Николай Морозов - Откровение в грозе и буре

• Название: Откровение в грозе и буре
• Автор: Николай Морозов
• Издательство: Издание редакции журнала «Былое», типо-литография «Энергия»
• Жанр: История
• Год: 1907

В настоящей книге Николая Морозова (1854—1946) основным является астрономическое вычисление времени возникновения Апокалипсиса.

Книга содержит 62 рисунка работы художников Э. Э. Лиснера и Я. Г. Билита, снимки с древних астрономических карт Пулковской обсерватории и вклейку «Старинные Астролого-Астрономические карты неба».

---

«Можно подумать, – говорит один из его новейших биографов[217], – что он разделяет вину виновных, что он испытывает, как один из соучастников, ужас их опасности, что гибель, которая угрожает им, угрожает и ему».

Но если в это время Иоанн и не был даже таким резким противником появления на городских площадях каких бы то ни было императорских изображений, как впоследствии в Константинополе, то всё же вид жестокостей, сопровождавших расследование этого дела, должен был вызвать в нём ненависть к общественному и духовному деспотизму византийских императоров. И она, действительно, не угасла у него во весь последующий период его жизни, вплоть до самой смерти.

Враждебное отношение к византийскому самодержавию ещё более обострилось у него в 393 году при кровавой расправе императора Феодосия над жителями Фессалоник (теперь Салоники) за какое-то возмущение, причины которого ещё не выяснены историками. Расправа эта была так жестока, что взволновала общественное мнение даже и в западной половине Византийско-Римской империи, и миланский епископ Амвросий, при проезде императора через Милан, запретил ему посещение своего храма в виде наказания за его дикие деяния в Фессалониках.

Точно так же не могло не отразиться на отношении Иоанна к Византийской империи начавшееся в 394 году, т. е. всего за год до вычисленного нами времени появления Апокалипсиса, жестокое религиозное гонение, которому подверглись одинаково как язычники, так и все христиане, не принадлежащие к господствующей николаитской церкви. Они были лишены всех общественных и личных прав, даже права передавать своё имущество по наследству. Они не могли более ни продавать, ни покупать чего-либо без специального удостоверения в правоверии или благонадёжности, как об этом и говорится в 13-й глав Откровения: «и вот он постановляет теперь, чтобы всем, и большим и малым, и богатым и бедным, и свободным и рабам, выдавали особые значки (по исследованиям Ньютона, кресты †) для ношения их на правой руке или на голове, для того, чтобы не смели ни покупать, ни продавать все те, кто не имеет на себе знака зверя или его имени (латинянин), или числового изображения его имени (666)».

Все эти гонения должны были особенно сильно действовать на Иоанна. Они были направлены против его единомышленников, потому что, как мы уже знаем, он принадлежал к пастве непризнанного государственной церковью и отказавшегося ехать к папе для оправданий Флавиана, а не к пастве Павлина, единственно официально признанного антиохийского епископа.

Но что же стало с Иоанном после низвержения статуй в Антиохии? За все семь лет, протёкших от антиохийской расправы до выхода «Откровения в грозе и буре», 30 сентября 395 года (и последовавшей вслед за этим смерти императора Феодосия), мы находим пробел в его биографии. По некоторым источникам и сопоставлениям мы можем только догадываться, что сейчас же после низвержения статуй в Антиохии он был посажен Феодосием в одиночное заключение в том же самом монастыре, из которого, как мы уже знаем, он убежал в 381 году. Но через два года пребывания, как говорить историк, «в безмолвном житии» он, по-видимому, снова бежал оттуда, получив за это время сильный ревматизм в ногах, не оставлявший его до конца жизни.

И мы не можем заполнить этого семилетнего пробела в его биографии до смерти Феодосия, если не признаем, что он был автором «Откровения», а следовательно, как видно из самой его книги, скитался в это время по Малой Азии, где организовал собрания своих единомышленников в Лаодикии, Филадельфии, Сардах, Фиатирах, Пергаме, Смирне и Эфесе, которым и адресовал потом, на 41 году жизни, свою книгу, после того как попал, по своему личному желанию или снова был сослан Феодосием, на уединённый остров Патмос.

Рис. 66. Иоанн на скале.

III. Насильственное поставление Иоанна на константинопольскую кафедру после появления «Откровения». Его жизнь до 13 марта 399 года, когда был назначен срок исполнения этого астрологического пророчества (период от 30 сент. 395 до 13 марта 399)

Бывают случаи, когда, не имея в руках никаких летописных сведений, современный историк обладает полною возможностью описать общественное настроение какой-либо исключительной эпохи несравненно более верно и правдиво, чем могли бы сообщить ему это старинные летописцы. Зная, например, что 20 ноября 393 года нашей эры было солнечное затмение, центр которого проходил через Грецию, Константинополь и Малую Азию, и что небо там было в это время ясное, современный историк имеет полную возможность описать всеобщую панику в малообразованных слоях константинопольского общества, сопровождавшую это явление, имевшее место за два года до появления Апокалипсиса. Если он останется в пределах должной умеренности и будет руководиться тем, что в аналогичных случаях происходит и в других странах, стоящих на том же уровне цивилизации, то его картина будет совершенно верна и даже много лучше тех, какие могли бы дойти до него через посредство древних летописцев. В ней не будет, по крайней мере, ни «летающих драконов», ни «голосов невидимых ангелов», ни «мёртвых, появившихся из своих гробов», и никаких других неправдоподобных, или ещё хуже – совсем правдоподобных – вымыслов и прикрас, с какими старинные легковерные историки постоянно перемешивают действительность, особенно когда они принадлежат к духовенству.

В таком же положении мы находимся и по отношению к тому времени, когда внезапно появилась книга Иоанна. Мы знаем, какой ужас наводила даже в средние и новые века та дикая фантасмагория, какой представлялось малообразованному читателю содержание «Откровения в грозе и буре». И весь этот ужас наводили апокалиптические чудовища Иоанна уже тогда, когда его книга давно отошла в прошлое, а потому и исполнение пророчества невольно относилось читателями к далёкому будущему. Можно же представить себе, каково было непосредственное впечатление появления Апокалипсиса, когда каждый понимал его смысл буквально и ожидал начала предсказанных бедствий каждую минуту! Дышащая в каждой строке искренность автора и его глубокая вера в свои собственные слова, хаос диких образов, торопливо нагромождённых один на другой, и увлекательный лиризм некоторых мест, – всё это исключало всякую мысль об умышленном обмане. Книга Иоанна должна была вызвать среди христианских читателей, и даже в жившем среди них языческом мире, такую панику, какой ещё не бывало в истории человеческих суеверий[218].

Факт этой паники настолько же несомненен, как несомненно и существование самого Апокалипсиса. В каждом городе и местечке, где его прочитывали впервые, он должен был возбудить всеобщий ужас среди верующих. Начиная от Эфеса, куда он впервые попал, этот ужас должен был распространяться вместе с книгой в Смирну, Пергам, Фиатиры, Сарды, Филадельфию и Лаодикию, а затем прокатиться неудержимой волной и по всему остальному христианскому миру, по мере того как с первоначальной рукописи снимались новые копии и попадали в другие города. Конечно, медленность копирования, редкость и дороговизна папируса и нелюбовь старинных сектантов делиться своими секретами с представителями враждебных им вероисповеданий должны были, особенно в первые месяцы, сильно задержать распространение книги, и, по всей вероятности, первые копии её вышли из пределов Малой Азии не ране 396 года.

В это время Феодосий был уже несколько месяцев в гробу, и, «роковой по счёту», седьмой император Аркадий занял его место в Византии. Новому императору было в это время не более 19 лет, он только что женился на дочери одного франкского полководца – Евдоксии, девушке такой же суеверной, как и он сам, но несравненно более живой и энергичной. Аркадий при своей бесхарактерности и вялости сейчас же попал под власть своей жены, которая и начала управлять через его посредство всей империей.

Как ни были заинтересованы скомпрометированные «Откровением» представители господствующей николаитской фракции в том, чтобы книга Иоанна не дошла до императорской четы, но это, конечно, было невозможно ввиду производимого ею громового впечатления и ужаса, распространившегося среди самих николаитов. Рано или поздно она должна была дойти до Аркадия и Евдоксии и поразить их ужасом ещё более, чем всех остальных сторонников союза церкви с государством.

Что же было им делать в этой неминуемой беде? Конечно, ничего иного, как вызвать самого провозвестника бедствий и признать его своим собственным пророком. Всё, что ему угодно приказать, немедленно исполнить, всё, что он отвергнет, немедленно предать анафеме… За всё, чем погрешили, необходимо просить искреннее прощение и дать клятвенное обещание исправиться!

Всё это в точности и было сделано с Иоанном в столице Византии. В 397 году (т. е. около года с половиной после того, как Иоанн написал свою книгу и вызванная ею паника уже успела распространиться до Константинополя) здесь умер, очень кстати, больной и престарелый епископ Нектарий. И вот, как говорит один из самых правоверных историков на своём полуцерковном языке, византийская императорская чета «и все константинопольские священники, и окрестные епископы, и весь народ», едва дождавшись дня смерти своего епископа, уже «требуют единогласно», чтоб на его место посадили, «помимо всех корыстолюбивых соискателей»[219], никого иного как простого и до сих пор непризнанного официально пресвитера Иоанна, рукоположённого сектантским епископом Флавианом и никогда не бывшего в Константинополе!