Александр Торопцев - Бросок на Альбион

• Название: Бросок на Альбион
• Автор: Александр Торопцев
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00829-Х

К середине XI века силы викингов резко пошли на убыль. Последний крупный «морской король», норвежец Харальд Суровый решился на отчаянную военную авантюру. До этого в течение сорока лет боев он одержал очень много побед. Дюк Нормандии Вильгельм тоже редко проигрывал, как и король Англии Гарольд. Именно этим трем сильным людям выпала судьба закрыть веер викингов и передать его в руки истории, которая готовила странам Европы, Африки и Азии новые испытания.

В романе современного русского писателя Александра Торопцева, написанного специально для серии «Викинги», по-новому осмысливаются эпоха викингов, их значение в мировой истории и истории Севера…

---

Странные они – люди! Странный они путь выбрали – железный. Поверили они в силу и во всемогущество железа, почему? Неужели железный путь самый легкий, самый надежный, самый простой? Да, видимо, самый простой. Секрет рубашки из оленьей кожи сложен. Железо проще. Даже Турир больше верил в силу железа, чем в крепость оленьей рубашки. Кольчуга, панцирь, меч, орал, замки, запоры… – все железное. А как же меч Олава затупелый? Ведь он был! Или не был?

Можно, конечно же, не верить в оленью кожу и в другие подобные изобретения пытливого человечества, так спокойнее. Так – вернее. Есть только железо и Бог. Есть люди, которые верят только в железо и Бога. И только эти люди могут побеждать. Даже если они проигрывают иной раз. И только таких людей выбирает история, железных людей, бредущих в поисках побед по своему железному пути к своим железным целям…

Харальд, ее славный избранник, израненный, усталый, чудом спасся в той страшной битве. Рёгнвальд сын Брусси, привел брата Олава к старому бонду, обитателю лесной глуши. Перепуган был хозяин. С утра тревожно билось его спокойное сердце. Далекий шум бредущих на смерть упрямых людей тревожил его. Потом грай битвы слушал он, волновался из-за солнца. Слушал ветра дерзкую песнь. В темноте-то, в лесной глуши, ветер воет страшно, бывалым людям до седых волос не привыкнуть к вою ветра. Потом и солнце объявилось, и ветер угомонился, словно нашкодивший пес. Да только ветер битвы долго не хотел затихать: тянуло от Стикластадира сквозняком упорной рати. Было тревожно бонду. Кто победит? И в той, и в другой армии друзья у него водились. Не сделал он им ничего плохого – только добро. И они не обидели его ни словом гнусным, неправедным, ни делом. Как бьются люди? Сюда в лесную глушь ветер нес лишь звуки боя.

Первой весточкой был Рёгнвальд. Он привез Харальда. Бонд все понял без слов. Он знал секреты лечебных трав, он быстро вылечил юного воина и повелел сыну переправить его на восток в Швецию, где собирались в строгой тайне от врагов Олава все, кому посчастливилось выжить в страшном сражении.

Сын старого бонда, юноша с норовом, гордился победой соплеменников при Стикластадире. Он догадывался о том, кого ведет по заповедным тропам на восток. И зачем ведет. Он думал, сомневался, переживал. Он не хотел быть врагом бондов, простых тружеников-крестьян. Справиться в честном поединке с Харальдом ему, храброму человеку, не удалось бы. Но – лес! Сын бонда знал лес не хуже отца. Лес их кормил, одевал, учил. Лес помог бы ему справиться с Харальдом. Брат Олава это почувствовал в первом же переходе. Шли они по нехоженым, невидимым даже опытному глазу лесным тропам, с горы на гору, с холма на холм, обходили стороной дороги, поселения. Отдыхали в безопасных местах. Молчали. Говорить было не о чем. Говорить не хотели. Думали о вечере, о ночлеге. Юный бонд и юный Харальд.

Вечер пришел неожиданно. Солнце уснуло за сопками, закрыло глаза, лес потемнел. Бонд разжег костер. Харальд смотрел на огонь, на коня своего, стоявшего чуть поодаль, притомившегося вместе с людьми, на коня бонда, тоже уставшего, тоже спокойного. Кони не чувствовали напряжения – напряжения битвы при Стикластадире, которое не развеялось ветром дней по Вселенной, осталось в душах всех норвежцев. И здесь оно держало двух юных людей, волновало их робкие души.

Проводник нервничал. Резкий хруст сухих веток, быстрые струи огня, почти бездымного, бесшумные шаги по мягкой осенней траве, хмурые красные блики в глазах бонда… Он нервничал, не заметить это было трудно, он думал. У него был острый нож. У Харальда были меч и копье…

Костер горел недолго, вскипела вода в медной миске, подвешенной над костром на кривом сучке, воткнутом в землю. Сын бонда бросил в миску травы из своего мешка. От костра остались лишь розовые угольки. Проводник подал напиток Харальду.

– Отец велел поить тебя этим отваром, – сказал он спокойно.

Харальд, обжигая губы, пил терпкую горячую воду, молчал. Ему было пятнадцать лет. Его проводнику – на год-полтора больше. В открытом поединке, а хоть бы и утром, на этой же поляне, он сразил бы бонда вмиг. Если бы бой был утром.

Сын бонда готовился ко сну чуть в сторонке от костра, под низкими лапами ели.

– Мы будем спать здесь, – голос его был тих, тревожен. – Вдвоем теплее.

У бондов при Стикластадире было большое войско, ополчение, все как на подбор хорошие воины. Сына бонда они не поставили в строй, сил тот еще не набрал, чтобы махать мечом весь день с опытными воинами. Харальд знал об этом. Он хотел лечь под своей елью, их тут хватало. Но бонд спокойно, одним лишь движением головы пригласил его к себе, и сын Сигурда Свиньи почему-то не отказался, понял, что так будет лучше.

Они лежали, повернувшись друг к другу спинами. Один держал в руке большой острый нож, другой – меч. Они долго не могли уснуть, думали. Уже спины нагрелись, передавая свое тепло, тепло жизни друг другу, а они все думали о чем-то и молчали, старались не дышать глубоко, не вздыхать глубоко.

Харальд, как ему казалось, уснул позже своего проводника. Бонду так тоже казалось, и, быть может, поэтому спали два юных человека беззаботно и спокойно, крепко сжимая в руках нож и меч. Харальд был еще слаб. Раны, хоть и затянулись, но напоминали о себе даже во сне. Сын Сигурда постанывал, ворочался, отрывался от теплой спины бонда, но через мгновение вновь прижимался к ней.

Так пришло утро.

ВТОРАЯ ВИСА ХАРАЛЬДА

«Трудности похожи на собак они кусают лишь тех, кто к ним не привык».

Антисфен.

«Прежде чем приказывать, научись повиноваться».

Солон. Древнегреческий мудрец. VIII-VII вв. до н. э.

В Швецию прибыли путники. Там Харальд встретил ярла Рёгнвальда, других друзей, участвовавших в битве при Стикластадире. Они перезимовали здесь, снарядили корабли и отправились дальше на Восток, в Гардарики, где правил конунг Ярицлейв. Совсем недавно он принимал у себя Олава конунга, когда тот оказался в беде. Харальд надеялся, что и ему конунг русов поможет. Он не ошибся.

Ярицлейв – русы звали его Ярославом Мудрым – поставил его во главе дружины вместе с Эйливом сыном Рёгнвальда, доверял им самые важные ратные дела. А их у конунга русов было немало. Два юных скандинава воевали, не зная усталости, не зная отдыха.

С Эйливом давно
Был князь заодно.
Крепили строй
Они боевой.
Взяли в тиски
Вендов полки.
Изведал лях
лихо и страх.

Такую вису сочинил скальд Тьодольв о подвигах и походах норвежцев, находившихся на службе у Ярицлейва. С каждой битвой, с каждым походом раскрывался военный талант Харальда. Все ему удавалось, бил он врагов Гардарики, «страны городов», страны русов, несколько лет подряд. Возмужал в боях, окреп, затянулись душевные раны, угасла боль в груди, но то, первое свое, столь трагическое для конунга Олава, сражение он помнил постоянно.

Но боль появилась другая у Харальда сына Сигурда Свиньи. Опытная в душевных делах Ингигерд, жена Ярицлейва, дочь шведского конунга Олава, заметила это первой. И удивилась: какие люди, мужчины, странные?! На поле боя не было равных Харальду, мало кто мог сравниться с ним в военном искусстве, в хитроумных уловках, с помощью которых дружина Ярицлейва, ведомая сыном Сигурда, громила врагов. А уж как хорош был Харальд на пирах! Природная гордость, чувство собственного достоинства при любых обстоятельствах, радость очередной удачи, радость за всех – за друзей, за себя, – порождали в его талантливой душе чудесные висы. Не часто он их говорил на пирах. Все реже. Потому что на пирах все чаще стала появляться Елизавета (Эллисив называли ее норвежцы), дочь Ярицлейва и Ингигерд. Одним лишь появлением своим на шумном сборище знатного люда она, не самая яркая, не самая красивая дочь повелителя русов, сразу меняла душевный настрой героя Харальда. Держался он по-прежнему гордо и независимо, как и подобало победителю. Иной раз поднимался и, вступая в состязание со скальдами, говорил чудесные висы. Собравшиеся восторженно подбадривали Харальда, и никто не замечал волнения души его.

Ингигерд замечала.

Она сказал об этом Ярицлейву. Он не удивился, сказал о дочери своей:

– Она мила. А он суров, он – воин.

Он первым назвал Харальда Суровым, хотя в гордом победителе, молодом воеводе, можно было в те годы увидеть все черты, присущие молодым, удалым и удачливым, кроме, пожалуй, одной: суровым Харальд еще не был.

Суровость приходит с годами. Суровыми люди не рождаются. Жестоким может родить мать сына, случалось такое несчастье с некоторыми матерями мира, но суровыми людей делает время – Харальд суровым еще не был. Впрочем, Ярослава не зря называли Мудрым.

– Он – смелый, – возразила Ингигерд.

– Он – суровый, – упрямо повторил Ярослав и добавил: – Я не против отдать за него Елизавету, но не сейчас. Она еще совсем молода, а он еще не прочно стоит на ногах.