, моя собственная дорогая жена довольно скоро превратится точно в такое же чудовище.

Прошло несколько минут, прежде чем я снова мог говорить относительно нормальным голосом.

– Подобно вам, мистер Ватти, у меня есть жена, которая мне дороже жизни, – заявил я. – Подобно вашей Присцилле, мою Вирджинию поразил страшный недуг. Только отчаянная и явно ошибочная надежда найти недостающие медицинские компоненты заставила меня самовольно вторгнуться в ваш дом – поступок, о котором никто не стал бы сожалеть горше меня. Как муж мужа умоляю вас освободить меня от пут, чтобы я мог продолжить поиски лекарств, которые вернут здоровье моей жене.

Несколько мгновений Ватти ничего не отвечал, хотя по судорожно меняющемуся выражению лица было ясно, что в глубине души его борются два в корне различных побуждения: карающее насилие, с одной стороны, и прощение – с другой. Внезапно он протянул руку с ножом и, испустив безумный вопль, ринулся на меня.

В любую секунду ожидая рокового удара, я закрыл глаза. Однако вместо этого Ватти просунул нож под ремень, привязывавший меня к креслу. Еще мгновение – и я был свободен.

Рванувшись с места, забыв про шляпу, которая, сбитая, валялась на полу, я бросился к двери. Ватти подошел к постели, присел на перину и снова заключил в объятия скелет своей давно умершей жены.

Спотыкаясь о груды мусора, я добрался до входной двери, распахнул ее и – бежал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Ужасы, которые я пережил в доме Ватти – в сочетании со слабостью, причиненной ранением в голову, – почти вконец обессилили меня. Выбравшись из сумрачной чащи, где находились его владения, я нашел рухнувший клен и присел на пенек.

Мысли мои пребывали в крайне неотчетливом и сумбурном состоянии. Уперев локти в колени, я закрыл лицо руками и несколько минут просидел неподвижно, ожидая, пока ко мне вернется способность связно мыслить. Прошло немало времени, прежде чем я, несколько взбодренный свежим, если не сказать стылым, воздухом, поднял голову и начал подводить итоги сложившегося положения.

Если бы, выйдя из дома Ватти, я увидел, что наступила ночь, то вряд ли бы удивился, поскольку полностью утратил всякое представление о времени. На самом деле небо, хотя все еще и затянутое тучами, казалось чуть светлее, чем было, когда я вышел из дома утром. Посмотрев на часы, я увидел, что все еще достаточно рано – всего несколько минут до полудня.

Внезапно моих ноздрей коснулся принесенный порывом ветра запах бальзамической пихты – и я все понял. Даже в насмерть перепуганном состоянии, наблюдая за тем, как Ватти втирает чудодейственную мазь в отвратительное лицо своей мертвой жены, запах этого снадобья показался мне знакомым. Теперь я понял почему.

Меня самого уже лечили подобным притиранием. Несколько недель назад Ф. Т. Барнум смазал им мою руку, пораненную после contretemps23 в салуне «У Гофмана».

Короче, это было не что иное, как пузырек с растительным «целебным бальзамом» доктора Фаррагута. В обмен на единственный пузырек с этим благотворным, хотя отнюдь не чудодейственным средством у Питера Ватти хитростью выторговал чертежи его потенциально прибыльного изобретения во всем шедший ему на уступки Герберт Баллингер, явно пообещавший помешавшемуся от горя отшельнику, что мазь может воскрешать мертвых!