Яков Наумов - Тонкая нить

• Название: Тонкая нить
• Автор: Яков Наумов
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1968

Повесть «Тонкая нить» рассказывает о самоотверженной работе советских чекистов, умело раскрывающих сложное и запутанное дело.

Читатель узнает, как необходимо быть бдительным и внимательным и как любой на первый взгляд незначительный факт дает возможность сотрудникам органов госбезопасности разоблачить важных государственных преступников.

---

Губы Елистратова искривила желчная усмешка. По всему было видно, что у него наготове новый ядовитый вопрос. Однако задать его Елистратову не удалось. Дверь внезапно распахнулась, и стремительно вошел сотрудник Энского управления КГБ, покинувший кабинет Елистратова полчаса назад.

— Товарищ майор, — произнес он, с трудом сдерживая волнение, — вас приглашает к себе полковник… — Он назвал фамилию одного из руководителей Энского областного управления КГБ. — Просил, если можно, прибыть поскорее, без задержки. И материалы просил с собой захватить.

— Но, позвольте… — начал Елистратов.

— Товарищ майор, — настойчиво повторил молодой чекист, — мне приказано передать вам просьбу полковника, настойчивую просьбу… Я только выполняю приказание руководства.

Елистратов молча передернул плечами, подчеркнуто медленно собрал в папку страницы протокола допроса, взял папку под мышку и вышел из кабинета, демонстративно хлопнув дверью.

Глава 9

Большую часть того дня, когда Елистратов допрашивал сначала бывшего владельца типографии, затем Лаптина, Миронова в Управлении КГБ не было. Он находился в городе: занимался делом Рыжикова. Чем больше Андрей присматривался к Рыжикову, чем шире становился круг сведений, собранных об этом человеке, тем тверже складывалось у Миронова убеждение, что Рыжикова надо попросту вызвать и впрямую допросить о Корнильевой. Такой мелкий и трусливый человечишка, если и солжет в официальном разговоре с представителем власти, так в мелочах. На серьезную ложь не пойдет — побоится. А если и солжет поначалу, так упорствовать в своей лжи не будет. Скрыть же свою связь с Корнильевой ему невозможно: тут у Миронова все карты в руках. Еще бы какая-нибудь зацепка, предлог, который помог бы скрыть от Рыжикова истинную причину его вызова, и можно действовать… Но такой зацепки пока не было.

Решив посоветоваться с одним из руководителей Управления КГБ, Миронов в четвертом часу дня вернулся в управление и направился к полковнику. Не успел он, однако, толком начать разговор, как появился оперативный сотрудник, работавший совместно с Елистратовым. На нем лица не было.

— Товарищ полковник, — сказал он прерывающимся от волнения голосом, — разрешите? Прошу извинить, но у меня срочное… Очень срочное…

Едва молодой чекист начал докладывать о вызове Елистратовым Лаптина и характере, который принял допрос, как Андрей понял, что опасения его были не напрасны: Елистратов «сорвался». Да еще как!..

Между тем оперативный работник, отвечая на спокойные, вдумчивые вопросы полковника, постепенно успокоился и толково, обстоятельно доложил сначала о допросе владельца типографии, а затем о том, что сейчас, в данную минуту, Елистратов недостойными методами вымогает у Лаптина признание в изменнической деятельности.

По мере того как оперативный работник докладывал, Андрея все с большей силой охватывало двойственное чувство. С одной стороны, он испытывал глубочайшее негодование против недопустимого, преступного поведения Елистратова, жгучий стыд за представителя центрального аппарата КГБ, проявившего себя так недостойно. С другой стороны, Миронову было радостно, что вот этот молодой парень, работающий в органах, по-видимому, без года неделю, понял главное, и так основательно это главное понимает, что нашел в себе мужество пойти наперекор, начать борьбу, самую решительную борьбу против старшего по званию, по опыту работы представителя центрального аппарата, едва тот посягнул на права человека, встал на путь нарушения социалистической законности. Впрочем, чего это он расфилософствовался, чему тут умиляться? Оно и естественно: такова уж теперь у нас атмосфера — в стране нашей, в партии, в органах государственной безопасности…

Андрей настолько углубился в собственные мысли, что не сразу расслышал вопрос полковника, и тому пришлось повторять его дважды. Сообразив наконец, что полковник адресуется именно к нему, Миронов сконфуженно улыбнулся:

— Прошу извинить, немножко задумался. Так вы спрашиваете, как я все это расцениваю? Но ведь двух мнений быть не может! Этот, с позволения сказать, допрос надо немедленно прекратить и передопросить Лаптина. Кому передопрашивать — вам решать. Полагаю, что необходимо передопросить и бывшего владельца типографии. Не говоря уже о том, что и при этом допросе, помимо формы, допущены и другие грубейшие нарушения законности: предъявление для опознания фотографии одного, а не нескольких лиц, — я лично ничуть не верю показаниям бывшего владельца типографии. Ну, посудите сами, разве можно так запомнить лицо случайно виденного человека, чтобы опознать его спустя пятнадцать-шестнадцать лет, да еще по фотографии? Чепуха!

— Согласен! — чуть наклонил голову полковник. — Вот что, — обратился он к своему сотруднику. — Отправляйтесь к следователю Елистратову и передайте мою просьбу: если возможно, поскорее — вы поняли? — поскорее, без всякой задержки явиться ко мне со всеми материалами. Сами побудете с Лаптиным, но ни в какие разговоры с ним не вступайте, особенно по существу дела. Ясно?

— Слушаю, товарищ полковник. Все ясно.

— Минутку, — остановил поспешно поднявшегося с места оперативного работника полковник. — Кто организовывал вызов на допрос владельца типографии? Вы? Значит, знаете, где его искать? Знаете? Тем лучше: быстренько пошлите за ним машину, пусть его подвезут сюда, к нам. Действуйте.

Когда оперативный работник вышел, полковник, не отличавшийся особой разговорчивостью, принялся молча прочищать свою трубку. Молчал и Миронов. Так прошло несколько минут, пока наконец не появился Елистратов. Он вошел в кабинет полковника быстрым, стремительным шагом, надменно вскинув голову. По всему было видно, что ничего особо хорошего от предстоящего разговора Елистратов не ждет, но и сколько-нибудь осуждать свое поведение не намерен.

— Садитесь, — пригласил Елистратова полковник. — Вы, кажется, вызывали сегодня на допрос бывшего владельца типографии, в которой печатались фашистские листовки, не так ли? Будьте любезны ознакомить нас с результатами допроса.

— Пожалуйста, — пожал плечами Елистратов, доставая ив своей папки протокол допроса и протягивая его полковнику. — Вот протокол. Допрашиваемый опознал в Лаптине того человека, который приносил ему при немцах текст листовки.

— Опознал? — не скрыл возмущения Миронов. — Как опознал? Ты расскажи прямо. Какие фотографии ты ему предъявлял, скольких лиц?

— А на ваши вопросы, товарищ Миронов, — подчеркнуто официально ответил Елистратов, переходя на «вы», — я отвечать не намерен. Думаете, мне не ясно, чьи это штучки?..

— Спокойно, товарищи, спокойно, — поморщился полковник. — А все-таки, товарищ Елистратов, как обстоит дело с фотографиями, что вы предъявляли допрашиваемому?

— Не понимаю вашего вопроса, — с обидой сказал Елистратов. — Я не маленький и знаю, что делать: предъявил те фотографии, которые счел нужным предъявить.

— А все-таки? — с невозмутимым видом повторил полковник вопрос.

— Ну, — чуть замялся Елистратов, — я предъявил фотографию Лаптина, других у меня не оказалось под рукой…

— Так, — сказал полковник. — А почему вы действовали в нарушение законов и существующих инструкций? Полагаю, вам не хуже нас известно, что при проведении опознания положено предъявлять не одну, а несколько фотографий, причем различных лиц?

— Известно, — возразил Елистратов. — Но это же формальность…

— Советские законы — формальность? — с недоумением пожал плечами полковник. — Ну, знаете ли… А согласовывать следственные действия с руководством — тоже формальность? Почему вы вызвали на допрос Лаптина, не испросив ни у кого разрешения? Прошу извинить, но я просто отказываюсь понимать ваше поведение…

— Нет, это я прошу меня извинить, товарищ полковник, — вкрадчиво, но не без издевки ответил Елистратов, — однако я полагал, что не обязан такую ерунду, как вызов человека на предварительный допрос, согласовывать с руководством Комитета. Не считал нужным звонить по пустякам в Москву. Вам же, разрешите напомнить, я не подчинен. Как-никак я работник центрального аппарата…

— Ах вон оно что! — перебил Елистратова полковник. — В таком случае уж я вам напомню, что времена, когда сотрудники центра ни в грош не ставили местные органы, давно канули в вечность. А допрос допросу рознь. Позвольте, кстати, ознакомиться с результатами допроса Лаптина.

— Но допрос еще не закончен…

— Ничего, мы с товарищем Мироновым разберемся и в том, что вы уже успели записать. Протокол при вас?

Возражать дальше Елистратов не стал, не решился. Он молча достал из папки протокол допроса и протянул полковнику. Полковниц взял протокол и принялся внимательно читать страницу за страницей, передавая затем каждую Миронову. Не успели они покончить с протоколом, как полковнику доложили, что бывший владелец типографии доставлен. Ожидает в приемной.