Юлия Галанина - Да, та самая миледи

• Название: Да, та самая миледи
• Автор: Юлия Галанина
• Издательство: Форум
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2005
• ISBN: 5-8199-0239-4

Внешность ангела, душа дьявола, шлейф из злодеяний, клеймо на плече. И багровая тень всемогущего кардинала за ее спиной.

Да, та самая миледи.

Леди Винтер, баронесса Шеффилд. Практически фон Штирлиц. Лучший агент кардинала.

Но не много ли злодейств на одну персону?

И не слишком ли банальный конец для умной, дьявольски умной женщины?

А кто сказал, что миледи мертва?

Она и не думала умирать так просто и безропотно. Умереть любой сможет, а вот выжить и победить — только миледи.

Она сама вам расскажет, что же на самом деле произошло.

---

Вот в чем я никудышная католичка, каюсь, это в исповеди. Даже священнику я не всегда поверяю свои грехи — зачем? Бог и так всеведущ, человеку же знать необязательно. В конечном итоге я хочу отвечать лишь перед тем, кто имеет право спрашивать ответа, поэтому предпочитаю ждать Страшного суда.

— Наконец, — повторил заинтересованно Фельтон, — что же вам сделали наконец?

— Наконец, — горько улыбнулась я, — однажды вечером решили сломить мое упорство, победить которое все не удавалось…

Фельтон слушал с раскрытым ртом.

— Итак, однажды вечером мне в воду примешали сильное усыпляющее средство. Едва окончила я свой ужин, как почувствовала, что мало-помалу впадаю в какое-то странное оцепенение. Хотя я ничего не подозревала, смутный страх овладел мною, и я старалась побороть сон. Я встала, хотела кинуться к окну, позвать на помощь, но ноги отказались мне повиноваться. Мне показалось, что потолок опускается на мою голову и давит меня своей тяжестью. Я протянула руки, пыталась заговорить, но произносила что-то нечленораздельное. Бесчувственность овладевала мною, я ухватилась за кресло, чувствуя, что сейчас упаду, но вскоре эта опора стала недостаточной для моих обессилевших рук — я упала на одно колено, потом на оба. Хотела молиться — язык онемел. Господь, без сомнения, не видел и не слышал меня, и я упала на пол во власти сна, похожего на смерть.

Обо всем, что произошло во время этого сна, и о том, сколько времени он продолжался, я не сохранила никакого воспоминания. Помню только, что я проснулась лежа в постели в какой-то круглой комнате, роскошно убранной, в которую свет проникал через отверстие в потолке. К тому же в ней, казалось, не было ни одной двери. Можно было подумать, что этЪ великолепная темница.

(Чистая правда, это одно из милых гнездышек Бекингэма, куда он привозил новых придворных дам, красавец романтик…)

Я долго не в состоянии была понять, где я нахожусь, не могла отдать себе отчет в тех подробностях, о которых я теперь рассказываю: мой ум, казалось, делал бесплодные усилия стряхнуть с себя тяжелый мрак этого сна, который я не могла превозмочь. У меня было смутное ощущение езды в карете и какого-то страшного сна, во время которого силы мои покинули меня, но это представлялось мне так сбивчиво, так неясно, как будто все эти события происходили не со мной, но в силу странного раздвоения личности были все же как-то вплетены в мою жизнь.

Некоторое время состояние, в котором я находилась, казалось мне настолько странным, что я вообразила, будто вижу все это во сне…. Я встала шатаясь. Моя одежда лежала на стуле возле меня, но я не помнила, как разделась, как легла. Тогда мало-помалу действительность начала представляться мне со всеми ее ужасами, и я поняла, что нахожусь не у себя дома. Насколько я могла судить по лучам солнца, проникавшим в комнату, уже близился закат, а уснула я накануне вечером — значит, мой сон продолжался около суток! Что произошло во время этого долгого сна?

Я оделась так скоро, как только позволили мне мои силы. Все мои вялые движения, оцепенелость и слабость указывали на то, что действие наркотического средства все еще не прошло окончательно. Впрочем, эта комната, видимо, предназначалась для приема женщины, и самая прихотливая кокетка не могла бы пожелать лучшей, ей стоило бы только бросить взгляд вокруг себя, убедилась бы, что все ее желания предупреждены.

Без сомнения, я была не первой пленницей, очутившейся взаперти в этой роскошной темнице, но Вы понимаете, Фельтон, что это великолепие только увеличивало мой страх. Да, это была настоящая темница, ибо я тщетно пыталась выйти из нее. Я ощупала все стены, стараясь найти дверь, но при постукивании все они издавали глухой звук.

Я, быть может, раз двадцать обошла комнату, ища какой-нибудь выход, — никакого выхода не оказалось. Подавленная ужасом и усталостью, я упала в кресло.

Между тем быстро наступила ночь, а с ней усилился и мой ужас. Я не знала, оставаться ли мне там, где я сидела: мне чудилось, что со всех сторон меня подстерегает неведомая опасность и стоит мне сделать только шаг, как я подвергнусь ей. Хотя я еще ничего не ела со вчерашнего дня, страх заглушал во мне ощущение голода.

Ни малейшего звука извне, по которому я могла бы определить время, не доносилось до меня. Я предполагала только, что должно быть часов семь или восемь вечера, потому что дело было в октябре и уже совсем стемнело.

Раздавшийся вдруг скрип открываемой двери заставил меня вздрогнуть. Над застекленным отверстием потолка показался огонь и ярко осветил комнату. И я с ужасом увидела, что в нескольких шагах от меня стоит человек. Точно по волшебству, на середине комнаты появился стол с двумя приборами, накрытый к ужину. Это был тот самый человек, который преследовал меня в продолжении целого года, который поклялся обесчестить меня и при первых словах которого я поняла, что в прошлую ночь он исполнил свое намерение…

— Негодяй… — выдохнул Фельтон.

— О да, негодяй! — подтвердила я. — Да, негодяй! Он думал, что достаточно ему было одержать надо мной победу во время сна, чтобы все было решено. Он пришел в надежде, что я соглашусь признать мой позор, раз позор этот свершился. Он решил предложить мне свое богатство взамен моей любви.

Я излила на этого человека все презрение, все негодование, какое может вместить сердце женщины. Вероятно, он привык к подобным упрекам: он выслушал меня спокойно, скрестивши руки на груди и улыбаясь; затем, думая, что я кончила, стал приближаться ко мне. Я кинулась к столу, схватила нож и приставила его к груди моей.

«Еще один шаг, — сказала я, — и Вам придется укорять себя не только в моем позоре, но и в моей смерти!»

Мой взгляд, мой голос и весь мой облик, вероятно, были исполнены той неподдельной искренности, которая является убедительной для самых испорченных людей, потому что он остановился.

«В Вашей смерти? — переспросил он. — О нет! Вы слишком очаровательная любовница, чтобы я согласился потерять Вас таким образом, вкусив счастье обладать Вами только один раз. Прощайте, моя красавица! Я подожду и навещу Вас, когда Вы будете в лучшем расположении духа».

Сказав это, он свистнул. Круглая лампа в потолке поднялась и скрылась, я опять оказалась в темноте. Мгновение спустя повторился тот же скрип открываемой и снова закрываемой двери, пылающий шар вновь спустился, и я осталась одна.

Эта минута была ужасна. Если у меня и осталось еще некоторое сомнение относительно моего несчастья, то теперь это сомнение исчезло и перешло в ужасную действительность: я была в руках человека, которого не только ненавидела, но и презирала, в руках человека, способного на все и уже роковым образом доказавшего мне, что он может сделать…

— Но кто был этот человек? — спросил Фельтон.

Ну пуританин, ну тугодум, неужели до сих пор не догадался? История только началась, и имя главного героя называть рано.

— Я провела ночь, — продолжала я, не отвечая на его вопрос, — сидя на стуле, вздрагивая при малейшем шуме, потому что около полуночи лампа погасла и я вновь очутилась в темноте. Но ночь прошла без каких-либо новых покушений со стороны моего преследователя. Наступил день, стол исчез, и только нож все еще был зажат в моей руке. Этот нож составлял всю мою надежду.

Я изнемогала от усталости, глаза мои горели от бессонницы, я не решалась заснуть ни на минуту. Дневной свет успокоил меня, я бросилась на кровать, не расставаясь со спасительным ножом, который я спрятала под подушку.

Когда я проснулась, снова стоял уже накрытый стол.

На этот раз, несмотря на весь мой страх, на всю мою тоску, я почувствовала отчаянный голод: уже двое суток я не принимала никакой пищи. Я поела немного хлеба и фруктов. Затем, вспомнив об усыпляющем средстве, подмешанном в воду, которую я выпила, я не прикоснулась к той, что была на столе, и наполнила свой стакан водой из мраморного фонтана, устроенного в стене над умывальней.

Тем не менее, несмотря на эту предосторожность, я все же была некоторое время в страшном беспокойстве, но на этот раз мои опасения были неосновательны: день прошел, и я не ощутила ничего похожего на то, чего опасалась. Чтобы моя недоверчивость осталась незамеченной, я из предосторожности наполовину вылила воду из графина.

Наступил вечер, а с ним и темнота. Однако мои глаза стали привыкать к ней; я видела во мраке, как стол ушел вниз и через четверть часа появился снова с поданным мне ужином, а минуту спустя та же лампа вновь осветила комнату. Я решила ничего больше не есть, кроме того, к чему нельзя примешать усыпляющего снадобья. Два яйца и немного фруктов составили весь мой ужин. Затем я налила стакан воды из моего благодетельного фонтана и напилась.

При первых же глотках воды мне показалось, что вода не такая на вкус, как была утром. Мною сейчас же овладело подозрение, и я остановилась, но я уже отпила примерно с полстакана.