Арсений Ворожейкин - Солдаты неба

• Название: Солдаты неба
• Автор: Арсений Ворожейкин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1986

Дважды Герой Советского Союза Арсений Васильевич Ворожейкин — один из прославленных советских летчиков-истребителей. Участвуя в боях на Халхин-Голе, в войне с белофиннами и Великой Отечественной, он лично сбил 52 самолета противника и 13 — в групповых боях. Награжден 29 орденами и медалями. Окончил Академию ВВС и Академию Генерального Штаба. Широкая эрудиция, большой боевой опыт дали А. В. Ворожейкину возможность эмоционально и художественно достоверно рассказать о том, что ему пришлось пережить и испытать, в книгах «Истребители», «Рядовой авиации», «Под нами Берлин» и — «Солдаты неба». В своем творчестве Арсений Васильевич особый интерес проявляет к психологии подвига и героизма, их истокам. Мужество и самообладание человека — результат воспитания, — такой вывод делает автор. Этим благородным качествам люди учатся друг у друга. В дружбе коллектива — сила.

---

— Ладно, ястребок, помоги мне лучше посуду в ящик уложить.

Помощников нашлось много. И в этом незначительном на первый взгляд факте чувствовалась милая идиллия жизни, так приятно скрашивающая однообразный, суровый фронтовой быт.

— Что, понравилась? — подтолкнул меня вдруг Дмитрий Иванович. Очевидно, задумавшись, я, сам того не замечая, глядел на Машу. — Ладно, еще насмотришься. Пойдем поговорим лучше о делах.

Купин приказал мне пока принять командование подразделением. В полку по штату должны быть две эскадрильи и двадцать самолетов. В наличии же — шесть машин и десять летчиков. Поэтому вся боевая работа велась не поэскадрильно, а полком. Фактически капитан Купин сейчас был и командиром полка, и командиром эскадрильи, и командиром звена одновременно.

— А кем же командовать? — спросил я, зная, что техническим составом, как это всегда бывает па войне, руководят инженер полка и старшие техники. — В эскадрилье же летчики только Лазарев, Мелашенко да я.

— Для порядка должен быть командир. По штату положено, понимаешь? Но ты не волнуйся. Скоро прибудет из Азии командир полка с летчиками. Он там в школе отбирает лучших инструкторов. Полк снова будет полноценным, и, наверно, получим новые самолеты.

Наш разговор прервал Лазарев.

— Товарищ капитан, — обратился он к Купину, — техник залатал мой самолет. Разрешите опробовать его в воздухе?

Музыканта оценивают по игре, а летчика — по пилотажу. Я внимательно следил за Лазаревым. Взлетел он и сел хорошо, пилотировал смело, но неважно. Купин, наблюдая воздушную акробатику летчика, не произнес ни единого слова и только, когда тот сел, заметил:

— Стал лучше летать. — И пояснил: — Шесть месяцев учился в Краснодарской школе пилотов, потом шесть месяцев болтался в запасном полку. На боевом самолете налетал всего восемь часов. И сразу в бой. Бой мы провели удачно, разбили большую группу «юнкерсов». Сбили пять самолетов. Нашу потасовку видел командующий наземной армией. Он наградил всех орденами Красного Знамени. За компанию орден получил и Лазарев.

Война всех пугает своей жестокой беспощадностью, но мало кого из нас подавляет морально. Наоборот, многие молодые люди в первых боях бывают бесстрашными. В пылу сражения не чувствуют опасности. Видимо, и Лазарев близок к таким. И как только он уцелел? Но подобные вопросы в авиации не принято задавать.

— Повезло парню, — отозвался я.

— Очень уж смел. До крайности смел. Правильно в песне поется: «Смелого пуля боится, смелого штык не берет».

Ну ничего, — заключил Купин, — теперь здесь бои стихли. Время есть, потренируемся в пилотаже, и будет прекрасным солдатом, солдатом неба. А теперь сходи и разбери с ним этот полет. Ведь теперь ты его командир. И еще вот что. Насчет младшего лейтенанта Архипа Мелашенко… — И Купин поведал мне печальную историю.

Мелашенко начал воевать, как и большинство молодых летчиков, бесстрашно и увлеченно, мечтая о подвиге и славе. В начале боевого пути был сбит. Раненный, помятый, но радостный, пришел он в полк. С открытой душой рассказал, как все произошло. Командир был расстроен неудачным боем, и летчик попал ему под горячую руку. Чувствительный по натуре, впечатлительный и, стало быть, легко ранимый, Мелашенко оробел и растерялся.

«Смотреть нужно в оба и соображать, а то сам чуть не погиб и машину загубил!» — «Но я же ведь этого не хотел, старался как лучше». — «Молчать!» Вскипевший командир для острастки припугнул летчика за трусость военным трибуналом. Может быть, начальник сам и не заметил, не подумал о том, какой нанес удар человеку, может быть, об этом вскоре и забыл, но у Архипа слово «трусость», как заразная бацилла, засело внутри, ржавчиной разъедая душу.

После этого случая Мелашенко замкнулся, ушел в себя, не стал ни с кем делиться ни радостями, ни печалями своими. Это еще усугубилось тем, что он стал бояться начальства.

Требовательность без доверия порождает страх, а страх как заразная болезнь, которая не только физически терзает человека, но и подрывает его волю, нервы и веру в себя. Архипу требовались передышка от боев, отдых и успокоение, но всех крутил водоворот войны, и не каждый мог заметить его душевные тревоги. Многие его нервозность объясняли просто страхом. А лучшее лекарство против страха — бой. «В упор гляди на страх — не смигни, смигнешь — пропадешь!» — таков был наш девиз.

И действительно, в воздухе Архип преображался, воевал смело…

— Видел, как он волновался перед вылетом? — спросил Купит

— Видел. Но я этому не придал значения: перед вылетом все волнуются.

— А он — особо. Имей это в виду.

После рассказа Купина о Мелашенко я пошел к Лазареву. Его самолет стоял под коренастой рябиной. Пригнув ветку, он сорвал две кисти рябины, одну дал мне:

— Вкуснотища! Раньше у нас в деревне Григорево, это Владимирской области, рябину запасали на зиму. Семья была большая. Четверо детей. Я старший. Мне мать с отцом всегда поручали заготовку грибов и ягод. Бывало, мы, три пацана, заберемся на рябину и рвем. Кисти большие. Сестренка Катя внизу укладывает. Все мы любили с морожеными ягодами чай пить. Они сходили и за конфеты, и за сахар.

— А моя мама с рябиной пекла великолепные пироги.

— И ты тоже из деревни? — удивился Сергей.

— Да. Горьковской области, соседи с тобой. Мама и теперь там живет, в Городецком районе, деревня Прокофьеве.

— А мы в тридцать пятом переехали в Иваново. Отец работает бухгалтером.

День выдался по-осеннему теплый и солнечный. Мы ели рябину и, разговаривая, медленно шли к командному Пункту. Молодые летчики, приехавшие из Казахстана, сидели на насыпи землянки и слушали штурмана полка Андрея Петрунина, рассказывающего об особенностях самолетовождения на фронте. Все в новых зимних комбинезонах, в новых из собачьего меха унтах и новых шлемофонах — они казались новобранцами. Но по лицам их, как бы спрессованным гулом моторов и закопченным южным солнцем, сразу определяли, что это люди бывалые. Они учили курсантов в две смены и в день делали по сорок — пятьдесят полетов. Да, таким под силу были любые тяготы войны.

Особое внимание привлекали трое: Иван Моря, Николай Тимонов и Александр Выборное. Они сидели рядом. Полный, добродушный Моря возле щупленького Тимонова и юркого, с задорными глазами Выборнова казался великаном. Обычно такие полные люди спокойны, степенны, по Моря был непоседа. И сейчас, хотя его глаза неподвижно смотрели на штурмана полка, весь он был в движении, словно примерялся, какое лучше занять положение. Вот сел калачиком, круто поджал под себя ноги. Через минуту локти поставил на колени, а голову положил на кисти рук. Весь — внимание. Но вот незаметно ноги его распрямились, руки скрестились на груди, и только голова осталась в том же положении.

Тимонов сидел неподвижно, точно изваяние, плотно сжав губы.

Саша Выборнов из Каширы. Он, пожалуй, имел самый большой налет. Летал великолепно, смело. Купив посоветовал мне взять его ведомым. Я внимательно смотрел на Выборнова. Как и все, он жадно глотал каждое слово штурмана полка.

Купин вышел из землянки и позвал нас с Лазаревым к себе. Предстоял снова полет.

Полк переживал как бы второе свое рождение. Ветеранов части осталось только трое. Остальные летчики — пополнение, новички. Среди них не было ни одного старше двадцати двух лет.

В нашу эскадрилью пришло семь инструкторов и Гриша Тютюнов только что после окончания военного училища летчиков. Нам наскребли десять старых «ишачков» и приказали перелететь под Торопец: Калининский фронт готовился к Великолукской операции. Остальные ждали получения новых машин.

С нового аэродрома у села Колпачки мы охраняли тылы фронта. Авиация противника действовала по тылам, как правило, ночью. Мы же ночью не летали, поэтому наша работа в основном сводилась к дневному дежурству на аэродроме.

В этот день мы закончили дежурство, сели на машину и собрались было ехать на ужин. Уже стемнело. Наше внимание привлек завывающий, неровный гул моторов. Нарастая, он усиливался и вот уже послышался над нами. Черными тенями в густой синеве неба проплыли два больших самолета. По захлебывающемуся, натужному звуку поняли: это вражеские бомбардировщики. Хотя аэродром и ничем сверху не отличался от обыкновенной лесной поляны, каждый настороженно ждал посвистывания бомб уж очень точно гитлеровцы прошли над летным полем.

— Кажется, на Москву, — тревожно вырвалось у кого-то.

— Они теперь на Москву не летают. Должно быть, наши, возвращается какая-нибудь пара запоздавших разведчиков.

— А может, с ржевского выступа летят?

Над Торопцом торопливо заухали зенитки. В небе вспыхнул ослепительно яркий фонарь, похожий на большую электрическую лампочку с абажуром. С бомбардировщика сбросили осветительную авиационную бомбу. Подвешенная на парашюте, силой более ста тысяч свечей, она разорвала ночь, обозначив объект для бомбометания.