Семен Бронин - История моей матери

• Название: История моей матери
• Автор: Семен Бронин
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Мы подавали заявку,- сказал он спокойно и чуть-чуть насмешливо.- Она была подана за месяц до нашего, как вы говорите, сборища. Как и положено в законопослушном государстве.

Зал ответил на его иронию, как ожидалось, здоровым дружным смехом. Офицер остался невозмутим.

- Это была заявка на митинг в Клиши. А здесь, как я понимаю, Монферней. Разойдитесь - не то будут приняты экстренные меры! У нас для этого есть необходимые силы,- и в подтверждение его слов в зал вбежали новые десятки полицейских и остановились в ожидании приказа. Зал вспыхнул гневом:

- Ага!.. С этого бы и начинал!.. У нас тоже найдутся силенки!.. Жак, ты взял с собой клюшку?!. Что-то у меня с утра руки чесались - не знаешь, отчего это?!.

Офицер подал знак, полицейские в мундирах и ряженые в штатском бросились на участников конгресса, принялись закручивать им назад руки, готовя их задержание: в зал вбегали все новые и новые стражи порядка.

- Куда смотрели?! - бросил Дорио Торезу.- Ваши же вход защищали! Ваши снаружи, мои внутри - так ведь договорились? Сотню полицейских проглядели! Речью твоей заслушались?!

Морис не отвечал: не то счел ниже своего достоинства, не то струсил: бои разворачивались на ближних подступах к президиуму.

- Валим отсюда! - вскричал Дорио, но опровергая себя, тут же ввязался в драку: какой-то субъект невзрачного, но вполне определенного вида, со скользким и как бы отсутствующим взглядом, осмелился ухватить его за рукав: взялся как бы нечаянно, но не отпускал уже вполне сознательно и намеренно. Дорио двинул его в челюсть - рубашка треснула, сыщик крякнул, отпустил ее, потер ушибленное место, наградил Дорио обиженным взглядом: все молча - и позвал вполголоса товарищей, чтоб те помогли в аресте, но Дорио не будь дурак отскочил в сторону и, окруженный единомышленниками, пробивался к окну, из которого легче было вырваться наружу, чем через запруженные агентами двери.

- Что стоишь?! - успел крикнуть он Морису, который отошел в конец сцены и над чем-то невпопад задумался: видно, над текущим моментом и задачами партийного строительства.- Они же все Политбюро хотят в одной камере собрать!.- И Торез нехотя послушался, обнаружил неожиданную прыть и сметку и бросился наутек - но не на улицу, не наружу, как от него все ждали, а в дверь, ведущую во внутренние покои хозяина...

В зале шла драка. Полицейские не были вооружены, но владели навыками заламывания рук и укрощения строптивых. Рене и Мишель сидели посреди зала, до них не дошла еще общая схватка, но уже совсем рядом летели стулья и люди, внешне неотличимые друг от друга, дружно друг друга тузили. Как они отличали своих от чужих, Рене было неясно - она заметила только, что агенты полиции были молчаливы, а свои сверх меры разговорчивы. Она не питала злых чувств к полицейским, делавшим свою работу, и не хотела драться - но на то она и была девицей; Мишель же взбеленился и озверел: лез в драку, хотя и не мог дотянуться до нападающих. Кулаки его не доставали - он схватил тогда ножку развалившегося в драке стула и что было силы, ткнул ею в глаза дерущемуся в соседнем ряду флику. Тот взвыл, схватился за лицо, рассвирепел уже не по службе, а всерьез, нарушил обет служебного молчания:

- Ты что же, гад, делаешь?! Ты меня без глаза оставить хотел?! Ты, курчавый?!

- Ты действительно брось палку,- сказал Мишелю один из своих, сражавшихся рядом.- Так и убить можно... Если ты, конечно, не провокатор...

- Какой провокатор?! Свои своих не бьют...- Еще один полицейский видимо, старший - оставил на время работу, вышел из-за спины товарища и пригляделся к Мишелю: дело приобретало новый оборот, опасный для юноши.

- Это тот, кто ночью по площади ходил. Я еще тогда к нему приглядывался... Будем брать его отдельно...

- Может, прямо сейчас? - предложил подбитый товарищ.- Я отойти хочу. Глаз разболелся. И закрывается. Что за работа, мать ее! Завтра к врачу пойду. Засвидетельствуешь в случае чего?

- Конечно... Потом возьмем. Сейчас мешаться будет. Никуда он не денется: все перекрыто...- и, наградив злополучного Мишеля памятным взглядом фотографа, отошел к дерущимся, и они продолжили схватку: в задачи нападающих входило арестовать возможно большее число участников конгресса, а тех сократить это число до минимума...

Провидение спасло Мишеля - вернее Рене и предоставленная им отсрочка.

- Уходить надо,- сказала Рене Мишелю.

- Куда? - Он успел уже смириться с новой для себя участью.- Я готов и посидеть. Надо знакомиться с жизнью во всех ее проявлениях. Я давно уже о тюрьме мечтаю. Я, Рене, вообще не столько философ, сколько клошар и бродяга,- и поглядел выразительно: он всегда был готов к самосозерцанию и абстракции.

- Не вовремя ты философствуешь,- выговорила она ему, что вообще было ей не свойственно.- Надо смываться. Успеешь в каталажку сесть.

- А как? - он глянул с унынием.- С моими-то космами? У меня голова такая, что ее отовсюду видно.

- Сейчас мы ее забинтуем.- Рене полезла в сумку, с которой не расставалась.- Нагнись.

- Спрятаться, как страус в песок? Никогда!..- но пригнулся-таки, и Рене, прячась под стульями, обмотала ему голову двумя-тремя рядами плотных матерчатых бинтов, так что наружу торчали одни уши и угадать по ним выкалывателя глаз не было никакой возможности. Потом его как раненого, по законам Женевской конвенции, бережно вывели из зала, и он не только не вызвал нового прилива злости у драчунов, но наоборот, призвал их души к смягчению нравов и к соблюдению известных мер предосторожности...

- Видишь. А ты говорил.- Рене глядела насмешливо: она гордилась своей находчивостью, которая просыпалась в ней в чрезвычайных обстоятельствах, а до этого словно дремала, так что она сама о ней не ведала.- Снимай бинты: другим еще пригодятся.

- Нет уж! Теперь не сниму до самого дома! Отцу с матерью в них покажусь. Напугаю по первому разряду!

- Снимешь перед тем, как в дом войти.

- Ну да! Наоборот, накручусь еще больше! Пусть привыкают!..

И они отправились домой - пешим ходом, потому что все деньги свои Мишель истратил накануне на такси, а ехать зайцем им не приходило в голову: оба революционера были слишком для этого добропорядочны. Хорошо Стен и Париж были рядом: километров десять-пятнадцать, не более - можно было и пешком дойти, особенно в приятной компании.

13

На следующий день Рене пришлось оправдываться из-за пропуска уроков. Она сослалась на домашние обстоятельства. Директриса лицея приняла ее извинения с ледяным безразличием и допустила к занятиям: провинность была пустяшной. Между тем отношение к ней со стороны учителей за последний год изменилось: повеяло холодком, которого прежде не было. Раньше к ней относились тоже не как ко всем прочим: словно ждали от нее чего-то - теперь все прояснилось и возникло общее отчуждение. Рене делала вид, что ничего не замечает: ей ведь не мешали учиться дальше. Учителя открыто против нее не выступали: решили сообща, что лицей выше политики. Месье Пишо, поначалу больше всех ею интересовавшийся, сохранил этот интерес и поныне, но теперь он был, так сказать, отрицательного свойства: он то и дело искоса поглядывал на нее, словно искал, к чему придраться, но и он ставил ей те же отличные отметки, что прежде.

Иногда кое-что прорывалось наружу.

- Анатоль Франс. Академик. Фамилия эта не его, а выдуманная. Псевдоним, иными словами... Кто знает, что такое псевдоним? Марсо - где она у нас? - и поискал глазами: будто не видел до этого.- Как объяснить это слово?

Рене встала. Она не успела заподозрить подвоха: в лицее она забывала свою вторую жизнь, существовавшую у нее как бы помимо школьной,- она словно жила в две смены.

- "Псевдо" - это чужое, фальшивое, "ним" - имя. Чужое имя.

- Правильно - фальшивое. Как всегда, все знаешь.- Пишо кивнул с видимым удовлетворением, хоть и гадал в эту минуту над тем, дурачит ли она его или в самом деле такая простачка.- Уже и "отлично" ставить не хочется - сколько можно?..- Тут и до Рене дошла двусмысленность вопроса - она прикусила язык и покраснела, но продолжала стоять с дерзким лицом и в вызывающей позе.-Сказала - и садись,- успокоил он ее.- Что лишнее стоять?.. А какая у него на самом деле фамилия - кто-нибудь сказать может? - и пошел дальше по кругу...

От Летиции она отсела сразу же после посещения "Максима": не смогла простить ей сговора с отцом-полицейским. Летиция не обиделась и не возражала: отец ведь настаивал на том же. Она не питала злых чувств к бывшей подруге и даже попробовала восстановить былые отношения.

- Ты и вправду секретарь ячейки? Или как это у вас называется? - не сдержав любопытства, неловко спросила она Рене. Они шли по июньскому Парижу, который особенно наряден в начале лета. Перед этим она вызвалась проводить Рене до автобуса, и та согласилась: приятельские привычки бывают иной раз сильнее самой дружбы.

- Кто тебе сказал?

- Говорят! - улыбнулась та. - Сама знаешь кто.

- А ты дальше передаешь?

- Упаси бог! - горячо защитилась Летиция. - Что ж я: язык за зубами не умею держать? Сама в таком же положении.