Илья Бражнин - Страна Желанная

• Название: Страна Желанная
• Автор: Илья Бражнин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"Так вот оно что! Не выдержал, выходит. На попятный двор. Эх, Степанок, Степанок, дружок закадычный. Как же ты мог такое сделать?"

Глебка стоял несколько минут, как оглушённый, сгорбясь, нахохлившись, глядя на убегавшую вдаль лыжню... Значит, теперь один. Совсем один...

Глебка медленно выпрямился. Ну что ж. Всё равно. Надо идти дальше. Помыться, поесть и двигаться. Он снял ушанку и вместе с рукавицами положил её на крышу шалаша. Он помылся обжигающим лицо снегом, вытерся рукавом рубахи, потом присел на корточки перед шалашом и стал нашаривать покрасневшими руками свою холстинную торбу. Он хорошо помнил, что положил её на широкую еловую лапу возле самого входа, но теперь её там не было. Неужели Степанок унёс? Глебка залез в шалаш и стал его обшаривать.

Торба нашлась в самом тёмном углу. Глебка схватил её и тотчас опустил. Не стоило и заглядывать в неё. Ясно, что, оставленных с вечера шанежки и луку там уже нет. Но в торбе что-то лежало, и Глебка всё же заглянул внутрь. К его удивлению, всё оказалось на месте, хотя не совсем в том виде, в каком оставалось с вечера. Шанежка была старательно разломлена на две равных части. Половина луковицы также была разрезана на две равные части.

Глебка долго разглядывал и торбу, и лук, и шанежку. Странно всё это и непонятно. Зачем надо было Степанку делить всю эту снедь на две части, а разделив, оставить?

Долго стоял Глебка, держа торбу в руках. Он глядел на убегающую вдаль лыжню и видел Степанка... Он видел, как в предутренней мгле просыпается голодный Степанок и нашаривает руками торбу с едой. Он хочет есть. Он проснулся от голода. Он находит торбу и вылезает с ней из шалаша, чтобы Глебка не помешал ему. Он ни о чём сейчас не думает, кроме еды. У него нет никаких других желаний. Но вылезши наружу, он видит торчащие из снега лыжи. Это напоминает ему о предстоящей дороге. Вот развиднеется, проснётся Глебка, и опять начнётся этот мучительный путь - без конца и краю, без пищи и без надежды достать её. Опять барахтанье в снегу и гудящий чёрный ночной лес...

Степанок поёживается. По спине его пробегают мурашки. Он страдальчески морщится, будто у него вдруг заболел зуб. Он даже забывает о еде и пугливо оглядывается на шалаш, чуть приметно курящийся тёплым Глебкиным дыханием.

И вдруг неожиданно для самого себя Степанок решительно берётся за лыжи. Он ставит их на снег и торопливо суёт ноги в ремни. В правой ноге возникает боль. Ну да. Он же вчера натёр правую ногу до крови. Всё равно никуда бы ему не дойти с натёртой ногой.

Эта мысль очень обрадовала Степанка. Он повторяет про себя несколько раз, что всё равно с такой ногой он негоден для дальнего похода и был бы только обузой для Глебки... Нет, в самом деле, раз он не может идти, что ж тут поделаешь...

Степанок почти успокаивается от этих мыслей и вспоминает о еде. Он засовывает руку в торбу и достаёт шанежку и лук. Рот его машинально начинает жевать, хотя-пища пока только ещё в руках.

Внезапно Степанок решает, что с едой всё-таки нехорошо получается. Глебка проснётся, и вдруг нет совсем еды. И тогда он скажет, что Степанок украл у него еду. Степанок колеблется, затем начинает делить всё пополам - и шанежку и даже половинку луковицы. Пусть Глебка не думает...

Потом ему приходит в голову, что ведь он-то, Степанок, идёт домой, а Глебка - ему ж ведь столько ещё пути...

Степанок кладёт всё обратно в торбу и закидывает её в шалаш. Торба падает куда-то в дальний угол, где её утром и находит Глебка...

И вот Глебка стоит, держа её в руках и думая, как всё это могло получиться и как странно поступают люди.

Он стоит в раздумьи и смотрит на рваную ленту лыжни, убегающей в лес. Она видна далеко между деревьев, пустынная, безжизненная.

Впрочем, она не совсем-то, кажется, безжизненная. Вон далеко-далеко что-то шевелится на ней... Сердце Глебки гулко ударяет под ватником. Неужели Степанок возвращается?

Нет, это не Степанок. Это вообще не человек. Это какой-то зверь, но какой - издали не разглядишь.

И вдруг торжественный и молчаливый лес оглашается неистовым, радостным лаем. Буян увидел, наконец, Глебку и припустил изо всех сил. Он летит, вздымая тучи снега и заливисто лая. Он обрушивается на Глебку и едва не сбивает его с ног. Он прыгает Глебке на грудь и перевёртывается в воздухе, и визжит, и лижет Глебкины руки. Потом он просовывает свою узкую белую морду между Глебкиных колен и замирает в блаженной немоте.

Наконец-то он догнал, наконец нашёл! Он зажмуривается от удовольствия, и хвост его в непрерывном движении.

Глебка поглаживает Буяна правой рукой, а левой всё ещё держит торбу. Наконец, он говорит улыбаясь:

- Ну что ж. Вот теперь всё ладом. Теперь поесть на дорогу и всё.

Он ставит на снег лыжи и садится на них. Буян садится рядом. Глебка вынимает обе половинки шанежки и одну берёт себе, а другую отдаёт псу. Так ведь оно, собственно говоря, и было рассчитано - одну половину себе, вторую - другу.

Они быстро расправляются с шанежкой. Потом Глебка принимается за лук. Он предлагает его и Буяну, поднося к собачьему носу свежий луковичный срез, но пёс мотает головой, фыркает и пятится назад. Глебка смеётся:

- Что, брат, не гоже? Ну я сам тогда.

Лук хрустит на белых зубах. Глебка заедает его горстью снега и поднимается на ноги. Следом за ним поднимается и Буян. Глебка одёргивает ватник, подтягивает узкий сыромятный поясок, перекидывает через плечо ремень двустволки и пристёгивает лыжи. Потом он снимает с головы свою заячью ушанку и ощупывает сквозь подкладку, на месте ли батин пакет. Убедившись, что пакет на месте, Глебка надевает ушанку и командует поход.

Отряд "Красные приозёрцы" снимается с места и двигается в шесть ног вперёд.

Глава восемнадцатая

СВЕТЛЫЕ РУЧЬИ

К вечеру лес начал редеть, и вскоре Глебка вышел на опушку. Впереди был небольшой бугор, а за бугром Глебка вдруг разглядел верхушки печных труб. Он был так истомлён и голоден и так обрадовался этим трубам, что даже забыл о своём намерении - не заходить в деревни, не разузнав прежде, нет ли там на постое англичан, американцев или белых. Тёплое человеческое жильё неудержимо манило его к себе. Кончилось удручающее безмолвие, одиночество, бесконечные снега...

Вот он влетит в деревню, и навстречу ему выбежит повязанная накрест материнской шалкой девушка - лупоглазая, курносая, с пальцем во рту. Узкой тропкой, лежащей тёмным пояском на белом снегу, пройдёт баба в больших валенках и с коромыслом на плечах. В ближнем хлеву ударит о дно подойника звонкая струя молока, заблеют обеспокоенные овцы. Мелькнёт в заиндевевшем окне бородатое лицо с приставленной к глазам ладонью. По широкой прямой улице проедет воз с дровами. Над крайней избой закудрявится тонкий, дрожащий в морозном мареве дымок. В этот дом Глебка и завернёт. Он скинет у крыльца лыжи и войдёт в избу. Навстречу ему пахнёт щами, сухой овчиной, обжитым теплом. Он войдёт и скажет басовито:

- Здравствуйте, хозяева.

На его голос повернётся от печи молодица с покрасневшим от жара лицом. Она посмотрит на входящего голубыми, как у Ульяны, глазами и ответит:

- Здравствуй, добрый человек. Откудашний ты? Чей такой будешь? Верно дальний? Притомился, поди. Садись, давай, вон на лавку, передохни, да обутку-то скидай. Оголодал, верно, дорогой-то? С устатку не хочешь ли шанежку горяченькую?

У Глебки потекли слюнки. Он совсем разомлел от этих мыслей и из последних сил припустил в сторону виднеющихся из-за бугра печных труб. Но вылетев на бугор и оглядев открывшуюся глазам деревню, он в недоумении остановился. Потом медленно съехал с бугра прямо на деревенскую улицу и пошёл вдоль неё.

Улица была пустынна. На ней лежал нетронутый, не ворошённый снег. Не было ни протоптанных тропок, ни бабы с коромыслом, ни дымков над крышами изб. Не было и самих крыш. Из-под снега торчали печные трубы, скелеты изб, обугленные балки, почерневшие кирпичи, опрокинутые сани.

Глебка стоял посредине улицы ошеломлённый и неподвижный. Буян шнырял вокруг него, принюхиваясь к незнакомым предметам. Внезапно он поднял голову и, навострив уши, застыл на месте. В то же мгновение Глебка услышал где-то неподалёку негромкие и мерные удары топора. Буян заворчал и, проваливаясь по брюхо в рыхлом снегу, кинулся в проулок. Глебка двинулся за ним и через минуту стоял перед стариком, стёсывающим конец соснового бревна. Старик был высок и сухощав. Когда-то он, видимо, был человеком сильным. Ещё и сейчас остатки былой силы чувствовались в спорных, неторопливых движениях, в широких, костистых плечах. Рука держала топор уверенно и цепко. Одет старик был в старый армяк, подпоясанный расшитым когда-то, но давно вылинявшим кушаком. На ногах старика были тяжёлые своекатанные валенки, а на голове облезлый чебак из оленьего меха, длинные в аршин уши которого были завязаны в узел и закинуты на затылок.

- Здравствуй, деда, - сказал Глебка, радуясь тому, что, наконец, нашёл живого человека.