В Брачев - Масоны в России - от Петра I до наших дней

• Название: Масоны в России - от Петра I до наших дней
• Автор: В Брачев
• Жанр: История

---

В то же время, нельзя не учитывать, что символика божественного света, которой придерживались московские тамплиеры, является едва ли не основной в учении "вольных каменщиков". Уже только на этом основании их вполне можно записать "по масонскому разряду". Сближает их с масонами и особый пиетет перед Евангелием от Иоанна, Апокалипсисом и, особенно, перед образом Иоанна Крестителя, день которого является, как известно, главным праздником для масонов. Не следует забывать и о том, что в древнем Шотландском обряде 17-й градус - "Рыцарь Востока и Запада" - также отмечен почетным знаком восьмиугольника. На лицевой стороне его изображали обычно агнца с книгой Семи Печатей. Ассоциировались же они как с Апокалипсисом, так и с печатями мистического молчания из масонских легенд.

На масонскую сущность "Ордена Света" указывают и семь ступеней его внутренней структуры: ведь действительных степеней и в Шотландском масонском обряде насчитывается тоже семь: ученик, подмастерье, мастер, тайный мастер, рыцарь избранник Девяти, князь розенкрейцер (соответствует 18 градусу), рыцарь-кадош (соответствует 30 градусу). Да и в специальной литературе связь масонства с тамплиерством, в общем-то, не вызывает больших сомнений. Споры, скорее, идут здесь о формах и времени передачи традиций, нежели о самом факте ее существования.

Можно, таким образом, констатировать, что идейный установки и этические нормы, положенные в основание "Ордена Света", роднят его "братьев-рыцарей"

не столько со средневековыми тамплиерами, сколько с "вольными каменщиками"

нового и новейшего времени. Неприязнь к православию и традиционным русским национальным ценностям, поиски некоей новой философии, призванной синтезировать анархическое мировоззрение с мировоззрением раннего христианства, широкая пропаганда необходимости организации коммун, артелей и союзов анархистского толка не оставляют сомнений относительно масонского характера "Ордена Света".

Именно так и воспринимали его современники. Заслуживает внимания свидетельство скрипача Большого театра З.М.Мазеля о посещении им вместе с М.А.Чеховым "заседаний масонской ложи в Москве". О масонской ложе Солоновича, в которую его приглашали в 1924 году московские "братья", показывал на допросах в ОГПУ руководитель "Братства Серафима Саровского" в Ленинграде Иван Андреевский [1348]. Критика большевизма велась "братьями-рыцарями"

явно с масонских позиций, так как в революции они видели не "диктатуру пролетариата", а "духовное и социальное преображение человека, раскрытие всех его потенциальных сил и способностей, победу Света над Мраком, Добра над Злом". Обескураживающие реалии советской действительности не только ставили их в оппозицию к большевистскому режиму, но и показали ошибочность прежних представлений о скором и, главное, легком осуществлении масонского идеала. "Человек, - писал А.А.Солонович, - есть "Гроб Господень", освободить который можно только новыми крестовыми походами Духа, для чего и нужны новые рыцарские ордена - новая интеллигенция, если хотите, которая и положит в основу свою непреодолимую волю к действительной свободе, равенству и братству всех в человечестве" [1349].

К этому времени Алексей Александрович Солонович - преподаватель МВТУ им. Баумана - был известнейшим в своем кругу теоретиком мистического анархизма.

Его лекции в Кропоткинском музее, где он возглавлял секцию анархистов, или на дому - пользовались большим успехом у слушателей. После смерти А.А.Карелина 20 марта 1926 года А.А.Солонович становится духовным лидером не только Ордена, но и всего движения. Наиболее крупным и, к сожалению, не сохранившимся теоретическим трудом А.А.Солоновича является его трехтомное исследование "Бакунин и культ Иалдобаофа" (одно из воплощений Сатаны), ходившее в машинописном виде по рукам среди членов сообщества. А.А.Солонович был разочарован результатами Октябрьского переворота 1917 года. Большевики, доказывает он в своей книге, растоптали идеалы Октября, "предали", "задушили" революцию, последними вспышками которой он считал Кронштадтский мятеж и крестьянские восстания 1921-1922 годов.

"После Октябрьской революции моя установка по отношению к советской власти,- показывал он в ходе допроса 14 сентября 1930 года,- была:

принципиально не признал советской власти, как и всякой другой, но фактически считал невозможным и нецелесообразным вести против нее борьбу, так как такая борьба могла бы дать только победу буржуазии, ибо такова была общая ситуация и, в частности, положение самого анархического движения. Однако считал возможным и необходимым вести пропаганду анархических идей в легальных и лойяльных формах. До 1919 г. я входил в Московский Союз Анархистов, а затем во Всероссийскую Федерацию анархистов-коммунистов и анархистов. Состоял членом секретариата (кто входил в секретариат, кроме меня, я принципиально отказываюсь говорить)...

После смерти Кропоткина организовался Кропоткинский Комитет, в который я вошел (других членов принципиально отказываюсь называть). Моя работа в Комитете заключалась в музейной деятельности - собирание средств при помощи подписных листов, пожертвований, выступлений публичных и пр.: в архивной - собирании биографических материалов, писании очерков, библиотечной работе; в организационной - организации анархической секции Комитета, научной секции, социально-экономической и литературной, причем сам я состоял в анархической и научной секциях. Наконец, была пропагандистская работа, которая заключалась в написании статей и в лекциях по различным вопросам, связанным с личностью, мировоззрением и отдельными идеями Кропоткина ...

Мои лекции, читаемые в музее Кропоткина, дома или по приглашению на какой-либо квартире, стенографировались анархическим кружком и потом давались мною читать желающим. Их задачей было показать, как от любого мировоззрения можно прийти к анархизму. Особенное значение здесь имели религиозно-мистические установки, так как они свойственны очень многим людям, и гораздо целесообразнее не суживать анархизм до одного частного типа мировоззрения, но расширить его, показать его совместимость с любым..." [1350].

"По следам Иоалдобаофа, - предупреждал А.А.Солонович,- ползут лярвы, и бесовская грязь пакостит души людей и их жизни". Нигилистически, как и всякий масон, относился он и к русской православной церкви, которая нуждалась, по его мнению, не только в очищении от якобы присущего ей догматизма, но и в коренном реформировании.

А.Л.Никитин, ссылаясь на "обскурантизм", "доносительство" и ряд других "грехов" Русской Православной церкви, пытается оправдать эту позицию. "Изучая различные силы, действующие в истории общества, - пишет А.Л.Никитин, - Солонович не мог, конечно, обойти вопрос о Церкви достаточно острый для России 20-х годов. Большевики не просто разрушили российскую Православную Церковь, но и занялись физическим уничтожением людей, так или иначе с ней связанных. Сейчас, когда спала первая волна запоздалого сочувствия, все чаще задаются вопросом: как такое могло произойти? Как могла это допустить сама Церковь, занимавшая, по словам ее апологетов, "стержневое" место в сознании русского народа? Да и общество в целом довольно равнодушно смотрело на гибель национальных святынь. Именно в то трагическое время была заметна явная враждебность широких масс к Церкви; шли поиски новых духовных ценностей.

Те же тамплиеры - лишь одно из многих направлений религиозно-мистической жизни общества тех лет (вспомним популярность теософских и антропософских организаций, толстовцев и т.п.). Пожалуй, это можно назвать поисками новой религии, основанной на постулатах христианства, однако отрицающей его прежнюю организационную структуру.

Не претендуя на исчерпывающее решение этой сложной проблемы, можно сказать, что к началу XX века организация Русской Православной Церкви себя в достаточной степени дискредитировала: подчиненностью бюрократической машине государства, догматизмом, а порой и малой культурой. В отличие от католичества и протестантизма, Православная Церковь оппонировала обществу и науке и в организационном плане действительно была феодальным пережитком.

Для Солоновича церковная иерархия всегда представала "властнической структурой", построенной на подчинении и принуждении. Он резко выступал против той Церкви, которая подменяла учение Христа о любви и терпимости нетерпимостью к инакомыслящим, то есть несвободой духа. Солонович обращается к проблеме, обсуждавшейся еще на вселенских соборах: возможно ли наличие благодати у человека недостойного только на том основании, что он утвержден вышестоящей церковной инстанцией, когда "избранничество" подменяется "назначением""

[1351].

"Церковь еще задолго до революции потеряла паству, вызывая со стороны населения, в первую очередь образованного, неприязнь своим обскурантизмом, сотрудничеством с государством в области запретительной и доносительной, своим сопротивлением давно назревшим внутренним реформам. Она не сумела объединить общество и противопоставила себя науке, которая бурно развивалась в XIX веке ...