Вячеслав Миронов - Я был на этой войне (Чечня-95)

• Название: Я был на этой войне (Чечня-95)
• Автор: Вячеслав Миронов
• Жанр: О войне

Роман Вячеслава Миронова «Я был на этой войне». Действие происходит в январе 1995 года в Грозном. Автор был очевидцем и участником большинства описываемых событий.

---

И после третьего тоста он схватит тебя за руку и, заглядывая в глаза, с надрывом в голосе спросит: «Зачем, зачем ты вытащил меня?» Тебе будет горько, обидно, стыдно, что ты спас его. И тот поступок, которым ты гордился, — и, может, тебя наградили за это, — будет самым постыдным и обидным за всю твою прожитую жизнь.

Потому что это государство по своей прихоти отправило тебя на бойню, а затем бросило. Как живых, так и мертвых. Прокляло и забыло. Не было ничего. Это твои параноидальные фантазии, вызванные посттравматическим синдромом и многочисленными контузиями, но ничего, мы тебя в психушке в течение пяти лет вылечим, заходи. А оставшуюся армию мы разгоним, сократим, чтобы не трепали, не обсуждали наши действия. Как убирают свидетелей преступления, вот так и военных после каждой «освободительной» кампании разгоняют. После Афгана, после вывода войск из Германии и т.д. Потому что знали: армия может развернуться и узреть, что настоящий враг ее совсем рядом, в Москве.

А когда тебя сократят, выгонят на гражданку или запрут в дальнем гарнизоне, ты будешь вспоминать свою жизнь и осознаешь, что самые яркие, не отретушированные чувства, впечатления, вкус и настоящую цену жизни ты понял там, на какой-то войне. Вся жизнь будет делиться на две части. ДО и ПОСЛЕ войны.

И тут ты встанешь перед выбором, извечным русским вопросом: «Что делать?».

Можно попытаться жить как все, но ты знаешь, что высоко не поднимешься. Можно идти в правоохранительные органы, туда, кстати, нас с тобой охотно не берут, психи, говорят. Можно в киллеры податься, дело привычное, да и платят, говорят, неплохо. Убивать, только не в таком количестве и не за идею и месть, а за деньги. Сможешь? Воротит? То-то, а некоторые идут.

И третий, суррогатный путь — наемники. Правда, ты там сможешь воевать вместе с теми, в кого стрелял совсем недавно, но ничего, деньги не пахнут, а если понравится, то будешь с яростью мстить аборигенам за своего друга, недавнего врага.

И раненые бойцы все это знали. Кто-то знал, кто интуитивно, кожей чувствовал, что это самое то, ради чего живет мужчина, и если они сейчас уедут, то больше это никогда в их жизни не повторится. И поэтому цеплялись за любую возможность остаться. Некоторых командиры откровенно обманывали, говоря, что они помогут сопроводить колонну, а затем вернутся в расположение бригады. Кто-то верил, кто-то хотел верить, в надежде, что колонна не сумеет пробиться и вернется назад, некоторые верили, что придется перед отправкой в госпиталь в последний раз славно повоевать и отправить к ихнему Аллаху немало его верующих.

А то любят визжать «Аллах акбар, Аллах акбар», — мы и без них догадываемся, что он «акбар», — но сами к нему не торопятся. Нехорошо это. Тем более, что им рай обещан за священную войну с неверными. Так что мы все делаем благое дело для правоверных, отправляя их в рай, а они, как слепые щенки, сопротивляются.

Ночь эта на командном пункте бригады выдалась бессонная. Мы с Юркой, начальником штаба, начальником разведки и еще большим количеством офицеров рассматривали, прорабатывали варианты прохождения колонны, связывались с соседними частями, договаривались о проходе через их территорию, о взаимодействии в случае нападения духов на нас. Механики готовили машины к переходу, оружейники пытались отладить БМП-3, работы хватало всем.

Когда были отработаны и согласованы вопросы по вывозу раненых и штурму аптечных складов, остались одни штабные офицеры. Совещание начал начальник оперативного отделения, потом мы долго обсуждали варианты штурма комплекса зданий, расположенных на площади Минутка. Поначалу много было высказано в адрес и объединенного командования, и московских умников, но постепенно все успокоились, обсуждение перешло в спокойное русло.

Единодушно пришли к выводу о самоубийственности штурма площади «в лоб». Тем более что пришлось бы сначала захватить мост через Сунжу, выходящий на площадь, а затем, прогоняя под кинжальным огнем людей, мы могли бы их просто положить навсегда на этом мосточке. Мост как раз находился на нашем пути движения к площади. И миновать его мы не могли, если только не объезжать полгорода.

В этот момент врывается начальник караула, охранявшего КП.

— Товарищ подполковник, — начал он взволнованно, обращаясь к начальнику штаба, — москвич уехал.

— Как уехал? — не поняв, переспросил Сан Саныч.

— Сел на свой БРДМ, сказал, что его вызывают в штаб, и уехал.

— Давно уехал?

— Да минут пятнадцать уже прошло. Я связывался с ним по радиостанции, он говорит, что ему надо прибыть на «Северный» до рассвета.

— Псих, идиот, тупица, сам погибнет и людей положит. Он ведь должен был поутру выехать вместе с колонной. Дурак, кретин, — шумел начальник оперативного отделения майор Озеров.

Все мы знали и прекрасно понимали, что это означало — отправиться в одиночку в темноте через военный город на легкобронированной машине. Итог почти всегда один — либо духи захватят, либо свои расстреляют. И это знал всякий солдат, не говоря уже об офицерах, неужели этот придурок рассчитывает, что его положение офицера штаба спасет его от пуль?!

В Грозном действовал комендантский час, иногда из-за этого не было возможности доставить тяжелораненых на «Северный», в более оснащенный госпиталь.

И вот этот выскочка, этот прыщ на ровном месте, подвергая опасности солдат, сопровождающих его, уехал в ночь.

Немедленно связались с «Северным», сообщили им об их придурке. Скорее всего, он сделал это импульсивно, стараясь прибыть раньше нас и доложить о том, что мы посмели обсуждать открыто действия вышестоящих командиров. Жаль, что этот карьерист взял с собой несчастные останки Семенова. Нет покоя умершему парню. Извини нас, рядовой Семенов.

В штабе на «Северном» поднялась паника. Еще бы — пропал офицер, пусть частично, но посвященный в планы руководства, мало того — офицер Генерального штаба. Видать, немало знал Карпов, что ночью были организованы его поиски. В эфире творилось черт знает что. Все части рапортовали, что не проходил через их блокпосты БРДМ с москвичом. Мы приготовились к тому, что в штабе группировки нас будут четвертовать и долго расспрашивать, допрашивать, а не мы ли его отправили в ночь? Поэтому вместо того, чтобы спокойно доспать остатки ночи, мы сочиняли рапорта, что мы не состояли, не получали, и прочую чушь собачью. Не дай Бог, если тебя замыслят уличить в диверсионных действиях в отношении вышестоящих начальников. Из противника ты можешь сделать карманный сувенир, а вот на начальство не смей косо смотреть. Ладно, дураков в этой жизни еще предстоит встретить немало. Хотя жалко этого негодяя, наш, русский, да и бойцы, сопровождавшие его, пострадали зазря. Почему-то мы все были уверены, что если молчат части, расположенные по маршруту его движения, то он непременно попал в руки духам, и дай Бог, чтобы попал он мертвым, иначе придется многое менять в планах.

Где-то часов в восемь утра поступила информация о том, что БРДМ с Карповым попал на блокпост омоновцев, который установили буквально перед наступлением темноты. И, как мы и предполагали, он начал выкаблучиваться, кичась своим положением. Мужикам из ОМОНа глубоко начхать было на какой-то Генеральный штаб вместе с майором Карповым. Они поначалу приняли его за настоящего шпиона, и москвича вместе с его бойцами нещадно избивали остаток ночи. Под утро, выбивая признание, что он шпион, выводили пару раз на расстрел, рассказывали, что даже пару раз стреляли поверх головы. Поутру все выяснилось, и приехавшие десантники здорово набили морды милиционерам за своих бойцов, забрали Карпова в бессознательном состоянии, останки Семенова и отбыли на «Северный». После этого Карпова отправили ближайшим бортом в Моздок, а оттуда, скорее всего, в Москву. Наверное, наградят каким-нибудь орденом, и будет он потом по телевизору или в своих мемуарах рассказывать о своих подвигах, как один прошел пол-Чечни или что-нибудь в этом роде. Удачи ему.

Глава 4

Где-то в районе восьми утра началась погрузка раненых и построение колонны. К этому времени с боями прорвались машины из первого и второго батальонов, привозя своих раненых и убитых. В связи с тем, что во дворе садика не хватало всем места, погрузили там только самых тяжелых больных, а тех, кто был при памяти, на руках, носилках, подручных костылях затолкали в машины. Кто мог принять участие в бою, расселись на броне сверху. Все прекрасно отдавали себе отчет, что при попадании гранаты или подрыве на мине раненые, находящиеся внутри БМП, неминуемо погибнут, и поэтому ответственность тяжелым грузом ложилась на плечи сидевших сверху на броне. Колонна получилась даже больше, чем рассчитывали. Пятнадцать БМП — от колесного транспорта решили отказаться сразу, потому что даже автоматная пуля прошивает кунг навылет, не говоря уже о гранате или мине.