Евгений Савицкий - Небо — для смелых

• Название: Небо — для смелых
• Автор: Евгений Савицкий
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: История
• Год: 1985

Автор — маршал авиации, дважды Герой Советского Союза — рассказывает о своем пути в авиацию, о том, как в годы Великой Отечественной войны его боевые товарищи — летчики отважно сражались с фашизмом На примере своей жизни, трудной профессии военного летчика Е Я Савицкий говорит о тех качествах, которые должен воспитать в себе молодой человек, чтобы стать умелым и достойным защитником Родины. Для допризывной молодежи.

---

Федоров сваливает самолет на крыло и уходит вниз. Несколько снарядов рвут обшивку на правой плоскости «яка», но он все еще хорошо слушается рулей. Летчик бросает машину вверх на предельных перегрузках, но там, наверху, его поджидает третья пара. Фашисты это умели — брать в оборот наши самолеты при своем численном превосходстве. Но советский летчик не стал ждать нападения: он атаковал сам. Дистанция между «яком» и одним из «мессершмиттов» быстро сокращалась, пушки советского истребителя молчат, но фашист нервничает, пытается уйти. Поздно: крыло «яка» бьет по самолету врага… Иван Федоров стал Героем Советского Союза, закончил войну в Берлине.

Тогда же еще два летчика нашего корпуса — заместитель командира полка майор А. К. Янович и командир эскадрильи старший лейтенант С. И. Маковский таранили вражеские машины, не позволив им выполнить свои задания. Причем Маковский сохранил машину, сумел нормально посадить ее на свой аэродром. При освобождении правобережной Украины этот замечательный летчик вместе с ведомым Кузнецовым штурмовал фашистский аэродром в районе Большой Костромки. Зенитный снаряд подбил машину ведомого, тот произвел вынужденную посадку и успел выпрыгнуть из горящего самолета. Маковский на глазах ошеломленных фашистов сажает свой самолет, Кузнецов кое-как втиснул голову и левую ногу в кабину одноместной машины, и так они взлетели. Придя в себя, гитлеровцы начали обстреливать из автоматов советский самолет, они подскочили так близко, что один из них попал под удар самолетного винта…

Подобные подвиги советские летчики совершали на всем протяжении войны, на всех ее фронтах. Напомню лишь два ярких эпизода из этой героической летописи. В сорок первом Виктор Талалихин, прикрывая подступы к столице, совершил ночной таран — такого история авиации еще не знала. А в апреле сорок второго Алексей Хлобыстов, защищая Мурманский порт от рвавшихся туда фашистских бомбардировщиков и истребителей, в одном бою таранными ударами сбил две вражеские: машины — такого тоже не было в истории авиации.

Подчас приходится отвечать на вопрос: «А так ли уже оправдан был этот крайне, смертельно опасный прием воздушного боя?»

Для меня тут никогда не было сомнений и колебаний, я всегда считал — да, оправдан. Даже самые искусные, самые заслуженные летчики люфтваффе всегда помнили: в любой схватке любой краснозвездный самолет в любой момент готов к таранному удару. И потому они не могли не паниковать, не опасаться, а это отнюдь не способствовало их моральному и боевому самочувствию.

Буквально ужас наводили на наземные фашистские войска и огненные тараны, ураганом разносившие их маршевые колонны, мощные оборонительные укрепления, переправы. Более 600 летчиков повторили подвиг Николая Гастелло и его экипажа, настойчивый поиск историков и красных следопытов продолжает пополнять этот список все новыми именами. Важно отметить такой момент: многие экипажи подбитых машин вполне могли попытаться сесть на вынужденную посадку или добраться до своего аэродрома, а то и просто выброситься с парашютами. Могли, но, соблюдая верность воинскому долгу, предпочитали ценой гибели нанести максимальный урон врагу,

Каждый школьник в нашей стране знает о легендарном таране Н. Гастелло. Но не каждому взрослому известно, что перед событиями на Халхин-Голе инструктором героя был М. А. Ююкин. Во время боев с японскими агрессорами самолет батальонного комиссара М. А. Ююкина был подбит зенитным снарядом, и отважный пилот бросил его на вражеский дот. Вот они, истоки: ученик повторил подвиг учителя, а его пример вдохновил и повел за собой других. Поистине эстафета бессмертия…

Не могу в этом разговоре не привести и еще одного, поразившего меня до глубины души случая. Дело было в первых числах мая сорок пятого, грозно звучали заключительные аккорды штурма Берлина. А остатки разгромленных эсэсовских частей отчаянно пробивались навстречу американцам или англичанам. И вот одна такая колонна появилась в районе аэродрома, где дислоцировался один из полков корпуса. Прикрытия у нас никакого, из оружия — пистолеты, автоматы, немного ручных гранат. Как быть? Я знал, что в центре Берлина бои идут ожесточенные, танковые же наши корпуса ушли далеко вперед, к Эльбе, навстречу союзникам. Принимаю решение организовать круговую оборону аэродром» имеющимися силами, летчикам же приказываю немедленно поднять машины в воздух, перебазироваться на другой аэродром и попутно нанести по прорывающимся врагам хороший штурмовой удар. Истребители ушли в небо, и вскоре послышались разрывы бомб, яростная пулеметно-пушечная стрельба. Гитлеровскую колонну, как потом выяснилось, прикрывала плотная зенитная оборона — несколько скорострельных крупнокалиберных установок. Так же внезапно, как они и начались, суматоха и перестрелка в стороне фашистов стихли, и в это» напряженной тишине оттуда появился все укрупняющийся силуэт самолета. Истребитель заходил на посадочную полосу с явным перелетом, снижался с опасным креном, а когда, наконец, сел, его развернуло поперек полосы п сторону шоссе. Всем было ясно, что с летчиком неладно, к месту посадки помчалась санитарная машина. Мне доложили: с боевого задания вернулся капитан Дугин, перед посадкой он радировал — ранен в грудь. Через несколько минут я выслушал врача, его сообщение показалось мне невероятным: летчик получил сквозное ранение в грудь от двадцатимиллиметрового зенитного» снаряда. Как же он сумел посадить машину, выпустить при этом шасси?! Врачи пояснили, что случай действительно исключительный и объясняется только предельной мобилизацией духовных, волевых качеств пилота…

Так было: битва с фашизмом пробуждала у миллионов советских людей такие силы, способности и качества, о наличии которых у себя они и не подозревали. Весь мир вновь поразился их невиданной нравственной готовности к величайшей самоотверженности во имя чести и свободы своей социалистической Родины, их беззаветному патриотизму.

Время от времени в западной литературе появляются высказывания разного рода специалистов-авиаторов, историков, психологов о том, что таран как прием воздушного боя был для советских летчиков крайней, вынужденной мерой, был продиктован чуть ли не безвыходностью положения при подавляющем превосходстве противника. Что ж, в начале войны это численное преимущество на стороне гитлеровцев действительно имелось. Но лобовая атака или таран советских летчиков как крик отчаяния? Нет уж, увольте! Фашистские асы бесчисленное множество раз, особенно во второй половине войны, попадали в отчаянные, безвыходнейшие положения, но никому из них и в голову не приходило даже попытаться таранить наши самолеты, чтобы вырваться из кольца или как-то изменить ситуацию в свою пользу. Почему? Ведь надо отдать должное — ни мужества, ни мастерства многим из них было не занимать. Но чтобы решиться на таран, необходимо было быть еще и глубоко убежденным в правоте защищаемого дела, защищаемых идеалов, осознавать кровную, личную ответственность за исход боя, сражения, всей войны. И здесь подавляющее нравственное превосходство всегда было на стороне наших летчиков, всех наших советских воинов. Совершенные нашими соколами тараны, как я уже говорил, имели и прямые результаты, и огромный смысл. Сбитый враг, спасенные в схватке с гитлеровцами боевые друзья, сохраненные объекты, страх и паника в стане фашистов как реакция на бесстрашие и презрение к смерти наших летчиков. Но еще более важно, пожалуй, было их воздействие на готовность к подвигу, к самопожертвованию у все новых тысяч и тысяч советских патриотов.

Так с чего же начинается эта готовность к подвигу? Из каких зерен произрастает и какими приемами-средствами воспитывается? Как и что нужно сделать, чтобы помочь сформировать ее в душе каждого советского человека?

Что и говорить, вопросы из категории труднейших, но ответы на них подсказывает сама жизнь.

Личность в человеке пробуждается с первых проблесков способности к нравственной самооценке собственных помыслов и поступков. А ускорить это пробуждение, сотворить его ярким эмоционально, воспитать идейно, дать ему нравственный импульс на всю жизнь может и должна прежде всего семья. Становление характера начинается с той минуты, когда ребенок самостоятельно потянулся рукой к ложке — «Я сам!». И правильно, и не надо ему мешать.

Удивительная вещь: некоторые из знакомых мне молодых людей, вполне интеллигентных, во всяком случае, по уровню образованности, ничуть не смущаются признаться, что мало занимаются домашними хлопотами, даже если эти хлопоты от дедов и прадедов — чисто-мужские. А иногда приходится сталкиваться и с прямым к ним предубеждением: я-де занят серьезными и важными делами на работе, на все остальное имеются дэзы и т. д. Имеются, конечно. Однако не возникнет надобности вызывать специалистов из жэка, если все, что могут они, не хуже он сделает сам.