Петр Брайко - Партизанский комиссар

• Название: Партизанский комиссар
• Автор: Петр Брайко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

За ужином хозяйка украдкой, изучающе посматривала на меня. Потом не удержалась и спросила:

- А откуда же ты, парень?.. И куда идешь?

Подобные вопросы мне задавали в каждой хате, где приходилось обедать, греться или ночевать. Не мог же я говорить открыто всем, что ищу партизан и тем более - что я кадровый командир-пограничник, решивший любыми средствами бороться в тылу врага. Пользуясь своим незавидным ростом и гладкой, почти девичьей кожей на лице, я сочинил легенду, которой не преминул воспользоваться и на этот раз:

- Мне шестнадцать лет, сирота... Учился в техникуме. Немцы наш техникум закрыли, и вот иду теперь к дедушке...

Выслушав меня, хозяйка (ей было лет тридцать пять) произнесла задумчиво, с какой-то щемящей материнской жалостью:

- Сколько же вас таких бродит по свету?.. - Но заметив, что у меня от усталости уже слипаются глаза, воскликнула: - О, да ты совсем спишь!..

Она поспешно встала из-за стола, одним движением разровняла лежавшую у стола вязку соломы и застелила ее домотканным рядном. Другое, более толстое рядно - из чистой овечьей шерсти - заботливо положила сверху, укрываться.

- Ложись. Ты, видать, крепко намаялся.

Сон сразил меня мгновенно.

Проснулся я утром от стука. Едва открыв глаза, увидел на пороге в клубах морозного пара стройную розовощекую дивчину. Несмотря на крепкий мороз была она в легких хромовых сапожках, короткой юбке и в тоненькой полотняной кофте с крупными вышитыми розами на груди. Только поверх этой нарядной кофты был накинут большой, как одеяло, платок с длинной бахромой (тогда такие платки на Украине в селах носили все).

Немного отдышавшись, гостья быстро-быстро и очень взволнованно залопотала на чистом украинском языке:

- Титко Ганно!.. Титко Ганно!.. Я тильки що прийшла из Викторово. Там стильки понаихало войска, стильки войска!..

- Нимцив? - перебила ее с испугом хозяйка, шевеля ухватом солому, жарко разгоревшуюся в печи.

- Ни, на-ши! Нэ знаю: чи то партизаны, чи то десанты! - продолжала строчить красавица-соседка, будто боялась, что ей не дадут договорить. Воны проводылы митинг. Говорылы, шо скоро сюды прийдэ наша армия. Прызывалы, щоб вси помогалы бить фашистов!..

После этих слов она юлой повернулась на одном каблуке и тут же растворилась в клубах белого морозного пара, ворвавшегося в открытую ею дверь.

- А где это Викторово? - спросил я хозяйку, как только дверь за гостьей закрылась.

- Тут недалеко, за рекой Эсмань. По дороге километра четыре будет, а напрямки, через лес, всего километра два.

Меня будто током подбросило. Одним махом натянул я свои ватные штаны, рубашку, солдатские сапоги.

- Чего ты вскочил?.. Еще рано. Скоро зваряться вареники. Покушаешь, тогда и пойдешь.

"Какие там вареники! - чуть не вырвалось у меня. - Пока я буду тут ждать вареников, партизаны уйдут дальше! Ищи тогда ветра в поле!.." Но ей я ответил:

- Спасибо вам большое! Когда-нибудь в другой раз... Вы лучше покажите мне, пожалуйста, как от вашего дома скорей пройти в это самое село... Викторово.

Хозяйка, выпрямившись, глянула на меня какими-то совсем другими глазами. И, видимо, только теперь поняв по-настоящему, что я за человек и к какому "дедушке" спешу, торопливо накинула свой большой шерстяной платок.

- Идем! - шагнув к двери, сказала она.

Женщина повела меня по глубокому снегу в конец своего огорода к низенькой ограде из двух жердей.

- Во-он, видишь, прямо к лесу от села идет стежка? - показала она на узенькую, еле заметную серую ленту, вьющуюся среди наметанных за ночь сугробов.

- Вижу.

- Вот она тебя и доведет до того самого Викторово!

Поблагодарив еще раз хозяйку за гостеприимство, я бросился сколько было духу к сосновой роще.

- Счастливого тебе пути!.. И удачи! - крикнула она вдогонку.

Примерно через полчаса тропа привела меня к селу Викторово, в которое по слухам наехало много "десантов". И хотя я пока не обнаружил здесь ни одного военного, по всему видно было, что в селе случилось что-то необычное.

По улице из центра навстречу мне валом валил народ. Одеты все были по-праздничному, особенно девчата. Лица у идущих светились радостью. Шли люди не спеша, что-то оживленно обсуждали. На меня никто не обращал внимания, так как одет я был по-деревенски: на голове черная, чуть порыжевшая от времени шапка-ушанка, крытый темно-серой фланелью полушубок и черные ватные штаны, вправленные в солдатские сапоги.

"Наверное, уже кончился митинг, и жители расходятся по домам, отметил я про себя. - А где же партизаны? Хоть бы не уехали!.." Меня охватило вдруг беспокойство, и я поспешил в центр. Хотелось даже расспросить кого-нибудь: где же наши военные?.. Но прямо задавать подобные вопросы было тогда рискованно.

Вдруг ко мне подошли, держа друг дружку под руки, четыре девушки. Лица у всех - вроде радостные, а в глазах - слезы.

- Чого цэ вы, дивчата, плачетэ? - спросил я.

- Забралы у нас всих хлопцив.

- Кто, немцы?

- Не-е, наши... партизаны, - ответила одна из них, самая смелая.

- Так что же тут плохого? Радоваться надо, а не плакать! - воскликнул я. - Хуже было бы, если бы их взяли немцы и увезли в Германию.

- Ага!.. А як же мы тут одни будем без хлопцев?

- Ничего, придется подождать, пока возвратятся ваши хлопцы с победой, - успокоил я их. - А где же партизаны?

- Поихалы в Уздыцю, - ответили они почти хором.

- Куда, куда? - не понял я.

- В Уз-ды-цю!.. Сэло такэ, километров пять от нашего.

"Фу ты, черт возьми, опять опоздал!.. - выругал я себя. - Надо скорее бежать туда. Может быть, хоть там захвачу..."

Совершив пятикилометровый марш-бросок, подбегаю наконец к Уздице, заметенной снегом. Издали ее и не видно было в чистом поле. Она будто поднялась вдруг из-под белого покрывала.

Захожу в деревню. На улице - ни души. Впереди, всего в какой-нибудь сотне шагов, широкий перекресток. Дойдя до него, поворачиваю влево, так как основная часть села уходила в ту, левую сторону. Только повернул вижу: на пригорке - ручной пулемет. Прямо на меня своим дулом смотрит. И самое страшное - пулемет не русский, а немецкий. Около пулемета пританцовывает, посинев от мороза, вылитый фриц. В серо-зеленой пилотке, натянутой на уши, такого же цвета шинели, в немецких, с низкими широкими голенищами, сапогах. За плечом винтовка - тоже немецкая. "Ну, думаю, влип! Ох, влип! Догонял партизан, а догнал немцев. Надо сматываться!" - И я тут же стал искать глазами калитку, чтоб нырнуть в первый попавшийся двор.

Но только я приметил такую калитку и стал сворачивать к ней, как вояка, пританцовывавший около пулемета, вдруг поманил меня пальцем к себе.

"Точно - фриц!" - понял я. Именно так, внешне миролюбиво, подзывали гитлеровские вояки нашего брата, окруженца, и мирных жителей, а потом расстреливали.

"Что же делать? - соображал я. - Круто повернуть к калитке и броситься во двор?.. Но он прикончит меня раньше, чем я успею спрятаться..." А тот, у пулемета, будто поняв мое намерение, тотчас же снял винтовку с плеча и уже держал ее в боевой готовности. Мне оставалось одно: снова как-то выкручиваться. Это было уже не впервой.

Подхожу. Вдруг он на чистейшем русском языке говорит:

- Заходи вон в тот дом, - и показывает кивком на здание с крылечком, подпертым двумя столбами.

С виду это был обыкновенный жилой дом, кем-то наскоро превращенный в служебное помещение.

"Так, значит, этот тип - русский, продался фашистам, гад?.. Значит, я нарвался на полицию!" И так мне вдруг стало обидно: ведь всего двое суток назад мне с помощью добрых людей удалось бежать буквально из-под расстрела, из кровавых лап путивльской полиции. "Ладно, может, и от этих удастся уйти", - старался подбодрить я себя, почему-то в глубине души не веря, что меня могут убить.

Захожу через небольшие квадратные сенцы в комнату. В противоположном, левом углу сидит на табурете со старой винтовкой в руках черноглазый подросток. Одет, как и я, по-деревенски: в шапке-ушанке, полушубке, сапогах.

Увидев меня, паренек сразу вскочил со стула, плотнее сжав в руках свою длинную-предлинную трехлинейку образца 1891 года.

- Садись! - указал он кивком на другую табуретку, у стола. А сам тотчас же отступил от меня подальше, почти к самой стенке, чтоб я не смог достать до него рукой.

"Неужели и этот юнец, который меньше своей винтовки, пошел служить в полицию?" - подумал я с возмущением.

Вдруг в сенцах послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, и в комнату размашистой походкой вошел высокий, стройный молодой человек, в хорошо подогнанной комсоставской шинели, в хромовых сапогах и в черной каракулевой кубанке. На плотно затянутом поверх шинели, тоже комсоставском ремне, слева, чуть впереди, как у всех офицеров гитлеровской армии, висела новенькая немецкая кобура с парабеллумом. "Наверное, этот - бывший командир. Вот продажная сволочь!" - мысленно обругал я его.

- Кто такой? - строго спросил вошедший, впившись в меня круглыми рысьими глазами.