Мишель Зевако - Нострадамус

• Название: Нострадамус
• Автор: Мишель Зевако
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-12900-6

Французский писатель Мишель Зевако (1860—1918) — автор многочисленных исторических и приключенческих романов. Героем одного из своих произведений Зевако выбрал яркую личность, человека, чьи предсказания, сделанные века назад, во многом сбылись и до сих пор волнуют человечество.

Мишель Нострадамус знал медицину и алхимию, каббалистику и астрологию, математику и владел несколькими языками. Он был наделен даром пророчества, но плата за этот дар оказалась непомерно высокой, Нострадамус потерял все, что так любил и чем дорожил больше жизни…

---

Мишель Зевако Нострадамус

Часть первая КОЛДУНЬЯ

I. Влюбленные

Воскресное теплое утро осени 1536 года. Старый Париж Франциска I дышит радостью жизни, раскинувшись под сияющими голубыми небесами. Мы на Гревской площади. В это воскресное утро здесь все искрится весельем. Воздух колышется от звона колоколов, Париж потягивается на солнце, смеется… Но что это? Почему посреди этой площади, под этим приветливым солнышком, между двумя виселицами сооружена такая страшная, такая гнусная штука? Это костер…

Для кого этот костер? Для кого эти виселицы? Может быть, беззаботной толпе и хочется узнать для кого, потому что вот… вот: люди прислушиваются к стону трубы, перекрывающему веселый утренний шум.

«Именем короля! Мы, Жером Жерлен, присяжный герольд Его Величества, назначенный монсеньором де Круамаром, главным превотальным судьей, хотим сообщить всем присутствующим:

В полном соответствии с королевской волей, вышеупомянутый барон Жерфо, сеньор де Круамар, должен преследовать, задерживать и примерно наказывать без суда и следствия всех колдунов, колдуний, прорицателей, ясновидцев, бесноватых, всех отродий Сатаны, которые дерзко проникают в столицу королевства.

Всякий верный Его Величеству и законопослушный житель нашей столицы обязан, если не хочет быть приговоренным к галерам, выдавать правосудию этих исчадий ада, и для того, чтобы в точности исполнить королевское повеление, монсеньор де Круамар приказал соорудить костры в следующих местах: на площади Марше-о-Пурсо, на паперти собора Парижской Богоматери и на Гревской площади.

Ибо такова воля Его Величества».

Толпа парижан, только что так весело и беззаботно гулявших по площади, быстро растаяла. Герольд отправился дальше, чтобы и в других людных местах провозгласить волю Его Величества. И вот уже из уст в уста по всему большому городу понесся ропот ужаса, и среди проклятий, среди угроз, среди признаний в ненависти чаще всего повторялось имя главного превотального судьи, сеньора де Круамара.

А по дальнему краю Гревской площади, там, где под высокими тополями протекали неспешные воды реки, медленно-медленно шли молодой человек и девушка.

Она была легкой и хрупкой, похожей на те удивительные, ускользающие от взора создания, какими восхищаешься в сновидениях.

На лице юноши — а он был из тех, кого, раз встретив, уже нельзя забыть, — словно лежала видимая печать невидимого рока.

За парой неотступно следовала похожая на дуэнью женщина. В конце концов она приблизилась к своим подопечным и сказала:

— Мари, месса закончилась, пора возвращаться домой.

— Ну, пожалуйста, дама Бертранда, еще одну минуточку, только минуту! — со вздохом попросила девушка.

— Уже расстаться! — с жаром воскликнул молодой человек. — Мари, моя обожаемая Мари, неужели мне придется уехать из Парижа надолго, и — кто знает? — может быть, и навсегда, так и не узнав, кто ты? Ты приказала мне набраться терпения, ты приказала уважать тайну, которой окружила себя, и я повиновался… Но все-таки… Мне так скоро нужно будет уехать к отцу — моему лучшему другу, моему учителю, моему земному божеству. Ты же знаешь: мой отец был вынужден бежать и скрывается в Монпелье. Его обвинил в колдовстве, ему грозил сожжением, его — как загнанного зверя — преследует Круамар…

— Круамар! — будто в забытьи пробормотала девушка.

Молодой человек сделал было угрожающий жест, но быстро успокоился и продолжил:

— Моя матушка торопит меня, она не может понять, почему я медлю, почему колеблюсь, почему не хочу поскорее проводить ее в Монпелье. Но ведь она не знает, что я встретил тебя!

— Рено! Завтра ты узнаешь все, что должен знать обо мне. Потому что сегодня я пойду к одной женщине, которая наверняка подскажет мне, как поступить. Я уже решилась.

— Пойдемте, Мари, — настаивала дуэнья. — Время позднее!

Но Мари не слушала.

— Рено, мой Рено, я так люблю тебя за твою покорность! Ты бы узнал все, ты ведь можешь все, если только захочешь. Но ты согласился на испытание: ты сам захотел, чтобы я до времени оставалась для тебя незнакомкой. Но завтра, завтра здесь же, под тополями, ты узнаешь, почему я дрожу от одной только мысли о том, что должна назвать тебе имя своего отца. Хотя, дорогой мой возлюбленный, ты же знаешь, что меня зовут Мари и что я обожаю тебя. Я бы могла прокричать об этом перед всем Парижем. А когда я вспоминаю, что всего месяц назад я тебя не знала, когда думаю о той таинственной и чудесной силе, о могучей силе, которой невозможно сопротивляться и которая буквально за одну минуту наполнила мое сердце любовью, у меня начинает кружиться голова…

Она, волнуясь, сжала руку того, кого звали или кто называл себя Рено.

— Как это странно, — продолжала она все тем же мечтательным тоном, — как это странно: я просто шла по улице… И вдруг почувствовала волнение, меня охватила дрожь — такая, какую просто невозможно забыть до конца жизни. И — против собственной воли — обернулась. И поняла, что это волнение, эта дрожь, сотрясавшая все мое существо, порождены одним лишь твоим взглядом. Да-да, я сразу же поняла, что ты обладаешь совершенно магической властью надо мной!

— Магической? — Молодой человек, казалось, вздрогнул.

— Я не нахожу иного слова. Ты тогда подошел ко мне и сказал: «Успокойтесь. Я не стану вас удерживать против воли, только потому, что сам этого жажду. Я запретил себе следовать за вами. Через минуту я уже не буду знать, где вы, никогда не узнаю, кто вы. Но если вы полюбили меня, скажите мне это завтра под тополями на Гревской площади». Сказав все это, ты ушел, даже не обернувшись. А я… Придя домой, я плакала, я пыталась молиться, встав на колени… Но сразу же поняла, что не с Богом, а с тобой говорю, думая, что обращаюсь к Богу, с тобой — всего час назад мне совсем не знакомым…

— Любимая моя, дорогая! — воскликнул Рено.

— А назавтра, уже решив забыть тебя, позабыть все случившееся, я отправилась к мессе. Но вместо того, чтобы прийти в Сен-Жермен-л'Оссерруа, я оказалась на берегу Сены… под тополями, перед тобой. И с тех пор каждое утро, выходя из дома, чтобы пойти в храм, я прихожу на свидание к тебе. Мой храм — здесь.

Рено задумчиво склонил на грудь свою благородную голову.

— Да, — прошептал он, — я очень хочу удержать тебя, но только по твоей доброй воле. Я еще подожду…

— Завтра, Рено, говорю тебе, завтра! Завтра ты узнаешь, у кого должен просить моей руки.

В этот момент по Гревской площади пронесся ропот: люди стали шептаться, повторяя угрозы и проклятия. Окруженный лучниками, показался величественного вида мужчина.

— Дорогу монсеньору де Круамару! — громко прокричал начальник отряда лучников.

Мари стала белой как мел. Рено сжал кулаки. Но высокая фигура главного превотального судьи, барона де Жерфо, сеньора де Круамара, уже скрылась из виду, он отправился на охоту за новыми жертвами.

II. Доносчица

— Мадемуазель, — повторяла встревоженная дама Бертранда. — Да куда же вы идете? Вот же где ваш дом!

Рено, в последний раз сжав в объятиях свою возлюбленную, только что удалился. Мари, все еще очень бледная, пересекла площадь, повернулась спиной к роскошному зданию, на которое ей указывала дуэнья, и внезапно спросила:

— Дама Бертранда, а где живет та женщина, которая смотрит в прошлое и в будущее?

— Господи! Неужели вы и впрямь хотите пойти к колдунье?

— А кому мне довериться? — печально вздохнула девушка. — Ведь у меня нет матери. И я до сих пор не знаю, решусь ли завтра признаться Рено… Боже мой, эти проклятия со всех сторон, которые я сейчас слышала… А какая обжигающая ненависть сверкала в его взгляде! Дама Бертранда, мне необходимо повидаться с этой женщиной. Разве не ты сама говорила, что она дает бесценные советы тем, кто к ней обращается?

— Да, конечно. И она помогла своими советами многим горожанам, и она так милосердна к бедным людям, которые прозвали ее за это Добрым Гением… Но если эту женщину выдадут, ее, разумеется, сожгут вот на этом костре… Что же до того, где она живет, так мы совсем рядом…

Мари, не дослушав, толкнула дверь, та отворилась.

Девушка вошла в дом, хозяйка которого при ее появлении встала, помогла трепещущей от волнения гостье усесться, потом протянула ей руку и сказала нежным печальным голосом:

— Успокойтесь, дитя мое, и расскажите мне, что вас так мучает. Если я смогу помочь вам или хотя бы утешить, я сделаю это от чистого сердца.

— Да, правда, — прошептала Мари, — вы действительно великая утешительница, и вот что странно: ваш голос успокаивает и убаюкивает меня в точности как тот, другой, который так дорог мне… Сейчас я расскажу вам, что меня тревожит: имя, которое я ношу, ненавидимо всеми. Когда кто-то произносит это имя, вокруг слышатся проклятия. Но это еще не все. Главное, он ненавидит это имя, понимаете: он! Тот, кого я люблю, всей душой ненавидит это имя, и ненависть его беспощадна! А я, — продолжала девушка, уже не сдерживая слез, — я обожаю моего жениха, но я люблю и отца. Люблю всем сердцем и почитаю, как должно почитать человека, которому обязана своим появлением на свет. Вот в чем моя беда, вот какое горе раздирает мою душу. Если я назову любимому свое имя, которого он еще не знает, но которое так ненавидит, если я завтра ему его назову, как обещала, он ведь может отвернуться от меня! Сделает он это или нет — вот что я хочу узнать.