Джудит Майкл - Спящая красавица

• Название: Спящая красавица
• Автор: Джудит Майкл
• Издательство: Русич
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-155-4

Пятнадцатилетняя Анна Четем подверглась насилию и, не найдя поддержки в семье, была вынуждена убежать из дома. И только через много лет, став известным адвокатом, она смогла вернуться в родной город, чтобы защитить свою семью и собственную честь. Здесь ждут Анну опасность, заговор врагов и... первая любовь.

---

Однако, в тот день, когда приехала Анна, панорамы не было. Пока Чарльз ждал десяти часов, когда она должна была появиться здесь, как сказала по телефону, он смотрел на слой тяжелых белых облаков, расстилавшихся под ним до самого горизонта. Единственным свидетельством того, что внизу находился город, были антенны Хэнкок Билдинг, пронзавшие облака. Облака были и наверху, и между двумя этими белыми слоями, кабинет Чарльза казался бесцветным и призрачным, плавающем в мире, лишенном цвета.

На Анне был красный костюм с черным свитером, она надела флорентийское ожерелье и серьги из золотых и серебряных звеньев. Анна казалась ярким светом маяка в неземном свете его кабинета, и Чарльз смотрел, как она идет к нему с ощущением чуда и удивления, что эта поразительная женщина, которая, казалось, несет с собой свет, его дочь.

Он нерешительно встал из-за своего изогнутого письменного стола, изготовленного по эскизу Итана, потом обошел его, чтобы встретить ее, протягивая руку.

– Это очень приятно. Ты никогда не была здесь.

Анна взяла его руку, наклонилась и поцеловала отца в щеку.

– Мы можем сесть здесь? – спросила она и направилась к серому замшевому дивану у окна. Серебряный кофейный сервиз стоял на столике орехового дерева перед диваном. Чарльз, слегка раскрасневшись от удовольствия, последовал за нею. – Я вспоминаю мебель из прежнего кабинета дедушки, – сказала она, усаживаясь на диван. – Итан дал мне копии чертежей для игры, а я смотрела, как он работает. Ты ничего не стал менять.

– Нет, отец все перевез сюда, когда арендовал этот офис, и я не могу представить себе, что я хотел бы изменить. Я не помню, чтобы он приводил тебя в свой офис. Сколько лет тебе было?

– Около семи, когда Итан взял меня с собой в первый раз.

– Сразу после того, как умерла твоя мать. Я много путешествовал тогда, по делам.

– Да.

Они помолчали.

– Мне так жаль, – сказал Чарльз. – Я знаю, что недостаточно много времени проводил с тобой. Мне хочется чаще бывать с тобой; знать, каким ты хотела бы видеть меня. Я не думал об этом; долгое время я вообще не знал, что происходило.

Анна молчала, а он развел руками и опустил их.

– Самое печальное для меня, что я не помогал тебе, когда ты росла. Я смотрю на своих друзей, у которых хранятся альбомы с газетными вырезками и истории, которые рассказывают всю свою жизнь, и даже если у них были тяжелые времена во взаимоотношениях с детьми, все равно у них есть воспоминания и они знают, что принимали участие в чем-то самом важном, как ничто другое в их жизни. А теперь у них дружеские отношения, которые росли по мере того, как вырастали дети. Не всегда конец бывает счастливым, я знаю, но смотрю на своих друзей, которые проделали этот путь со своими детьми, и кажется, их жизнь гораздо полнее моей. У них есть любовь, дом и чувство связи поколений, которого у меня никогда не было. И я им завидую.

Слегка нахмурившись, он сделал паузу. Анне показалось, что ее приход что-то освободил в нем, так что слова выплескивались сами собой, как будто отец ждал этого поцелуя в щеку.

– Мы никогда не были друзьями ни с одной из моих дочерей, – тихо сказал Чарльз. – Я хотел бы научиться этому. Он посмотрел на Анну, потом быстро отвел глаза. – Ты однажды сказала, в сентябре, когда я был в Тамараке, что не прощаешь меня и не можешь любить. И все время слышу, как ты повторяешь это. Не знаю, что я могу сделать, чтобы изменить это. Я. потерял все эти годы, когда ты росла, но мы могли бы найти какой-то способ сейчас...

Он выпрямился, переменил тему, словно боялся того что она может сказать.

– Извини, я не очень хороший хозяин. Хочешь чаю? Или кофе? – Он потрогал серебряный чайник. – Холодный, но у нас на кухне сколько угодно горячего. Чего тебе хочется? Рогаликов? Или тостов? Я купил и эклеров, помню, ты их любила... что такое? Тебе плохо?

– Нет, – Анна встряхнула головой. «Нет на свете ничего вкуснее шоколадных эклеров. Они замечательно пачкают пальцы, когда их ешь. Определенно они мои любимые». – Больше я их не ем, уже давно. Просто чая было бы замечательно.

Чарльз подошел к двери, открыл ее и поговорил со своей секретаршей, которая почти сразу же вошла вслед за ним с чайником горячего чая и корзинкой, накрытой салфеткой.

– Я не завтракал, надеюсь, ты не будешь против, если я поем.

– Конечно, нет. – Анна смотрела, как отец намазывает джем на кусочек тоста. Его рука дрожала.

– Налей, пожалуйста, чаю, – попросил он и продолжил беседу. – Я и правда ничего не знаю о тебе, это ужасно; я не знаю, о чем можно говорить, а чего не следует касаться. Знаешь, – он сделал паузу, чтобы проглотить кусочек тоста – на рождественском ужине, когда ты задавала все эти вопросы о «Четем Девелопмент» и о «Тамарак Компани», я хотел попросить тебя остановиться; не мог вынести, что ты была не на моей стороне. Я знал, это оттого, что ты не простила меня, но продолжал думать; как было бы чудесно, если бы мы держались вместе, ты и я, может быть даже вместе работали, это казалось мне таким замечательным. – Он протянул нервно подрагивающую руку к корзине за следующим ломтиком тоста. – Видишь, я действительно не знаю, о чем говорить.

– Ты мог бы начать с меня, – спокойно сказала Анна.

Он удивленно посмотрел на нее, с рукой застывшей над корзинкой с тостами.

– Что это значит?

– Что до сих пор я слышала только о тебе, – Анна смотрела в свою чашку.

Она вспомнила, Мэриан купила этот сервиз одновременно с ковром, китайский фарфор в цветочек от «Вильруа и Бош», слишком тонкий для офиса, но как раз по этой причине он и нравился Итану, и Анна всегда чувствовала себя взрослой и веселой, когда секретарша приносила поднос только для них двоих, и Итан на несколько минут отрывался от своего стола, чтобы присоединиться к ней на диване.

– В нашей семье всегда чего-то не хватало, – сказала она, глядя на Чарльза. – Какой-то заботы, которая соединяет людей. Ты был всегда так углублен в себя, в жизни каждого из вас, кроме Гейл, не было места для кого-то еще. Ты только что сказал мне, как бы ты хотел что-то изменить, чтобы чувствовать себя счастливее и жить более полной жизнью. И мне жаль, столько печали в твоей душе. Но я не вижу, чтобы тебе в голову пришла мысль о том, что если бы ты повел себя иначе, твоей дочери было бы лучше. Она могла бы быть счастливее. У нее был бы отец, которому она доверилась бы, когда ее дядя – горло сжалось и она закашлялась, но вытолкнула слова – насиловал, ее неделя за неделей и разрушал то, что осталось от ее детства.

Чарльз отодвинулся в уголок дивана. Тост упал на пол, но тот этого даже не заметил, не отводил глаз от Анны, и, казалось, съеживался пока она говорила.

– И потом ты упомянул рождественский ужин, – продолжала Анна. – Что я не была на твоей стороне, потому что не простила тебя. Ты мог бы подумать, если бы ты думал о чем-нибудь кроме самого себя, что я беспокоилась о Гейл и Лео, и пыталась помочь им сохранить их дом и их компанию, что я член их семьи, что я хотела быть связанной с ними, как никто в нашей семье не пытался когда-либо быть связанным со мной.

Анна замолчала. Ее голос стал настойчивым, почти горячим, а ведь она обещала сама себе, что будет сохранять спокойствие. Она почувствовала себя ближе к Чарльзу после их открытий относительно Винса, а ее поцелуй, когда она приехала, был искренним и непринужденным. Но потом, по мере того, как он говорил, вернулся ее гнев. И в душе у нее снова образовалась знакомая холодная пустота, то же чувство потери, заполнившее ее, когда она сидела за столом в свой пятнадцатый день рождения.

Но на этот раз она была не одна. На этот раз с нею были Гейл, Лео и дети. На этот раз был Джош.

– Я не собиралась нападать на тебя, – сказала Анна с легкой улыбкой. – Я надеялась, что мы могли бы начать поиски путей, чтобы вместе что-то создать; я не хотела поддаваться эмоциям и говорить, как обвинитель.

Чарльз все еще сидел сгорбившись в уголке дивана. Лицо его исказилось.

– Неужели это мы? – в его голосе слышалось изумление. Голова опустилась, дыхание вырывалось из груди долгими вздохами. – Дочери не следовало бы учить отца быть отцом. Я никогда не думал...

Он потер лоб косточкой указательного пальца и вдруг Анне захотелось заплакать. Она вспомнила этот жест из того времени, когда была маленькой; отец сидит в одиночестве, трет лоб и плачет по ее умершей матери.

– Ты права, ты права насчет нас, – сказал он. – Мы не думаем о других. Ты другая, Анна, ты думаешь, что творится в душах людей и как складываются их взаимоотношения, а мы, кажется, никогда так не могли. Не знаю, почему, мы же не плохие, ты знаешь.

Через минуту Чарльз выпрямился. Он взял со стола свою чашку и откинулся назад, более свободно, как будто снова Анна побудила его к разговору, на этот раз, заставив его взглянуть на себя по-новому.

– Наверное, это из-за отца. Я думаю о нем постоянно в последнее время; получается, что после своей смерти Итан стал еще значительнее, хотя в это трудно поверить, ведь он был самым замечательным человеком, которого я когда-либо знал. Может быть, отец настолько подавлял нас, что все мы замыкались, чтобы отдалиться от него. Или может быть, мы ревновали его, или почитая его и постоянно пытаясь понравиться ему или произвести на него впечатление, мы не научились быть великодушными друг к другу. – Он вздохнул. – Не знаю, я не очень хорошо представляю себе, почему люди поступают так, а не иначе.