Валентин Маслюков - Клад

• Название: Клад
• Автор: Валентин Маслюков
• Издательство: Время
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-9691-0061-7

Роман Валентина Маслюкова «Рождение волшебницы» в шести книгах открывает серию «Фольклор/Фэнтези». Это роман-мир. Мир необыкновенно выпуклый, наполненный подробностями славянского быта, этнографически убедительный и точный – но вместе с тем по-сказочному чудесный и неожиданный.

Первая книга романа – «Клад». Бурливая волна, что выбросила на берег сундук с младенцем, перевернула жизнь простодушных рыбаков Поплевы и Тучки. Многое должно было произойти, чтобы в их необычном плавучем доме вырос необычный человек – волшебница. Между тем, пытаясь извести пасынка, мачеха княжича Юлия уготовила ему одичание и одиночество…

---

Пират – то была не кличка, а ремесло одного не дряхлого еще старика, который передвигался на подвязанных под голени дощечках. Он лишился ног по приговору своих бывших товарищей. Может быть, он пытался утаить добычу – теперь этого никто не знал наверняка. Известно было только, что пиратские товарищи пирата связали его и каким-то изуверским инструментом просверлили коленные чашки. Пират выжил, чтобы влачить существование калеки. Ноги остались на месте, да только положиться на них нельзя было никоим образом – они не держали туловища и произвольно выворачивались в коленях. По видимости, только известного рода предрассудок удерживал калеку от того, чтобы окончательно отрезать бесполезные ноги и тем облегчить себе бремя пропитания. Вот это было бы, наверное, по-пиратски. Так что старик, надо признать, показал себя все ж таки неважным пиратом, не настоящим – за что и поплатился.

Бремя пропитания давалось ему нелегко, потому что сухопутного ремесла пират не знал и полагал, что поздно уже переучиваться, когда жизнь ушла на разбой и убийства, а ни то ни другое по недостатку подвижности уже недоступно. Приходилось кормиться милостыней, но подавали плохо – без души и скудно. А собаки, науськанные немилосердными детьми, донимали так, что пират оставил слободу, где пытался обжиться, и поселился на корабельном дворе.

Подкармливали его рабочие и торговавшие в разнос бабы. Молочница молча брала кувшин и, не наклонившись к безногому, направляла в подставленную миску ниспадающую белую струю. Ребенок разносчицы напряженно таращился на кровожадного любителя молока, каждое мгновение готов был прятаться за подол матери и реветь – смотря по обстоятельствам.

И все ж таки, когда пират, вздыхая полной грудь, опускал чашу после первого жадного глотка, на остром щетинистом подбородке его оставались белые следы молока – не крови.

А голову он повязывал по-бабьи – куском выцветшей ткани, длинные концы которой закидывал на спину. С этим женским убором не вязались толстые, загорелые руки, обнаженные до самых плеч – драной куртке, которая кое-как защищала пирата от зноя и холода, не хватало рукавов. В обвислой кожаной сумке через плечо пират таскал хлеб, сухари, миску, но говорили, что там же он прятал нож. И может быть, нельзя исключить, что в этой сумке помещалась толика сокровищ, за сокрытие которых жестоко проучили его товарищи.

Наблюдая душегуба с безопасного расстояния, так, чтобы не уцепил загнутой на конце клюкой – разумная предосторожность, которой держалась детвора, Золотинка испытывала сладостный ужас. То же самое, очевидно, собирало вокруг пирата и других детей. Только они не останавливались там, где прирожденное благородство удерживало Золотинку: мало-помалу мальчишки и девчонки принимались дразнить калеку и, наконец, доводили его до бешенства, после чего с оголтелым визгом разбегались. Пират бросал камни сильно и метко, так что шкодливые игры детей не вовсе уж были безопасны.

Однажды, затаившись в гнилой щели между постройками, пират дождался часа, чтобы подстеречь мальчишку по прозвищу Чмут. Подцепил клюкой за ногу и опрокинул. Отчего Чмут, долговязый четырнадцатилетний пацан, утратил всякое соображение и в следующий миг оказался в железных лапах калеки. Пират, надо думать, задавил бы мальчишку насмерть, если бы тот не сохранил присутствия духа настолько, чтобы отважиться на истошный вопль, заменивший ему членораздельный призыв о помощи. И как ни скор на руку оказался пират, стучавшие за углом плотники отбили мальчишку, а потом, не разбирая правых и виноватых, дали раза и тому, и другому. От внезапности всего пережитого и головокружительной смены обстоятельств побелевшего, судорожно зевающего Чмута тут же и пронесло.

Однако он быстро оправился и на следующий день собрал пацанов для мести. Золотинка как раз их и встретила. Рассыпавшись хищной стаей, они шагали спорым шагом, чуть-чуть ссутулившись и набычившись на ходу. Камни оттягивали пазухи, имели они при себе палки и колья – кому что по силам. Мальчишки и даже увязавшиеся следом девчонки в коротких платьях. Обменивались они жестокими взглядами, а переговаривались отрывисто.

– Мы идем убивать пирата, – срывающимся от ужаса голосом сообщила Золотинке Шутиха, когда все остальные прошли, протопали, прокрались, пробежали мимо.

Золотинка ощутила случившееся как беду, как дурную весть, от которой муторно стало на душе. Нечто такое, от чего непоправимо испортилась радость жизни. Она знала, что Пират дремал на припеке за низким бортом втянутой в песок барки. Охотники прошли, не учуяв дичи, но и дичь дремала… Долго ли будут они блуждать вслепую? Двадцать пар лихорадочных быстрых глаз.

Пустырь обезлюдел, а Золотинка мешкала, поставленная перед необходимостью совершить предательство. В этой изнурительной войне она, понятно, держала сторону детей, но не возможно было оставаться в бездействии. Она покосилась по сторонам и сделала шаг к предательству – ступила к лежащей у воды барке.

Пират не дремал, как ожидала Золотинка. Он, стало быть, слышал галдевших на отмели мальчишек и не замедлил перебраться под самый борт в заполненную мелкой водой промоину, затаился – не разглядишь. Когда под легкими шагами девочки зашуршал хрящ, запавшая в яму спина шевельнулась и поднялась закутанная в платок голова. Глаза на ярком солнце сомкнулись жестким прищуром.

– Они вас ищут, – проговорила Золотинка свистящим шепотом, – чтобы… чтобы…

Даже сейчас, в миг крайнего напряжения, она не отважилась произнести вслух и тем как будто бы узаконить жуткое слово «убивать». Но пират это слово и без девчонки знал. Слово было знакомо ему и прежде.

– Ты Золотой Горшок? – спросил он, настороженно поводя глазами. Этот выразительный взгляд вполне объяснял и придушенный голос, и недоконченные вкрадчивые движения.

– Да, – шепотом отвечала Золотинка.

– Солоно тебе приходится от наших удальцов. Верно? – продолжал он несвоевременный, опасливым шепотком разговор. И что-то похожее на горечь почудилось Золотинке в «удальцах». По замокшей куртке сочилась мутная вода, рука оставила на щеке следы.

Однако Золотинка не хотела поддаваться жалости, которая увлекала ее в дебри предательства, не поддалась соблазну поддакнуть, чтобы таким не трудным путем приобрести расположение пирата. Расположение и как бы некие отдельные от других мальчишек и девчонок отношения, которые обещали ей отдельную от всех безопасность.

– Почему? – пробормотала она. – Это мои друзья.

– Ну и ладно, – быстро согласился пират. – Хочешь подарю тебе…

– Нет, что вы! – шепотом отказалась она, едва пират замялся, и так никогда уже не узнала, что же он мог подарить. Перекликающиеся голоса мальчишек ходили рядом.

– Вот что, – еще больше понизив голос и, как будто пригибая ее взглядом, понуждая стать меньше и незаметнее, заторопился он, – вон доска, видишь? Ну-ка подтащи ее сюда, крошка.

Не трудно было сообразить, для чего ему доска – для драки.

– Нет, – пролепетала Золотинка, – не надо.

Нечто вроде нетерпения проскользнуло в его темном, напряженном лице. И тут же выкинул девчонку из головы, как предмет бесполезный. Озираясь, он начал выбираться из промоины с сыпучим обрывом, обругал свои расхлябанные ноги и тогда вспомнил девчонку еще раз:

– Подойди сюда.

В этом Золотинка не могла отказать – он сразу же поймал ее за плечо и пронзительно глянул: «Ага! Теперь я тебя съем!»

– Давайте палочку, я помогу, – прошептала она жалким голоском.

Да поздно: Шутиха глядела на них ошалелыми глазами,

– Ты, Горшок… ой… – И сразу же заверещала, оглядываясь на бегущих мальчишек.

Пират больно стиснул Золотинку, но тут же толкнул ее, проворным большим ящером вскарабкался на песчаный гребень и перехватил клюку, бешено озираясь.

– Беги, Горшок, беги! – надрывались мальчишки. Они вопили и гримасничали. – Беги, Горшок!

А девочка не убегала, хотя пират ее не держал, и все это видели. Запыхавшись, примчался Чмут, скинул с плеча длинный, неловкий в обращении дрын, упер его о песок и тогда произнес между бурными вздохами:

– Ты отойди, Горшок! – повелительно повел рукой, отстраняя препятствие.

Она замотала головой, что значило «нет». Она стояла рядом с пиратом, безмолвная и скованная, стояла, обратившись лицом к возбужденным мальчишкам, и глаза ее наполнялись слезами. Понимая все меньше, мальчишки теряли боевой пыл, тот лихорадочный запал, который должен был кинуть их в схватку, как стаю рычащих шавок и щенков.

Невзначай оглянувшись, Золотинка не обнаружила пирата на месте, он подвинулся на шажок… и еще подвинулся, чтобы Золотинкою заслониться. И это несколько вернуло ей мужество, расслабилась слезная хватка в горле: выходит, не так уж все это было глупо, если пират искал у нее защиты.