Мариан Брандыс - Племянник короля

• Название: Племянник короля
• Автор: Мариан Брандыс
• Жанр: История

---

Станислав-Август подает царице кресло, Екатерина подает королю его шляпу. Все эти жесты имеют самый банальный характер и не могут скрыть взаимного разочарования. Екатерина позднее будет жаловаться своему окружению, что "король очень постарел" и что ей "так пришлось его развлекать, что у нее даже язык заболел".

Станислав-Август ничего не говорит. Он делает хорошую мину при плохой игре и после возращения в Канев "на радостях" спаивает всю свою свиту.

До более серьезных вопросов дело доходит только после обеда на галере Потемкина, уже без участия императрицы. Но и эти переговоры посвящены главным образом попыткам примирить короля с гетманом Браницким.

Посредничает в этом князь Потемкин. Можно ли представить себе большее унижение! Чужеземный министр - посредник между правящим монархом и бунтующим гетманом! Впрочем, посредничество Потемкина не достигает результатов из-за строптивости Браницкого.

Второе свидание с императрицей происходит в шесть часов вечера. На сей раз время на императрицыной галере проходит за игрой в карты. Императрица не играет, чтобы можно было беседовать с королем, но "публично и ни о чем особенно не примечательном". Екатерина весела и чрезмерно любезна. Она хвалит сверкающий всеми огнями "Везувий", делает комплименты князю Станиславу, улыбается князю Юзефу, но одновременно ласкает пятилетнего сына Ксаверия Браницкого. Нет ни нужной атмосферы, ни условий для серьезного разговора или доверительного обмена мнениями. Отчаявшийся король, видя, что "разговаривать неудобно, вручил императрице какое-то письмо". В десять происходит последнее прощание. Короля провожают в Канев. В качестве утешения его общество разделяют за ужином несколько человек из свиты императрицы.

Назавтра, 7 мая, с рассветом, на Днепре уже пусто.

Императорский флот исчез. Оставшимся в Каневе полякам приходится смириться с печальным фактом, что "истрачено от ста пятидесяти до двухсот тысяч дукатов за полдня, который ничего не дал". Ничего кроме горстки бриллиантов. Король получил от императрицы алмазную звезду св. Андрея, его родственники - бриллиантовые кресты или табакерки с бриллиантами. Зловещий блеск каневских брллиантов падает на страну, вызывая самые дурные предчувствия. "Как бы не пришлось за это платить бедной Польше", сокрушается в письме к другу доброжелательный к князю Станиславу епископ Красицкий.

Последующие два дня в Каневе наверняка были не из самых веселых. Станислав-Август все еще не знает, грустить ему или радоваться. Зато князь Станислав решительно мрачен. У него есть свой личный опыт, он знает, что значит подавать императрице мемориалы.

Но охота еще не кончена. 11 мая через близлежащий Корсунь должен проехать император Иосиф II, спешащий в Херсон на свидание с императрицей. Правда, самый крупный зверь ускользнул из расставленных сетей, но и другой возможности упускать нельзя. 9 мая польский двор поспешно упаковывает пожитки и in corpore [В полном составе (лат,)] перебирается в Корсунь.

И вновь начинается унизительное ожидание. Князь Станислав старается скрасить гостям пребывание в своей столице. Дворец и живописные острова на Роси чудесно иллюминированы, играет итальянская капелла, устраиваются увеселения в саду и поездки к легендарной "девичьей могиле". В день приезда короля князь собирает на рыночной площади двадцать четыре пары молодых и в честь высокого гостя одаряет их всем скарбом, а также личной свободой и освобождает от оброка и повинностей.

11 мая во время обеда приходит известие, что "граф Фалькенштейн" - так звучит дорожное имя Иосифа II - находится вблизи Корсуня в княжеских владениях. По повелению короля князь едет к нему с эскадроном кавалерии. И снова происходит "волнующее" свидание царственных особ. Император, наименее прямолинейный и наименее искренний из людей, отхвативших кусок Польши, известен вежливостью и сентиментальностью. На огорченные сердца Понятовских проливается сладчайший бальзам. Иосиф II в восторге от короля: "Такого бы не случилось, если бы мы познакомились раньше!" На исполненное тревоги замечание короля, что императору приписывают намерение совершить новый раздел Польши, Иосиф II отвечает: "Клянусь вам, что пока я жив, Польша не утратит листка с дерева" ("pas une feuille d'arbre"). Автор "Souvenirs" полностью принимает это заявление на веру: "Потом говорили, что злая звезда Польши была повинна в том, что императору не суждено было долго жить".

После почти часовой беседы Иосиф II обнял короля и сел в карету. "Когда он уже сидел, граф Кинский обратил его внимание на то, что король идет за ним. Он еще раз вылез из кареты, снова обнял короля и только после этого уехал". Разумеется, в Херсон, на свидание с императрицей.

А теперь одна любопытная деталь. Из переписки королевских дипломатов можно понять, что на херсонскую встречу было "запрещено приезжать иностранцам".

И в то же время в воспоминаниях нашего героя черным по белому значится, что князь Станислав в Херсоне все же был, и именно в дни встречи. Не известно, послал ли его туда с секретной миссией король, или поехал он сам как частное лицо, под предлогом проверить торговую деятельность Пивницкого. Факт тот, что он был в Херсоне и там снова встретился с императором Иосифом II.

Во время второй встречи австрийский бальзам был еще слаще. Император в откровенной беседе с глазу на глаз сделал князю два важных заявления: "1) что он согласен с императрицей относительно того, что князь Станислав должен унаследовать трон, 2) что он не желает ничего иного, как только восстановления Польши в прежних границах, поскольку это необходимо для мира в Европе. И если две другие державы также на это согласятся, то он охотно отдаст Галицию".

Князь Станислав не знал так хорошо роли Иосифа II при первом разделе Польши, как знают ее современные историки. Поэтому слова Габсбурга он принял с большим доверием, чем они того заслуживали. "Император был очень воодушевлен своей идеей", - утверждает князь и отнюдь не старается скрыть, как радуют его оба заявления.

Мрачные мысли, донимавшие его в Каневе, развеялись. После херсонской беседы князь Станислав чувствует себя так, точно польская корона у него уже на голове.

СКАНДАЛ В СЕЙМЕ

"4 июня с утра в здешней замковой обсерватории его королевского величества наблюдалось затмение солнца...

При наблюдении оном присутствовали его королевское величество с князем Понятовским, главным литовским подскарбием, за день до того из Гродно в столицу прибывшим".

Это краткое сообщение из "Варшавской газеты" от 11 июня 1788 года является первым документом, который мне удалось отыскать о деятельности князя Станислава в чрезвычайно важный период, предваряющий открытие Большого сейма. Сколько в этом сообщении литературной символики! Какое зловещее предсказание событий, которые в ближайшие месяцы повлекут за собой решающий поворот в карьере королевского племянника!

В июне 1788 года в Варшаву прибыл давно уже ожидаемый ответ императрицы на королевское предложение об антитурецком союзе. Ответ этот нанес чувствительный удар по надеждам Понятовских. Из всех королевских пожеланий Екатерина приняла только проект создания польского вспомогательного корпуса. Но в каком карикатурном виде! Король хотел иметь двенадцатитысячный корпус, совершенно самостоятельный, находящийся под:

его личным командованием. Екатерина соглашалась на двадцатитысячный корпус, состоящий из одной кавалерии и разбитый на три бригады, которые должны были быть рассредоточены по разным русским армиям и подчинены русскому командованию. В качестве командующих двумя бригадами императрица предлагала активных королевских недругов: гетмана Ксаверия Браницкого и генерала от артиллерии Щенсного-Потоцкого, третью бригаду, "дабы задобрить короля", великодушно соглашалась отдать князю Станиславу Понятовскому.

Правильная в основе своей и выгодная для страны королевская идея оказалась совершенно искаженной. Вместо усиления армии - создание трех коыдотьерских легионов на иноземной службе. Вместо укрепления центральной власти - усиление двух самых мятежных магнатов.

Для князя Станислава ответ царицы был равнозначен тяжелейшему личному поражению. Решительное "нет", начертанное собственой рукой Екатерины рядом с пунктом, предлагающим ввести престолонаследие и называющим кандидатуру князя, лишало его всяких видов на трон. Командование кондотьерской бригадой никак не могло возместить этой утраты.

В результате болезненного разочарования дисциплинированный член рода Понятовских отказывается подчиняться клановой солидарности. Недавний страстный приверженец антитурецкого союза становится решительным его противником. Бдительная оппозиция немедленно улавливает эту перемену в поведении одного из Понятовских и направляет к нему своего эмиссара. Князь описывает в "Souvenirs" этот визит довольно подробно. "Както утром в моей пригородной резиденции меня посетил подканцлер Гуго Коллонтай [Коллонтай Гуго (1750 - 1812) - видный представитель польского Просвещения, философ, писатель. - Прим. перев]. Я видел его редко, но он всегда проявлял ко мне дружелюбие. С полной искренностью обсудил он со мной вопрос о наступательно-оборонительном союзе с Россией, который должен был утвердить нынешний сейм. Он считал, что шляхта никогда на это не согласится, так как союз этот невыгодный и Польша сейчас не в таком положении, чтобы вести войны. А союз втянет ее во все российские войны... Поэтому оппозиция, одним из предводителей которой он был (и которая, как говорили, получила благословение в Киеве), обратилась к Пруссии для более выгодного союза. Дело это уже почти улажено и всячески будет протаскиваться на сейме. Таким-образом, я был точно проинформирован о положении вещей. Мне было трудно говорить об этом с королем, так как я уже высказал ему свое мнение об этом союзе и оно было ему не очень приятно. Но случай предоставил мне возможность для такого разговора. Король взял меня с собой к одной из своих теток, живущих в отдаленности от города. Обратная дорога вела через пески, и лошади едва тащились. Мой отец ехал в карете третьим. Я воспользовался этой оказией, чтобы спросить короля, осведомлен ли он о противодействии, которое вызовет в сейме предложение заключить союз с Россией. Не называя имен, я нарисовал ему картину сильной оппозиции, готовой к борьбе, и грустных последствий, которые это может вызвать. Король слушал внимательно, не произнося ни слова. А мой отец, когда мы потом оказались одни, сказал мне: "От той истории, которую ты рассказывал королю, у меня волосы дыбом встали". Я сказал ему, что представить королю всю правду было моим долгом".