Арсений Ворожейкин - Солдаты неба

• Название: Солдаты неба
• Автор: Арсений Ворожейкин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1986

Дважды Герой Советского Союза Арсений Васильевич Ворожейкин — один из прославленных советских летчиков-истребителей. Участвуя в боях на Халхин-Голе, в войне с белофиннами и Великой Отечественной, он лично сбил 52 самолета противника и 13 — в групповых боях. Награжден 29 орденами и медалями. Окончил Академию ВВС и Академию Генерального Штаба. Широкая эрудиция, большой боевой опыт дали А. В. Ворожейкину возможность эмоционально и художественно достоверно рассказать о том, что ему пришлось пережить и испытать, в книгах «Истребители», «Рядовой авиации», «Под нами Берлин» и — «Солдаты неба». В своем творчестве Арсений Васильевич особый интерес проявляет к психологии подвига и героизма, их истокам. Мужество и самообладание человека — результат воспитания, — такой вывод делает автор. Этим благородным качествам люди учатся друг у друга. В дружбе коллектива — сила.

---

Кое-кто из девчат надели гражданские платья и совсем изменились. Гимнастерки все-таки старили, их, огрубляли, и, может быть, поэтому некоторые девушки, находясь в полевых условиях, невольно перенимали мужские привычки. Сейчас, переодевшись и оказавшись в праздничной обстановке, они выглядели милыми, обаятельными, женственными.

После сырых землянок и тяжелых боев нам в гостях все нравилось. Мы почувствовали семейное тепло и уют. Здесь все просто и хорошо. Так могут сделать только женщины. По всему видно — они здесь хозяева. У нас в полку девушек немного. Главная фигура у нас — летчик. В БАО же главные работники — хозяйственники: кладовщики, шоферы, официанты, врачи, медперсонал. Половина из них — женщины, и хозяйничать они умеют. Мы, летчики, почти всегда были довольны работой нашего тыла.

Приходят на память слова из песни: «И девушка наша проходит в шинели, горящей Каховкой идет…» Это про наших матерей — комсомолок гражданской войны. Теперь тяжесть войны легла на их детей. И снова девушки на фронте. Воюют хорошо. Мне приходилось видеть мужчин трусами, и читать о них, и слышать, а вот трусов женщин — не знаю. И будущее поколение будет гордиться своими матерями, как мы гордимся Анкой-пулеметчицей.

Наши новые знакомые — Галя и Дуся — связистки. Девушки грамотные, развитые. Они усадили нас с Лазаревым между собой. Галя в черном нарядном платье. По характеру она какая-то спортивно-энергичная, напористая. У нее все в непрерывном движении и изменении. И в этом заключается особая красота, красота новизны. Галя ни с того ни с сего озадачила меня вопросом:

— Скажите, как женщине стать генералом?

— Сначала нужно женщине превратиться в мужчину, — отшутился я.

— Я вас серьезно спрашиваю. И вообще, есть ли у нас женщины-генералы?

— По-моему, нет.

— А могут быть?

— Почему бы нет?

— А почему тогда нет?

Я не знаю, что ей ответить, и с серьезным видом советую:

— Напишите об этом товарищу Сталину. Галя обиделась и маленькими своими кулачками, как барабанными палочками, забила по столу:

— Вы уклоняетесь от прямого ответа? И вообще, мужчины всюду захватили управление государством в свои руки. Если бы женщины были у власти, они не допустили бы никаких войн.

— Ну, это как сказать, — не согласился я. — Царицы Екатерина Вторая и грузинская Тамара — женщины, а вели большие войны и были, как гласят источники, злы и коварны.

В это время кто-то задушевно запел:

Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, кик слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.

Все смолкли. Галя впервые за ужином сидела спокойно, плотно сжав свои пухлые губы. Я жестом приглашаю ее петь, и мы оба подхватываем:

Про тебя мне шептали кусты…

Когда додели эту песню, Галя предложила Дусе спеть «Огонек», но та сделала притворно-испуганное лицо:

— Не могу. — И кивает на Лазарева: — Мой повелитель не любит, когда я пою.

Дуся — полная противоположность Гале. Хотя ростом такая же невеличка, но в движениях плавна и изящна. В белом платье она как цветок лилии, до того светла и нежна. Кажется, прикоснись к ней пальцем — и оставишь след.

Нам, в своих не первой свежести гимнастерках, давно не видавших утюга и казавшихся какими-то жеваными, сначала было неловко сидеть рядом с ней. Однако она своей непосредственностью и шутливым кокетством сразу разогнала это чувство, и разговор пошел легко. Незатейливые шутки вызывали искренний смех и душевное сближение. В мягком, тихом голосе Дуси было что-то чарующе-теплое и повелительное. Ее голос словно ласкал тебя, и ты невольно подчинялся ему. Глядя на Дусю и Сергея, сразу можно понять, что она действительно покорила парня. Он, как пай-мальчик, во всем слушался ее. Вот он закурил. Она ласково, но с такой милой, обворожительной обидой, какая может быть только у женщин, спрашивает:

— Сережа, а ты знаешь, что одна папироса убивает зайца?

— А зачем ему так много давать курить? — Лазарев словно не понимает цели вопроса, но покорно гасит папиросу и берется за бутылку вина.

Дуся перехватывает его руку, осуждающе смотрит;

— Ты хочешь еще?

— По маленькой можно.

Дуся мягко, но уверенно берет у Сергея бутылку и, нахмурив светлые брови, замечает:

— Один древний философ сказал, что опьянение — это добровольное сумасшествие. — И вместо бутылки ставит стакан чаю.

— Я раньше тоже не любила чай, — шутит Дуся, — дома сахару жалко было, а в гостях же накладывала столько, что пить противно. А как пришла в армию, здесь норма — хочешь не хочешь, а пей, иначе останешься без чая. И научилась.

Сережа смеется, попивая чаек с шоколадом, не замечая и не слушая никого, кроме Дуси. От грубоватой манеры, с какой он вел себя с девушками раньше, не осталось и следа. Дуся облагородила его, не знавшего настоящей любви. Правда, он, как и все в юности, влюблялся, но это была скорее игра в любовь. Теперь он по-настоящему счастлив.

Баянист заиграл танго. Несколько пар вышли в свободный угол зала, специально отведенный для танцев. Безмолвно, только глазами, Дуся пригласила Сергея и плавно встала. Она, вся белая, нежная, хрупкая, казалась воплощением самой женственности, а он, большой, чуть сутулый, со шрамами от ожогов налицо, являлся олицетворением мужества.

Полная противоположность. А какая в них чарующая сила взаимного притяжения! От Сергея не раз приходилось слышать: любовь на войне только до первого разворота. Напомнить бы ему об этом сейчас!

Но война рождает и нравственное уродство. Постоянное соседство со смертью тревожит всех людей. И куда легче подавить естественный страх перед опасностью, отвлечься от суровой действительности разгульной эротикой. Разуму подчиняться всегда труднее, нежели природным чувствам. Сила человека в том и заключается, что он умеет подчиниться разуму и не растворять свои чувства в минутных настроениях. Лазарев стал именно таким. Он на моих глазах превратился из зеленого юнца в зрелого мужчину, командира и… влюбленного. Ему теперь, как говорится в стихотворении:

…не надо дружбы понемножку
Раздавать?
Размениваться?
Нет!
Если море зачерпнуть в ладошку,
Даже море потеряет цвет.

Хочется верить в счастливую звезду Сергея. Такого война запросто не проглотит. Только вот в чем беда: люди устают от постоянной бдительности, а смерть на войне всюду подстерегает человека. Случайность и необходимость здесь, как нигде, дают о себе знать. Не потому ли наши воздушные асы в большинстве своем терпят неудачи именно от этих случайностей? И мне стало жалко Сергея. Сколько таких война навсегда разлучила с юностью и разом сделала мужчинами! У многих была первая и последняя любовь. У Игоря Кустова, например…

Баян продолжал играть. Танцы, смех, шутки… Как дороги и милы солдатскому сердцу такие минуты отдыха!

Наконец и правое крыло фронта в середине марта перешло в наступление, но не на юг, а на запад, в сторону Львова. И наш полк и 525-й штурмовой, с которым мы стояли вместе, стали летать тоже на запад.

Небо на фронте всегда, кажется, хранит тайну. Но в это утро в нем не было никакой тайны, потому что для авиации оно было просто закрыто. И летчики, словно подражая непогоде, настроились на пасмурный лад, и после завтрака все потянулись на нары подремать. Однако не успели еще лечь, как получили приказ: техникам срочно прогреть моторы и проверить оружие, а летчикам собраться у КП.

Через несколько минут самолеты стояли в готовности к вылету. Установилась тишина. Однако в этой тишине угадывалась тревога. Боевая тревога.

Летчики сгрудились у землянки командного пункта около Василяки. «Старики» чуть в сторонке в молчаливом ожидании с деловой, хозяйской настороженностью смотрели на него. Молодежь, желая напомнить о себе, подошла ближе.

Эх, ребята, ребята! Да если бы вы познали не теоретически, а практически, как сложен, а порой и невозможен полет при такой коварной погоде, не маячили бы сейчас перед глазами командира с таким видом — не забудьте нас: мы ко всему готовы!

Зеленые юнцы. Обидное слово, оскорбительное. Его наверняка изобрели зазнайки или пошляки, которые, как правило, трусы и завидуют бесстрашию юности. Юность — это не обузданная опытом сила. Она всегда готова любой ценой изведать неизведанное, а каждая ошибка делает человека мудрее. Не зря говорят: не испортишь дела, мастером не будешь. И все же, если бы в авиации считать за правило: хочешь — лети, — авиация сама бы себя погубила.

Василяка прекрасно понимал, что сейчас всех в первую очередь интересует метеосводка, поэтому сразу сообщил:

— Метеоколдуны обещают улучшение; погоды. Облака, говорят, только над нашей территорией. У линии фронта они кончаются, а дальше, у противника, — ясно. Нам предложено вылететь на сопровождение «илов». — Он посмотрел на меня: — Группу возглавишь ты.