Яков Наумов - Двуликий Янус

• Название: Двуликий Янус
• Автор: Яков Наумов
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

Повесть «Двуликий Янус» рассказывает о самоотверженной работе советских чекистов, умело раскрывающих сложное и запутанное дело и разоблачающих крупного фашистского резидента.

---

Горюнов сконфуженно опустил голову.

— Нет, — продолжал майор, — с Раисы Максимовны сейчас надо глаз не спускать. Вот задача. Трудная, но разрешимая. И еще — Малявкин. Про него тоже забывать не следует. Садись-ка в машину, поехали в наркомат.

Глава 11

Малявкин снова сидел перед следователями. За минувшее время он заметно изменился: осунулся, побледнел. Глаза у него запали, а выражение их было испуганное, настороженное; он ни минуты не сидел спокойно: то и дело потирал руками колени, дергал плечами, плотно сжатые губы искажались гримасой.

Кирилл Петрович долго, пристально всматривался в лицо Малявкина.

— Н-да, — прервал он наконец гнетущее молчание. — Хорош! Краше в гроб кладут. Ну, да сама себя раба бьет, коль нечисто жнет. Винить, кроме себя, некого. По ночам-то хоть как? Спали?

— Н-не знаю, — промямлил Малявкин. — Кажется, спал… Думал.

— Думали? — усмехнулся Скворецкий. — Что же, это хорошо. Думать — дело полезное, особенно в вашем положении. И что же вы надумали, если не секрет?

— Я… я вел себя как идиот, — с горячностью заговорил Малявкин и стукнул себя кулаком в грудь. — Да, да! Как идиот. Пожалуйста, не перебивайте, я все сознаю, все продумал. Вы были правы: я лгал, беспардонно лгал. Зачем? Какой смысл? Я все скажу, все. Я понимаю: я заслужил смерть. Пусть так: можете меня расстрелять…

— Ой, ой! Как это все просто получается, какие слова, а? Как по-твоему, Виктор Иванович, не много ли берет на себя сей молодой человек, решив все заранее, до следствия и суда? — Майор повернулся к Горюнову.

Тот пожал плечами:

— Расстрелять! Действительно… Только ведь это, Малявкин, не вам решать. На то есть суд. Трибунал. Мы приговоров не выносим. Наше дело — следствие. Разберемся в ваших грехах. Вот и рассказывайте: спокойно, по порядку. И — правду. Правду, вот что важнее всего.

Малявкин рассказывал путано. Скворецкому и Горюнову то и дело приходилось останавливать его, уточнять сказанное. Постепенно картина прояснялась, становилась все более и более отчетливой.

С первых же слов Малявкина стало ясно, что он был агентом германской разведки и вместе с Гитаевым был заброшен в Москву для подрывной работы. Командировочное предписание, продовольственные аттестаты — все было фальшивкой. Вернее, бланки документов были подлинными, но в эти подлинники вражеская разведка вписала то, что посчитала нужным.

— Я — шпион! — истерически выкрикивал Малявкин, хватаясь за голову. — Фашистский холуй. Холуй Гитаева. Я… я не могу больше. Убейте меня, как падаль. Расстреляйте…

— Прекратите истерику! — сердито прикрикнул Скворецкий. — И давайте без декламации: шпион, не шпион, разберемся. От вас требуются факты. Точные, конкретные факты.

Выпив воды, Малявкин несколько пришел в себя и стал рассказывать более вразумительно. По своей военной профессии он был радистом: еще осенью 1941 года окончил специальное училище и сразу же был направлен на фронт. В течение, без малого, года судьба его миловала — ни одного, ранения, ни разу не был в окружении, хотя порой и бывало очень трудно…

Но вот настало лето 1942 года… Под ударами превосходящих сил противника войска Юго-Западного фронта, в состав которых входила дивизия, где служил Малявкин, отходила с Дона на восток. Одной сентябрьской ночью в районе Суровикино рация Малявкина была подбита, а сам он получил тяжелую контузию. Как он остался цел, почему его не подобрали свои, Малявкин не знал; скорее всего, сочли убитым. Пришел он в себя под утро уже в плену.

Трудно сказать, как сложилась бы судьба Малявкина. Может, он и не стал бы предателем, если бы не встретил в лагере военнопленных своего бывшего однополчанина Гитаева.

Да, Матвея Гитаева он знал раньше, до плена. В октябре 1941 года они служили в одной части. Время тогда было тяжелое, немец подошел к Москве, война Малявкину казалась проигранной. Воевать-то он воевал честно, но душа частенько уходила в пятки, веры в победу не было. Ну, он под настроение и поделился своими мыслями с Гитаевым. А тот… Тот присматривался к нему, присматривался и вдруг предложил… перейти к немцам. Малявкин струсил и стал прятаться от Гитаева. Ничего лучше он не мог придумать. И сообщить никому ничего не сообщил. Прошла неделя, другая, и Гитаев исчез. Напросился в разведку — и пропал. Малявкин догадывался, как и куда он пропал, но опять смолчал. И вот теперь, почти год спустя, снова встретил Гитаева. В лагере для военнопленных.

Нет, Гитаев не был заключенным. Он… он носил немецкую форму. И, судя по всему, был у гитлеровцев не на плохом счету. Вскоре это подтвердилось. Самым ужасным образом.

Как потом узнал Малявкин, мало того что Гитаев перешел к немцам добровольно, он доставил им какие-то весьма ценные сведения. И это не все. Гитаев-то, оказывается, сын какого-то знатного царского офицера. Его папаша в годы гражданской войны занимал видный пост в колчаковской армии, а когда белых разбили, удрал с семьей за границу в Харбин, где и умер.

Мать Гитаева вторично вышла там замуж за крупного советского работника в системе КВЖД, и таким путем они вернулись в Россию. Только Гитаев никогда не забывал отца и лютой ненавистью ненавидел все советское. Теперь-то он не скрывал этого и сам все рассказал Малявкину.

Он, Гитаев, и на войну-то в первый день пошел, добровольцем, чтобы перейти к немцам.

Встретив Малявкина среди заключенных, Гитаев сразу его узнал и взял под свое покровительство. Помнил, что Малявкин его не выдал.

Дальше — больше. Матвей Гитаев, бывший старший лейтенант Советской Армии, стал нужным человеком в каком-то из подразделений разветвленного ведомства адмирала Канариса, в кровавом абвере — немецкой военной разведке. Он и в лагерь для советских военнопленных приезжал, чтобы подбирать «кадры» в фашистскую разведывательную школу. И — подобрал. Немного, но подобрал. В том числе и Малявкина: куда ему было деваться? Гитаеву ведь пальца в рот не клади; когда Малявкин поначалу отказался служить немцам, Гитаев и его подручные долго били Бориса, а потом Гитаев пригрозил, что немцы перебросят Малявкина обратно, к красным. И не просто перебросят, а сообщат, что он — пособник немецкого разведчика Гитаева, и уж тут один конец: свои же вздернут, да и мать… Да, арестуют и мать Малявкина. Главное — мать… Что было Борису делать? А дальше одно пошло к одному. Гитаев продолжал ему покровительствовать (и помыкать им). В разведывательной школе его обучали работе на немецкой радиоаппаратуре — дело это для опытного радиста оказалось не хитрым, — натаскивали в диверсионном деле, учили обращаться со специальным оружием и ядами — для террора. Еще учили пользоваться шифрами, кодами, тайнописью.

Но и это не все — главное впереди. Еще раньше, в 1941 году, до того как Гитаев стал предателем, Малявкин, вспоминая Москву, рассказывал о своих знакомых. В их числе не раз называл и профессора Варламова. Тогда Гитаев особого значения этим рассказам не придавал, только завистливо восклицал: «Вот какие у тебя друзья! С такими не пропадешь!»

Что он тогда имел в виду, Малявкин не догадывался. Теперь Гитаев вспомнил профессора Варламова и обо всем донес по начальству. (А может, и не теперь? Может, раньше, сразу, как встретил Малявкина в лагере? Или еще раньше?) Во всяком случае, не прошло и недели по прибытии Малявкина в школу, как его стали вызывать то к одному начальнику, то к другому — вплоть до какого-то генерала — и расспрашивать, расспрашивать, расспрашивать. Всё о профессоре: о его работах, образе мыслей, семье, домашнем укладе. До мелочей. Было ясно, что германская разведка очень интересуется профессором Варламовым и немало о нем осведомлена: и адрес знали, и место работы, и что он был в эвакуации в Уфе, и что вернулся домой, в Москву. Всё знали…

— Стоп! — остановил в этом месте Малявкина Скворецкий. — Уточним. Что же, судя по вашему впечатлению, больше всего интересовало немцев в судьбе профессора Варламова?

— Нет, — поправил майора Малявкин, — вы неправильно меня поняли. Судьба профессора? Нет. Судьба профессора Варламова, пожалуй, не очень интересовала немцев. Прежде всего они хотели знать о его работах. Впрочем, и это не совсем так. Содержание работ профессора Варламова немцы знали куда лучше меня, это я сразу понял. Правда, я-то никогда толком и не знал, чем занимается профессор. Не интересовался. К чему мне это было? Так что о работах Петра Андреевича я им ничего не мог сообщить.

— Это точно, Малявкин, — задал вопрос Горюнов, — не могли сообщить? А если бы знали, если бы могли?

Малявкин задумался, потом собрался с духом и сказал:

— Думаю, если бы что знал, наверное сообщил. Уж очень я их боялся…

— Ладно, — прервал Скворецкий. — Это ясно. Продолжим. Чего же все-таки добивались от вас немцы, расспрашивая о Варламове?