Бертольд Брехт - Разговоры беженцев

• Название: Разговоры беженцев
• Автор: Бертольд Брехт
• Жанр: Проза

---

Калле. Кто-то однажды утверждал, что дерьмо это просто вещество, которое находится не на своем месте. Дерьмо в цветочном горшке, собственно говоря, нельзя считать дерьмом. В сущности, я за порядок. Но однажды я видел фильм с Чарли Чаплином. Он хотел упаковать костюм; он швырнул его в чемодан и захлопнул крышку, а потом заметил, что из-под крышки торчат концы. Он взял ножницы и просто-напросто обрезал все лишнее: где рукав, где штанину короче, все, что торчало. Это меня поразило. Вы, я вижу, тоже не слишком цените любовь к порядку.

Циффель. Я просто признаю преимущества расхлябанности. Расхлябанность спасла жизнь тысячам людей. На войне очень часто случалось, что ничтожное отступление от приказа помогало солдату остаться в живых.

Калле. Это верно. Мой дядя был в Аргоннах. Они сидели в окопах и получили по телефону приказ отходить, причем немедленно. Но они не послушались, решили сначала съесть картошку, которую как раз жарили, попали в плен и спаслись.

Циффель. Или возьмите, к примеру, летчика. Он устал и неточно считывает показания приборов. Ему надо сбросить свои бомбы на большой жилой дом, а они летят мимо. Полсотни человек спасены от гибели. Я говорю это к тому, что люди еще не созрели для такой добродетели, как любовь к порядку. Сначала им надо как следует развить свои умственные способности. Люди ставят себе идиотские цели, и только халатное и нерадивое выполнение их планов может уберечь их от крупных неприятностей.

Вы знаете, у меня в лаборатории был служитель, господин Цайзиг, который должен был следить за порядком. Бедняга трудился не покладая рук. Он то и дело прибирал. Бывало, подготовишь несколько приборов для опыта, а тебя позовут к телефону. Он тут же быстренько опять все уберет. Каждое утро совершенно пустые столы блестели чистотой, а все рабочие записи и заметки бесследно исчезали в мусорном ведре. Но он старался, и я ничего не мог ему сказать. Конечно, иногда я не выдерживал, но потом раскаивался, потому что был неправ. Если что пропадало, то есть было убрано, он так смотрел на вас своими бесцветными глазами, лишенными малейшего проблеска мысли, что его становилось жаль. Я не мог себе даже представить, что у господина Цайзига может быть личная жизнь, но она была. Как только Гитлер пришел к власти, выяснилось, что господин Цайзиг все время был "старым бойцом". В то утро, когда Гитлер стал рейхсканцлером, он сказал, аккуратно вешая мое пальто на гвоздик: "Господин доктор, теперь в Германии наведут порядок". Вот господин Цайзиг и сдержал свое слово.

Меня что-то не тянет жить в стране, где слишком много порядка, зато не хватает многого другого. Конечно, если все делается с размахом, как у нас, то в этом, если хотите, тоже есть какой-то порядок, но я уже говорил, что так бывает только во время войны.

Калле. Вы можете выразить это так: где ничто не лежит на должном месте - там беспорядок; где на должном месте не лежит ничего - там порядок.

Циффель. В наше время порядок обычно бывает там, где ничего нет. Порядок заводят не от хорошей жизни.

Коренастый кивнул, но в последних словах своего собеседника он почувствовал что-то серьезное (на этот счет он вообще был чуток) и медленными глотками допил свой кофе. Вскоре они попрощались и разошлись - каждый в свою сторону.

2

Перевод Н. Шадрина и Е. Никаева.

О низменном материализме. О безбожниках. Циффель пишет мемуары. О засилии

значительных людей

Циффель и Калле очень удивились, когда через два дня снова встретились в ресторане на вокзале. Калле ничуть не изменился, а на Циффеле теперь не было драпового пальто, которое он не снимал во время прошлой встречи, хотя

стояла теплая летняя погода.

Циффель. Я нашел комнату. Всегда радуюсь, когда удается пристроить мои девяносто килограммов мяса и костей. Продержаться с этакой тушей в нынешние времена - дело нелегкое. Да и ответственность больше: куда обиднее загубить девяносто килограммов, чем каких-нибудь семьдесят.

Калле. И все-таки вам должно быть легче: дородность производит хорошее впечатление, сразу чувствуется достаток, а это производит хорошее впечатление.

Циффель. Я ем не больше, чем вы.

Калле. Да вы не обижайтесь, я не возражаю, чтобы вы ели досыта. У обеспеченных, может, и считается, что стыдно голодать, но наш брат не считает зазорным есть досыта.

Циффель. Думаю, что в привилегированных кругах неспроста отвергают так называемый материализм. Там любят поговорить о низменности материальных радостей и советуют низшим классам не погрязать в них. Впрочем, такие советы ни к чему, потому что у низших классов все равно нет денег. Я всегда удивляюсь, почему левые писатели не используют подстрекательства ради смачные описания радостей, получаемых теми, кто много получает. Издаются только такие пособия и справочники, в которых содержатся сведения о философии и нравственности высших слоев общества; почему же нет справочников о жратве и других удовольствиях, неизвестных общественным низам, как будто им неизвестен один только Кант? Прискорбно, когда человек не видал египетских пирамид, но, по-моему, куда печальнее, что он еще не видал филе под соусом из шампиньонов. Простое описание различных сортов сыра, составленное наглядно и со знанием дела, или художественно прочувствованное изображение натурального омлета несомненно имело бы воспитательное воздействие. Наваристый мясной суп отлично сочетается с гуманизмом. А вам известно, что значит ходить в приличной обуви? Я говорю о сшитых по мерке ботинках из мягкой кожи, в которых чувствуешь себя легко, как балерина. А хорошо скроенные брюки из мягкой шерстяной ткани - кто из вас имеет об этом понятие? А ведь такое неведение мстит за себя. Неведение относительно бифштексов, ботинок и штанов - двойное: вы всех этих вещей в глаза не видали и не знаете, откуда их взять; но ваше неведение - тройное, если вы даже не знаете, что такое бывает.

Калле. Зачем нам аппетит? Нам его заменяет голод.

Циффель. Да, вот единственное, о чем вы знаете не из книг. Хотя если верить сочинениям левых авторов, то даже о собственном голоде вы должны узнавать не иначе как из книг. Немцы не слишком приспособлены к материализму. Приобщившись к нему, они тотчас преображают его в идею, будто материалист - это тот, кто считает, что идеи возникают из материальных обстоятельств, а не наоборот, вот и вся материя. Можно подумать, что в Германии всего-то два сорта людей - попы и антипопы. Представители мира земного - испитые, бледные существа, знатоки всех философских систем; представители мира потустороннего - дородные господа, знатоки всех сортов вин. Я как-то слышал спор попа с антипопом. Антипоп упрекал попа в том, что тот думает только о жратве, а поп отвечал, что его оппонент думает только о нем, попе. Они оба были правы. Религия породила самых могучих героев и самых замечательных ученых, но она всегда требовала некоторых усилий. Сейчас ей на смену идет пламенный атеизм; он прогрессивен, но отнимает очень много времени.

Калле. В этом есть доля правды. Я сам был безбожником. Наши убеждения не давали нам ни отдыха, ни срока. Время, которое у нас оставалось от борьбы за светскую школу, мы употребляли на разоблачение Армии спасения, а для пропаганды кремации приходилось урывать минуты от обеденных перерывов. Мне иногда самому казалось, что если посмотреть со стороны, с каким мы пылом ведем агитацию против религии, то нас можно принять за какую-нибудь особенно фанатическую секту. Я с ними порвал потому, что моя подруга сказала: "Одно из двух, либо ты оставайся безбожником, либо я буду с тобой гулять по воскресеньям". Но я еще долго чувствовал себя грешником из-за того, что больше не воюю с религией.

Циффель. Я рад, что вы с ними порвали.

Калле. Я примкнул к другим.

Циффель. И сохранили подругу.

Калле. Нет, потерял: когда я примкнул к другим, она меня опять поставила перед выбором. Религия - что алкоголь: нельзя его запретить, пока он кому-то нужен. Никто не пил больше, чем извозчики зимой. Нынешние шоферы, которым в кабине тепло, могут экономить на водке.

Циффель. Значит, ваше мнение такое: вы не против водки, но за машины?

Калле. Примерно так. Вы своей комнатой довольны?

Циффель. Я еще не задумывался над этим. Я не ставлю никаких вопросов и не решаю никаких проблем, если заранее знаю, что самый исчерпывающий ответ и самое полное решение не принесут мне пользы. Случись мне провалиться в болото, я не стану задумываться над тем, что предпочитаю - стать топливом для печки или для центрального отопления. В этой комнате я собираюсь писать мемуары.

Калле. Я думал, мемуары пишут только под конец жизни. Тогда приобретаешь необходимый кругозор и умеешь выражать свои мысли тактично.

Циффель. Кругозора у меня нет, и тактично выражаться я не умею, но первое условие - написать мемуары к концу жизни - я выполню не хуже других жителей нашего континента: надо полагать, что конец жизни уже близок. В этом городе не слишком приятно работать, потому что, когда я пишу, мне нужны сигары, а в условиях блокады их доставать нелегко; но при систематической работе мне на восемьдесят страниц хватит сорока сигар. В настоящее время это мне еще доступно. Меня больше тревожит другое. Никто не удивится, узнав, что какой-нибудь значительный человек вознамерился поведать человечеству о своих переживаниях, взглядах и целях. А я возымел такое намерение, будучи человеком незначительным.