Кристофер Сташефф - Маг и кошка

• Название: Маг и кошка
• Автор: Кристофер Сташефф
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-022745-0, 5-9577-1188-8

Кристофер Сташеф — человек, который сумел сказать собственное — бесконечно оригинальное — слово там, где сделать это, казалось бы, было уже практически невозможно. То есть — в жанре иронической фэнтези. В "сагах" о высоких замках, сильно нуждающихся времонте, и прекрасных принцессах, из последних сил правящих разваливающимися по швам королевствами, о веселых обольстительных ведьмочках, гнусных до неправдоподобия монстрах — и, конечно, о благородных героях, чье единственное оружие в мире "меча и магии" — юмор, юмор и еще раз юмор!

Итак. Добро пожаловать в один из лучших миров Сташефа — мир, где всякое РИФМОВАННОЕ СЛОВО — хоть Шекспир, хоть детская дразнилка, хоть малопристойная частушка — ИМЕЕТ МАГИЧЕСКУЮ СИЛУ. Мир, который становится истинной "находкой" для попавшего в него студента-недоучки Мэта Мэнтрела.

Это у нас Мэт был никто и звали его никак.

А там... впрочем, а ЧТО — ТАМ?!

Прочитайте — и узнаете сами!

НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ Мэта Мэнтрела в НОВОМ РОМАНЕ К. Сташефа "Маг и кошка"!

---

— Почему нет? Между прочим, ты очень даже ничего — по драконьим понятиям о красоте, как я смею догадываться.

— Но я же понятия не имею о том, как подступиться к драконихе! Все свои зрелые годы я провел в изгнании и не виделся ни с кем из своих сородичей!

— Верно, с людьми ты общался чаще, чем с драконами, — согласился Мэт. — Поэтому-то ты и не представляешь, что дамы твоего племени могут находить тебя красавчиком.

С четверть мили Стегоман хранил молчание. А потом сказал:

— Пожалуй, в этом может быть некоторый смысл. А то почему бы она так упорно гналась за нами?

— Вот-вот, и я о том же. Почему? — проговорил Мэт со всей осторожностью.

На этот раз Стегоман умолк на целую милю, а когда обрел дар речи, сказал:

— Она — необыкновенно красивая дракониха.

Мэт кивнул:

— Точно. Если считать матушку-природу художницей, то Диметролас — просто шедевр.

Стегоман опять замолчал.

— Ты должен признать, — заметил Мэт, — что небольшая разминка возымела некоторый стимулирующий эффект.

— Должен? Ты так думаешь? — проворчал Стегоман. — Пожалуй, да, — весьма неохотно проговорил он. — Признаю. Очень даже стимулирующий.

— Подобные происшествия заставляют задуматься.

— Чем я и займусь, — пообещал Стегоман.

И он задумался — миль на двенадцать, не меньше. Мэт молча ждал и наблюдал за вьющейся внизу дорогой. Он понимал, что его приятель продолжит разговор тогда, когда сам этого захочет.

В итоге Стегоман сказал:

— Мы — не какие-нибудь там… бабники.

— Верно, — подтвердил Мэт. — Драконы — образцы верности.

— Угу. Мы сходимся на всю жизнь.

— Что правда, то правда.

Стегоман опять надолго умолк, потом проговорил:

— Живем мы очень долго.

— Очень, — согласился Мэт.

— И тот дракон, который связал бы свою жизнь с языкатой самкой, которая то и дело подзуживает его и осыпает оскорблениями, был бы большим дураком.

— Даже в том случае, если эта самка необыкновенно хороша собой, — добавил Мэт задумчиво. — И чувствительна. Пожалуй, даже страстна — по драконьим меркам.

— По драконьим меркам, — повторил Стегоман, а потом еще какое-то время молчал. — Может быть, — произнес он затем, — я и вправду слишком долго прожил среди людей, но уж если бы я пожелал найти подругу, то мечтал бы о такой… нежной, милой. Ведь такие попадаются среди женских особей вашего рода.

Эти слова заставили Мэта вспомнить об Алисанде — милой, желанной. Ее образ, возникший перед его мысленным взором, получился настолько ярким, что Мэта бросило в дрожь, и он заставил себя вообразить другую Алисанду — Алисанду в ярости. Эта картина вызвала у него еще более сильный озноб: к несчастью, супруга казалась ему привлекательной в любом расположении духа. Однако эти упражнения в тренировке воображения навели его на мысль.

— Знаешь, — сказал он Стегоману, — порой мы и во гневе — весьма ничего себе.

— Я готов вытерпеть грозу, — глубокомысленно изрек Стегоман, — лишь бы потом выглянуло солнце. Любой предпочтет славную погодку ненастью.

— Как знать — может быть, у Диметролас есть и свои плюсы, — предположил Мэт.

— Все может быть, — проворчал Стегоман. — Но только что-то я пока ничего положительного в ней не заметил.

— Ты пока слишком мало с ней знаком, — урезонил друга Мэт. — Возможно, она просто еще не успела показать себя с хорошей стороны. Не уверен, что я — большой знаток драконских повадок, но все же, на мой взгляд, такое вероятно.

— Ты хорошо понимаешь, что такое дракон вне своего клана.

Тут Мэт призадумался.

— Ясно… Тогда, в тех горах, я подумал, что она — дозорная своего клана.

— Если это было так, то почему ее сородичи не явились на ее зов?

— Быть может, потому, что она их не звала? — предположил Мэт. — Допустим, она решила, что и сама с тобой управится.

— Ни один дозорный не повел бы себя так, — заверил его Стегоман. — Завидев чужака, она должна была бы позвать целый отряд драконов.

— И если она этого не сделала…

— Значит, звать ей было некого, — мрачно резюмировал Стегоман. — Нет клана, который бы защитил ее.

Мэт молчал, пытаясь представить Диметролас в роли изгнанницы.

— Ты же хорошо знаешь, что это такое — когда дракон летает один, — подсказал Стегоман.

— Да, знаю, потому что когда мы познакомились, ты сам был изгнанником, — ответил Мэт.

— Разве драконий клан изгнал бы Диметролас, если бы она на самом деле была доброй и славной и только с виду казалась скандалисткой и грубиянкой?

Мэт решил пока не сдаваться.

— Может быть масса причин для изгнания, помимо дурного характера.

— Угу, — саркастично буркнул Стегоман. — К примеру — полеты в пьяном состоянии, когда дракон одуревает от запаха собственного пламени.

— Или когда ты наполовину дракон, наполовину грифон, — кивнул Мэт.

— Как наш приятель Нарль? Это точно, — согласился Стегоман, однако голос его звучал грозно, и чувствовалось, что он недоговаривает: всякого дракона, совершившего преступление, достаточно серьезное для того, чтобы приговором стало изгнание из клана, следовало опасаться и избегать. Такой дракон запросто мог кому угодно испортить жизнь и даже значительно сократить ее.

Мэт мог бы сказать, что Диметролас не была похожа на убийцу или предательницу, но он был не дурак и догадывался, что этот разговор заставил Стегомана вспомнить о том, как он сам был несчастным изгоем с дырявыми, подпаленными крыльями. Потом, правда, он вернулся к сородичам гордый, полный чувства собственного достоинства, но все же старая боль утихла не до конца и вряд ли могла когда-либо утихнуть. Мэт с ужасом осознал, что даже теперь, по прошествии десяти лет после триумфального возвращения Стегомана в родной клан, его друг страдает комплексом драконьей неполноценности — и как личность, и особенно — как мужчина.

Пора было помолчать и дать Стегоману самому сделать очевидный вывод.

Балкис и Антоний попрощались с пиконийцами и продолжили свой путь на север. Головы у них слегка кружились с похмелья. Пир был дан на славу, но, несмотря на количество выпитого вина, ни юноша, ни девушка не ударили лицом в грязь, не совершили никаких глупостей и сами задали гораздо больше вопросов, чем отвечали на вопросы хозяев, и вообще чаще слушали, чем говорили.

Пиконийцы, как оказалось, были людьми открытыми и хвастливыми и с большой охотой рассказывали о себе. На пиру Антоний и Балкис узнали многое о пиконийских традициях и истории и выпили немало вина. Ни разу они не испили чаши до дна, но чаши были уж очень велики, да и пир затянулся чуть не зари. Пиконийцам, в конце концов, было что отпраздновать, и они неустанно восхваляли Балкис и Антония и говорили о том, что если бы их избавители явились не утром, а к вечеру, то виноградник представлял бы собой весьма печальное зрелище.

Думая об этом теперь, Балкис содрогнулась.

— Какое счастье, — сказала она, — что мы вышли к винограднику вовремя и успели придумать заклинание! Если бы птицы уже набросились на людей и ягоды, мы могли бы так напугаться, что оробели бы и ничем не смогли помочь этим бедолагам!

— Это верно, — коротко откликнулся Антоний, сонно моргая.

— Нам нужен проводник, — с трудом подбирая слова, заметила Балкис, всеми силами стараясь заставить работать свой пропитанный вином мозг. — Хорошо бы, чтобы с нами странствовал кто-то, кто смог бы предупреждать нас о подобных опасностях заранее.

— Об опасностях вроде войны с птицами?

— Да нет же! Вроде этого пиконийского пира! Давай спросим в ближайшей деревне — не согласится ли кто пойти с нами.

Антоний показал спутнице небольшой бурдючок.

— Это мне король дал, — объяснил он. — Посоветовал выпить глоток, если голова уж слишком разболится. Не хочешь глотнуть?

Балкис опасливо посмотрела на бурдюк:

— А что там налито?

— Вино, которое пиконийцы уваривали до тех пор, покуда оно не стало втрое крепче того, которое мы пили на пиру. Вот почему и одного глотка хватит — так сказал староста. А еще он сказал, что желательно наливать несколько капель этого вина в любую воду, которая нам покажется не слишком хорошей.

Балкис поежилась.

— Если это вино еще крепче того, от которого у меня так раскалывается голова, то убери его от меня подальше, Антоний! Может, воду оно и очищает, но мою кровь — навряд ли.

Чем дальше уходила на север странствующая пара, тем суше становилась земля. Плодородные поля сменялись обширными, поросшими травой степями, и эти степи тянулись до самого горизонта, насколько хватало глаз. Навстречу путникам издалека двигались какие-то маленькие точки. По мере приближения эти точки стали расти, и вскоре Балкис и Антоний разглядели антилоп и диких быков.

— Там, где живут поедатели травы, непременно есть и поедатели плоти, — философски заметил Антоний и заметно насторожился. — А хищникам все равно, чью плоть кушать.