Валентин Маслюков - Клад

• Название: Клад
• Автор: Валентин Маслюков
• Издательство: Время
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-9691-0061-7

Роман Валентина Маслюкова «Рождение волшебницы» в шести книгах открывает серию «Фольклор/Фэнтези». Это роман-мир. Мир необыкновенно выпуклый, наполненный подробностями славянского быта, этнографически убедительный и точный – но вместе с тем по-сказочному чудесный и неожиданный.

Первая книга романа – «Клад». Бурливая волна, что выбросила на берег сундук с младенцем, перевернула жизнь простодушных рыбаков Поплевы и Тучки. Многое должно было произойти, чтобы в их необычном плавучем доме вырос необычный человек – волшебница. Между тем, пытаясь извести пасынка, мачеха княжича Юлия уготовила ему одичание и одиночество…

---

– Вот эти люди, – сказал предводитель стражников, имени которого Золотинка не могла вспомнить, – темнолицый человек с кривым мечом за спиной; на седой голове его плоско сидела шапочка, застегнутая на макушке большой, как орех, пуговицей. – Девушка – это Золотинка, – заключил он, оглядывая ее от рассыпанных по плечам волос и ленты на лбу до залепленных чешуей ног. – А вот это Поплева, – и он задержался взглядом на растрепанной бороде старшего брата.

Поплева опустил корзину и тяжело распрямился.

– В чем дело? – сказал он.

Человек с мечом за спиной и серебряной пуговицей на макушке сошел на зализанный песок у воды, чтобы ухватиться за оконечность форштевня; он как бы придерживал лодку, выказывая намерение не пустить ее в плавание.

– А это кто, Тучка? – указал он с некоторым пренебрежением к кургузой бородке младшего. В голосе слышалась развязность человека, который знает за собой неоспоримое преимущество силы.

Тучка назвал себя.

– Поплева и Золотинка – вы пойдете со мной.

– Это чье, собственно, распоряжение? – сдержанно осведомился Поплева.

– Это распоряжение господина Ананьи.

Появление на улицах взятых под стражу людей, Поплевы и Золотинки, не вызвало волнения, даже мальчишки не проявляли большого любопытства. Поплева и Золотинка, в свою очередь, не видели расхаживающих угрожающими толпами ополченцев, и это можно было бы считать благоприятным признаком.

– Все в порядке! – решился приободрить Золотинку Поплева, когда девушка, озираясь на торгу, где пустовали установленные еще три недели назад виселицы, вдруг с невольным возгласом изумления сообразила, что здание земства увешано от подножия до вершины знаменами законницких цехов, включая и четыре только что запрещенных и распущенных.

Стало понятно и то, почему возле кирпичного с белокаменными гранями особняка не толпятся просители, ожидающие приема к волшебнику Михе Луню. Теперь здесь стояла охрана. Власть переменилась, и Миха Лунь, столь опрометчиво связавший свое волшебное творчество с торжеством курницкого дела, разделил судьбу проигравших. Поплеве с Золотинкой хватило и взгляда, чтобы обменяться посетившими их соображениями, – человек с пуговкой распахнул дверь особняка.

И вот Золотинка вошла в этот дом в третий раз. Недобрая участь Михи Луня угадывалась в царившем повсюду запустении – все в доме было перевернуто вверх дном, заплевано и затоптано. Мешали проходу кое-как скатанные ковры, перекосилась оборванная занавесь, лицом вверх лежало раздавленное вдребезги зеркало. После некоторой задержки, вызванной тем, что человек с пуговкой уходил во внутренние покои и возвращался, взятых под стражу провели наверх, в ту самую комнату, где Золотинка держала в руках Асакон.

Всеобщий разгром сюда как будто не докатился – все оставалось на местах. Только понурый молодой человек, остриженный и в отрепьях, что прикорнул на скамеечке у очага, выглядел чужеродным предметом, в эту обитель его случайно забросил мусорный ветер. Он поднял голову – Кудай, вот кто это был! – и зыркнул в сторону. Кудайкин взгляд заставил Золотинку обернуться, с невольным содроганием она обнаружила по левую руку от себя беззвучно пребывающего тут человечка, тонконого, с узкой головой и холодным прищуром глаз. Он стоял, опираясь выпрямленной рукой на спинку стула.

Человечку этому подходило имя Ананья.

Господин Ананья в пожилые лета еще не вышел, если судить по бледной коже лица, выразительно отмеченного шишковатым носом и слегка вывернутой губой. Однако ничто в его облике не напоминало об опрометчивой и цветущей юности. Очень тонкий, неестественно тонкий перехват красного полукафтанья свидетельствовал, вероятно, не о юности, а о тщедушном сложении Ананьи, это же впечатление подтверждали тесно обтянутые штанинами ноги со слабыми икрами. Ананья – Золотинка не сомневалась, что это он и был, – имел на голове чрезвычайно убедительный тюрбан из высокой красной сердцевины и толстого валика вокруг нее, обвитого узорчатой тканью. Это венчавшее наряд полноразмерное сооружение сообщало облику человечка неожиданную основательность.

Доставивший сюда пленных служитель, человек с серебряной пуговицей, изрядно в помещении потускневшей, с ненавязчивым выражением лица остановился у входа, а всё громыхающее железо, все эти мечи в окованных медными бляхами ножнах, бердыши, кольчуги, шлемы, не переступив порога, остались за дверью.

Ананья оглядывал кряжистого Поплеву и тоненькую в стане Золотинку с одинаковым бесстрастным вниманием, не давая ни малейшего предпочтения ни мужеству, ни изяществу.

– Я Ананья, – сообщил он глуховатым голосом.

Поплева поклонился, предполагая, по видимости, что это известие заслуживает некоторого поощрения.

– А это доморощенный волшебник Поплева, – продолжал человечек, беззастенчиво тыкая пальцем. Поплева еще раз поклонился – вероятно, из других соображений. – …И начинающая красавица Золотинка. – Так буднично произнес он обязывающее слово «красавица» – не насмешливо или многозначительно, а совершенно равнодушно, как если бы сказал «начинающая швея», – что Золотинка вспыхнула. – …Начинающая красавица, которая едва-едва не получила Асакон.

– После всего, что случилось… я все равно не стала бы его просить, – запальчиво сказала она.

– Тем лучше, – осклабился Ананья и оставил стул, служивший ему прежде точкой опоры. Кроме этого стула, комната не имела никакой иной обстановки, если не считать посудного поставца у противоположной стены и круглого мраморного стола между окнами.

Кошачий, немигающий взгляд медленно переместился, Ананья покосился на горбившегося у очага Кудая и, слегка вскинул головой. Колча (ведь это была Колча, пусть лысая!) послушно встрепенулась:

– Зна-е-те что-о… Ведь если Миха подсунул кому-то Асакон, если он его кому-то подсунул, то почему не вам? Кому же еще? – Кудай говорил с несносной приторной угодливостью, разделяя свое льстивое внимание между взятыми под стражу и хозяином, которым, несомненно, признавал Ананью; ничего не сохранилось от самодовольных замашек Кудая, словно бы, остриженная налысо, Колча и в самом деле рассталась со своим вывороченным наизнанку естеством, каким был Кудай. – Первому встречному Асакон не доверишь! – внушал он (она?) Поплеве, угодливыми извивами голоса извиняясь за вынужденную настойчивость. И снова для Ананьи: – Ихнее это дело, господин Ананья. Больше некому.

– А что, Асакон пропал? – спросила Золотинка.

Понятно, она не получила ответа, как не получил его и Поплева.

– Что-то мне невдомек, из-за чего сыр-бор загорелся, – сказал он, пожав плечами, по возможности, беззаботно, и тем, кажется, убедил себя в собственной невиновности.

– Однако у меня нет ни малейшего желания запутывать слишком ясный вопрос, – заметил Ананья. – Боже вас упаси утаить Асакон. Нет таких адских пыток, да… нет таких пыток… Меня опасно обманывать.

Кудайка истово затряс головой, подтверждая исключительную справедливость последнего соображения. Он внимал господину Ананье с такой болезненной сосредоточенностью, словно имел основания ожидать немедленного применения оправданных обстоятельствами строгостей и в отношении самого себя тоже. Казалось, что и в этом случае – под пытками, – Кудай будет извиваться, стонать и вопить все с тем же неизменным подобострастием.

– У нас нет и никогда не было Асакона, – возразил Поплева. – Нам нечего скрывать и нечего опасаться. Наши отношения с волшебником…

– Тем лучше, – пренебрежительно перебил его Ананья. – Раздевайтесь оба, я хочу убедится в этом собственными руками.

Золотинка заметила, как большой палец господина Ананьи, без малейшего усилия выскочив из сустава, взбугрился своим основанием на поверхности ладони, словно палец этот удерживался в пясти одним только кожным покровом… И тут же легко вернулся на место, возвратив ладони естественные очертания. Ананья проделал эту чудовищную штуку с той непроизвольной легкостью, с какой сосредоточенный на важных мыслях человек может облизнуть губы или почесать кончик носа. В его припухлых, хотя и очень длинных пальцах – белых, как черви, – неприметно было наличие суставов: левая пясть извернулась так, что пальцы перегнулись назад к тыльной стороне ладони, то же произошло с правой – сближенные друг к другу руки с вывернутыми назад пальцами образовали род омерзительного цветка, воронкой своей направленного к Золотинке.

Загорелое лицо девушки потемнело и яркой краской пылали мочки ушей.

– Но девушка… послушайте! Господин Ананья! Это не годится, – проговорил Поплева со сдержанным негодованием.

– Ах да… девичья стыдливость! – сообразил Ананья. Распущенные цветком пальцы свернулись. – Все эти прелести, – скользящий взгляд блеклых, лишенных ресниц глаз показал, что имеется в виду, – все эти прелести… они к делу не относятся.