В. Шефнер - Лачуга должника

• Название: Лачуга должника
• Автор: В. Шефнер
• Издательство: Петербургский писатель, Terra Fantastica, Азбука-классика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-88986-031-3, 5-7921-0667-3, 5-352-00830-4

Бессмертный Павел Белобрысов и простодушный "скромный гений" Стефан. Жизнь длиной в "один миллион лет" и пять "не" - неуклюжий, несообразительный, невыдающийся, невезучий, некрасивый...

Невероятные слова и люди в книге блистательного Вадима Шефнера! Горькое веселье и разухабистая грустинка, чистый детский смех стихов и самоцветная россыпь прозы. А главное - просто человеческие истории...

---

- Ларинька, Ларинька, очнись! Прости меня, прости! - бормотал дядя Филя, склонясь над мертвой. Потом упал рядом с ней лицом вниз и закричал, завыл не по-мужски тонко, и вой его слился с истошными завываниями Хлюпика.

XXV

Тетю Лиру погребли на тихом филаретовском кладбище.

Все это кончается просто - Не взлетом в небесную высь, А сонным молчаньем погоста, Где травы корнями сплелись.

Первое время дядя Филя навещал могилу ежедневно. Отправляясь на кладбище, он отрезал ломоть хлеба, брал кусок колбасы - это для Хлюпика. Песик ушел из дома и жил возле могилы тети Лиры - сторожил свою хозяйку. Отощал он страшно, так что имя его теперь вполне ему подходило. И ему жить оставалось недолго. Однажды дядя Филя нашел его мертвым. Собачонка вся была изрешечена дробью: это городские охотники-любители шли мимо кладбища и решили потренироваться, использовали Хлюпика как живую мишень.

Валентин уехал сразу же после похорон, ему нельзя было прогуливать. Я же остался на время присматривать за дядей Филей. Он стал неряшливым, оброс, все у него из рук валилось. Я ходил в магазин, готовил обеды, но он к моим супам и кашам почти не притрагивался, приходилось его порции вываливать в корытце Антуану. Поросенок все съедал за милую душу.

Так прошло три недели. Пора мне было в город возвращаться. Деньги материнские медленно, но верно подходили к концу, со стихами не ладилось, а значит, и гонораров в ближайшее время не предвиделось, и от моего бытия начинало тунеядством попахивать. Надо на работу скорее устраиваться, решил я.

Везде - в трамвае, в санатории, Среди гостей, среди родни, На суше и на акватории Моральный уровень храни!

Расставаясь с дядей Филей, я намекнул ему, что он должен подтянуться, должен беречь свое здоровье. Ведь у нас, у миллионеров, все впереди, и из своего миллиона он израсходовал пока только шестьдесят лет. Ответ его прозвучал для меня ошеломляюще. Он произнес нижеследующее:

- Пропади он пропадом, этот миллион! Права была Лариса, не будет нам радости от этого лекарства! Клюнули мы, дураки, на поганую наживку. Виноваты мы, Павлуха, перед всеми людьми виноваты!.. И ты еще взвоешь от своего долголетия! - с тоской в голосе закончил он.

XXVI

Я устроился подсобным рабочим на "Спортверфь". Там работал сосед по коммунальной квартире Виктор Власьевич Желудев, краснодеревщик. После смерти матери он всячески опекал меня и уверил, что на верфи я буду неплохо зарабатывать. Так оно и вышло. Я имел в месяц около двухсот. Виктор Васильевич надеялся, что я заинтересуюсь производством, прирасту душой к "Спортверфи". Все вышло по-иному, но об этом потом.

С Валентином я теперь встречался не очень часто, так как он работал в дневную смену, а я - то в дневную, то в вечернюю. В выходные дни я запирался в своей комнатухе и пытался творить. Но стихи не шли, я буксовал. Позже я понял, что потерпел творческий крах через свое миллионерство.

Поброжено, похожено, Поискано, порыскано; А песня-то - не сложена, А счастье - не отыскано.

Однажды в сентябре, вернувшись с работы, я нашел дома записку от Валика. Он сообщал, что дядя Филя умер. Он, Валентин, едет на похороны в Филаретово и зовет и меня "участвовать в мероприятеи". Я смог выехать только через день, в субботу. Дядю Филю уже погребли, я попал на поминки.

Поминки те организовал Василий Федорович, брат покойного. Дядя Филя был с ним в давней непримиримой ссоре, но стоило дяде Филе помереть - и соседи в первую очередь известили об этом братца. Тот явился как штык и сразу же провозгласил себя единственным наследником умершего. Василий Федорович немедленно разузнал, что в поселке живет некий Николаша Савельев, человек, который умело режет свиней; и вот Николаша пришел с ножом и безменом и прирезал Антуана, который к тому времени вырос уже в солидного борова. Николаша получил за это три кило мяса и внутренности. А часть требухи досталась кошке Фроське, многогрешной кошке, которая не вкусила экстракта, но тем не менее пережила и Хлюпика, и Антуана.

На поминки приперлась уйма народу, причем не только из Филаретова, но и из окрестных поселков. Места в доме не хватило, и столы расставили на участке, благо погода стояла удивительно ясная и теплая. Я заметил, что клумба имеет прежний вид, и подивился, почему это дядя Филя пощадил свой алкогольный клад, двадцать бутылок портвейна. Запамятовать он никак не мог - пьющие таких вещей не забывают. Значит, еще надеялся на светлое миллионерское будущее?

Пил он последние месяцы своей жизни невылазно, продал все, что можно продать, занимая деньжата направо и налево.

Все в Филаретове удивлялись, почему Филимон Федорович, при всей своей пропойной нищете, не зарежет борова или не продаст его; цену ему предлагали неплохую. Но тут дядя Филя был тверд.

Умер он смертью нелепой, но мгновенной. Решил вставить "жучка" вместо перегоревшей пробки - и его ударило током. А сердце, надо думать, было уже ослаблено алкоголем.

Умереть бы, не веря в прогнозы, Второпях не расчухав беду,Так столкнувшиеся паровозы Умирают на полном ходу.

Волею случая произошло это в годовщину смерти тети Лиры, день в день.

…Поминки затянулись, Василий Федорович подвыпил и начал поносить покойных Бываевых за то, что они вырубили деревья; он утверждал, что это "психозная выдумка", и упрекал филаретовских аборигенов в том, что они не воспрепятствовали этому. Гости начали обиженно расходиться; в первую очередь ушли женщины - те, что приготовили угощение. Но группка местных выпивох сидела как приклеенная.

Валик был мрачен. Он почему-то считал, что участок и дом должны были перейти по наследству ему, а тут подсыпался этот братец дяди Фили. И сразу же, подлец такой, Антуана зарезал! И вот теперь мы, два миллионера, едим своего младшего брата по вечности!

- Так ты не ешь! - сказал я.

- Почему же не есть?! Это даже интересно: бессмертный боровок, а мы его ам-ам… И меня тоже съедят братья-киношники. Они не уважают меня. Они мой сценарий забраковали.

В высказываниях этих я уловил цинизм неудачника. Между тем Василий Федорович решил, что пора свертывать тризну, и пригласил выпить по разгонной.

- Врешь, желвак! - закричал Валик.- Рано нас разгоняешь! - И он торжественным движением руки указал на клумбу и всем поведал, что там зарыто.

То ли говорил он очень доказательно, то ли пьянчугам очень хотелось выпить еще, только факт, что сразу откуда-то появилась лопата и работа закипела. Копали поочередно. И вот бутылки появились на свет. Некоторые из них не выдержали, видно, зимних холодов, полопались, но большинство оказалось в целости. Пир возобновился с новой силой. Гости уже и не помнили, по какому поводу они сюда явились. Звучали пьяные песни, разухабистые анекдоты. Организатор мероприятия, Василий Федорович, тоже приналег на портвейн и в результате свалился со стула наземь и захрапел.

- Схожу по нужде,- сказал мне Валик и подмигнул. Что-то жутковатое почудилось мне в его тоне, в этом подмигивании. Какая-то злобная бодрость взыграла в Валентине.

Вернувшись, он сразу налил себе стакан портвейна и часть напитка, будто спьяна, пролил себе на руки и затем тщательно отер их носовым платком.

- Отчего от тебя керосином пахнет? - спросил я.

- Молчи! - прошипел он.- Я на бабулином керогазе чай подогреть хотел, голова болит, так я… Молчи, Пауль!

- Дымком потянуло,- сказал один из пьющих.- Никак нам еще по порции свининки выделят? Под портвейн - в самый раз.

- Дым из окна идет,- молвил другой.

Из окна кухни валил дым. Окно комнаты, плотно зашторенное, светилось неровным, колеблющимся светом. Казалось, в нем отражается дальняя заря, казалось, занавеска колеблется от ветра.

- Пожар! - крикнул кто-то.- Дом горит!

Началась суматоха. Кто-то побежал за ведром, кто-то за багром. Крики, гвалт. Добровольная пожарная дружина прикатила бочку с насосом, шланг. Но старые, сухие стены пылали уже вовсю. Погребальный костер в честь дяди Фили взметнулся аж в самое небо. Бились с огнем смело, но бестолково. Больше всех суетился Валентин. Он даже сделал вид, будто хочет влезть в окно, прямо в полымя, но его оттащили.

Дом Бываевых догорал. Протрезвевший брат покойного плакал и ругался. Последние гости и пожарники-добровольцы покидали участок, толкуя о причине пожара. Все считали - виновата плохая проводка, из-за этого, мол, погиб и Филимон Федорович.

Если в доме ты чинишь проводку - И про пиво забудь, и про водку!

В тот же день мы с Валентином уехали в Ленинград. Валик был пьян, но хотел казаться совсем пьяным. Сидя в вагоне, порой он искоса, исподтишка поглядывал на меня, будто ожидал чего-то. Но я не сказал ему ничего существенного.