Мишель Зевако - Смертельные враги

• Название: Смертельные враги
• Автор: Мишель Зевако
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-108-7

Король Генрих IV отправляет шевалье де Пардальяна с важным поручением в Испанию – страну, где властвует деспотичный фанатик Филипп II. Одновременно в Испанию приезжает коварная принцесса Фауста: она привезла королю Филиппу документ, дающий ему право на французский престол. Стремясь заполучить эту бумагу, Пардальян проходит через множество испытаний, сталкивается с палачами-монахами, попадает в таинственные ловушки, проходит через загадочные лабиринты дворцов, ведущие в камеры пыток, становится свидетелем ужасов инквизиции.

Кто же победит в очередной схватке между шевалье де Пардальяном и могущественной Фаустой – принцессой Борджиа?

На стороне Фаусты всесильная инквизиция... На стороне Пардальяна – лишь несколько друзей да верная шпага...

---

Карлик пристально посмотрел на шевалье. Эль Чико вовсе не был дураком. Он ненавидел Пардальяна, но его ненависть не доходила до ослепления. Неясный инстинкт подсказывал ему что надо любить и чем восхищаться, а что, напротив, осуждать и порицать. Если бы он мог, он убил бы Пардальяна, в котором видел своего счастливого соперника, не испытывая никаких угрызений совести за это убийство. Однако он почувствовал, что человек, отправляющий своего соперника на тот свет ради некоей суммы денег, совершает низкий поступок. И он, бедный малый, живущий мелкими кражами или подаянием, с отвращением отбросил эти деньги, первоначально им принятые!

Да, он ненавидел Пардальяна. Однако он воздал должное храбрости своего врага, мирно спавшего, когда у его изголовья стояла смерть. Он ненавидел Пардальяна; но вглядываясь в это лицо, которое светилось прямодушием и на котором, как ему казалось, он различал выражение жалости и сочувствия, он инстинктивно понял: у его соперника благородное сердце, и он, карлик, может рассчитывать на то, что его не предадут.

Маленькому человечку стало стыдно за свои колебания, и он ответил откровенно:

– Да, я здесь живу.

Он приоткрыл вход в свой закут и зажег свечу. У Пардальяна было свое на уме, и он проник в комнатку вслед за Эль Чико, говоря:

– Отлично! Теперь здесь все видно. Так-то лучше. С наивной гордостью карлик поднял свечу, чтобы лучше осветить жалкую роскошь своего жилища. Он совсем забыл, что тем самым он ярко осветил и мешочек с золотом, валявшийся на полу. Он не заметил, что смеющиеся глаза Пардальяна сразу же обратились к этому мешочку.

– Замечательно! – восхитился шевалье, и этот комплимент заставил карлика вспыхнуть от удовольствия. (Эль Чико был поражен, однако, тем, что вдруг ощутил к французу нечто вроде симпатии.) – И все же, как ты можешь здесь жить, ведь это напоминает могилу? – добавил Пардальян.

– Я маленький. Я слабый. Люди не всегда добры ко мне. А здесь я в безопасности.

Пардальян с жалостью взглянул на него.

– И тебя тут никто не тревожит? – спросил шевалье безразлично.

– Никогда!

– А люди из дома, оттуда, сверху?

– И они тоже. Никто не знает этого тайника, вот оно как! В этом доме есть и другие тайники, о которых никто не догадывается, кроме меня.

Чтобы оказаться почти вровень со стоящим карликом, Пардальян уселся прямо на пол.

И сам не зная почему, растерянный Чико был тронут этим жестом, как ранее был тронут похвалой своему жилищу. Он понял, что этот сеньор, такой храбрый и такой сильный, согласился сесть на холодные плиты только для того, чтобы не подавлять своим великолепным ростом его, Чико. Он уже привык испытывать к своему сопернику только ненависть и теперь пребывал в полном смятении, чувствуя, как его ненависть отступает; он был ошеломлен, ибо ощущал, ' как постепенно в нем зарождается чувство, похожее на симпатию; он был изумлен этим и в то же время злился на самого себя.

Не очень задумываясь над тем, что он говорит, он произнес, может быть желая скрыть странное волнение, обуревающее его.

– Сеньор, пора уходить, поверьте мне.

– Ба! Торопиться некуда. Ведь, как ты говоришь, никто не знает этого тайника, так что ни один человек не потревожит нас здесь.

– Дело в том, что... я не могу вывести вас там, где я обычно прохожу.

– Почему?

– Вы слишком большой, вот оно как!

– Черт возьми! И что же теперь? Ты знаешь другой путь, где я смогу пройти? Да?.. Отлично.

– Понимаете, но на этом пути нам может кое-кто повстречаться.

– Стало быть, это подземелье обитаемо?

– Нет, но иногда там бывают люди... они собираются и что-то обсуждают... Сегодня у них как раз собрание.

Карлик говорил осторожно, как человек, который не хочет сказать больше, чем следует. Пардальян не сводил с него глаз, отчего смущение Эль Чико только увеличивалось.

– И что же это за люди? – с любопытством спросил шевалье.

– Не знаю, сеньор.

Это было сказано очень сухо. Пардальян понял, что карлик ничего больше ему не скажет. Настаивать было бесполезно. Шевалье чуть улыбнулся и прошептал:

– Неболтлив!

Вслух же произнес с видом совершеннейшего простодушия, который вводил в заблуждение людей и похитрее Эль Чико:

– А знаешь, я был приговорен к смерти. Да, я должен был умереть от голода и жажды.

Шевалье не сводил глаз с карлика. Маленький человечек пошатнулся. Мертвенная бледность разлилась по его лицу.

– Умереть от голода и жажды, – пробормотал он, запинаясь. – Это ужасно.

– Да, в самом деле, довольно ужасно. Ты, наверное, и представить бы себе такое не мог? Это придумала одна принцесса из числа моих знакомых... ты-то ее не знаешь, к счастью для тебя.

Пардальян произнес эти слова самым естественным тоном, ласково улыбаясь. Однако карлик покраснел и отвел взор. Ему казалось, что чужестранец хочет, чтобы он почувствовал, сообщником какого чудовищного преступления он, Чико, стал.

Содрогаясь от ужаса, маленький человечек говорил себе: «Стало быть, принцесса дала мне пять тысяч ливров, желая уморить француза голодом и жаждой! И я согласился помочь ей! Что бы сказала моя хозяйка, если бы узнала, что я оказался таким негодяем? А принцесса – она выглядела такой доброй! Значит, это настоящее чудовище, порождение ада?»

Маленький человечек не узнавал сам себя. В его душе зародилось нечто такое, о чем он никогда даже и не подозревал. С уважением, к которому примешивался суеверный ужас, он смотрел на этого чужеземца – насмешливо улыбаясь, тот с самым невинным видом произносил очень простые вещи – и тем не менее эти простые вещи порождали в голове Эль Чико сумятицу, какие-то неясные мысли; эти мысли причиняли ему боль, он не совсем понимал их, они мешались в его голове с мыслями давно привычными.

Что же за человек был этот француз? Сила его взгляда и очарование улыбки были совершенно удивительны, в то время как с губ его слетали самые заурядные слова. Что же это за человек, вносящий в сердце Чико такое смятение?

Почему же, раз уж Чико его ненавидел – а Чико ненавидел его всеми силами души, вот оно как! – почему же мысль об этой страшной казни, которая должна была бы его обрадовать, наполняла его душу ужасом и отвращением? Почему? Что такого особенного было в этом французе?

Между двумя людьми, равно простодушными и добрыми, всегда существует тайное родство, так что они с первого взгляда верно оценивают друг друга. Пардальян был плохо знаком с карликом и имел веские причины полагать, что именно благодаря коротышке он попал в эту передрягу. Почему же шевалье не испытывал к нему никакого гнева, а одну только жалость? Почему в его голове неожиданно созрел план: как вытащить это маленькое и чужое ему существо из той пучины отчаяния, куда, как шевалье видел, тот погружается? Почему?

Карлик тоже не был знаком с Пардальяном. У него были все основания ненавидеть его смертельной ненавистью. Почему же он внезапно ощутил, что эта ироническая усмешка, что это лукавое простодушие – всего лишь маска? Как он угадал, что под этой маской таятся доброта и бескорыстие? Почему, хотя он уверял себя, что его сердце пылает только ненавистью, он чувствовал, что его влечет к тому, кого он ненавидит? Почему, наконец (это может показаться противоречием), почему эта насмешливая улыбка обладала способностью раздражать его, хотя он и видел, что за ней не кроется ничего, кроме доброты? Почему? Мы лишь констатируем и никоим образом не беремся объяснить этот феномен.

Однако не следует полагать, будто карлик добровольно, без боя сдавался, отступая перед новыми, зарождающимися в его сердце чувствами. Эти чувства приводили его в величайшую растерянность, и он не мог поддаваться им, не сопротивляясь. И потому он напрягал всю свою волю, чтобы избежать влияния, казавшегося ему почти сверхъестественным. Насколько это было в его силах, карлик разжигал в себе ненависть, но в конце концов вынужден был признать, яростно проклиная свое, как он считал, малодушие, что это бесполезно. Впрочем, всякий раз, как он чувствовал, что вот-вот уступит, он вновь восставал с неистовством, кажущимся ему искренним, – но вряд ли оно обманывало грозного противника, с которым он вступил в схватку.

Короче говоря, Пардальяну Чико отчасти напоминал чистокровного, но необъезженного скакуна, несущего на себе первоклассного всадника: как он ни встает на дыбы, как ни брыкается, ловкая и твердая рука, не нуждающаяся в хлысте, принуждает его успокоиться и покорно следовать по нужной всаднику дороге.

Видя, что Чико молчит, Пардальян, внезапно посерьезнев, продолжал:

– Ты видишь, от какой чудовищной казни ты спас меня! Я не богат, Чико, но, начиная с сегодняшнего дня, все, чем я обладаю, принадлежит тебе. Я хочу, чтобы ты стал мне вроде братишки. Тебе больше не понадобится, словно загнанному зверьку, зарываться в нору. Шевалье де Пардальян станет опекать тебя, а ты должен знать, что люди почитают тех, кого он любит и уважает. Вот тебе моя рука, Чико.