Сергей Парфёнов - Виа Долороза

• Название: Виа Долороза
• Автор: Сергей Парфёнов
• Жанр: Современная проза

Виа Долороза…

Узкая улочка в центре Иерусалима, зажатая, словно ущелье, с обоих сторон зданиями из потемневшего от времени камня, извивается серо-желтой лентой… Здесь, по камням древнего города пролегал когда-то путь к распятию… Виа Долороза –"Путь Cкорби" дословно с латинского… Путь боли и страданий… Путь прощания и прощения… Впереди Голгофа… Впереди воскрешение… Впереди Храм…

---

Сергей Парфенов ВИА ДОЛОРОЗА

Пролог

Виа Долороза…

Узкая улочка в центре Иерусалима, зажатая, словно ущелье, с обоих сторон зданиями из потемневшего от времени камня, извивается серо-желтой лентой… Здесь, по камням древнего города пролегал когда-то путь к распятию… Виа Долороза – " Путь Cкорби" дословно с латинского… Путь боли и страданий… Путь прощания и прощения… Впереди Голгофа… Впереди воскрешение… Впереди Храм…

– Господи! – обратился к богу человек. – Я никогда не просил у Тебя богатства, не просил у Тебя власти над другими людьми, я просил у Тебя только любви к ближнему своему, но Ты не дал её мне. Я просил у Тебя силу духа, но тоже её не получил. Я не ропщу, Господи, может я менее достоин, может не оправдал Твоих надежд, не сделал того, что должен был сделать… Я грешен, Господи, я знаю. Но ведь я всего лишь человек, прости меня… Я уже не прошу у Тебя сегодня ни о любви, ни о силе, прошу только о понимании… Господи, смилуйся надо мной, открой мне правду, дай мне опору, ту точку отсчёта, от которой я бы мог идти к дому твоему…

– Какую правду хочешь ты знать, человек? – спросил Господь. – Истина мира тебе не доступна, так как не знаешь ты мира, и не открыт он тебе в многообразии своём. Зачем тебе истина, человек, которую ты не можешь понять?

– Хорошо, Господи, да будет воля Твоя, – ответил человек. – Не надо мне всеобщей правды, открой мне только истину человеческую…

– Чью истину ты хочешь знать? – спросил Господь. – Каждый выбирает свою истину, но не всё то правда, что показываю я тебе, потому что привел я тебя в этот мир, что бы ты сам нашёл дорогу ко мне…

– Господи, не прошу я у тебя чужой истины, приоткрой мне истину вещей мира человеческого, – просил человек. – И тогда сам я найду дорогу к тебе…

– Ты слаб, человек, – ответил Господь. – И не сможешь принять правду, ибо испугаешься и отвергнешь её. Ведь только сильный может принять истину, как бы горька ни была она.

– Я смогу, Господи, я не испугаюсь, – взмолился человек. – Только приоткрой её мне…

– Хорошо… – ответил Господь и облака скрыли лучезарный поток, струящийся с небес. Тяжелая грозовая туча медленно наползла на небосвод, вытеснив голубизну чистого неба, готовясь обрушиться на землю плотными струями воды.

* * *

Несколько событий произошли в этот день на Земле…

Где-то над просторами последней великой империи, в самом центре её, вырвавшись из цепких объятий облаков, начал снижение самолет с красным флагом на изогнутом хвосте. Ещё через несколько часов молодая женщина, американская подданная с русским именем Наташа спустилась в лабиринт московской подземки. А вскоре на противоположной стороне планеты, в стране, живущей под звездно-полосатым флагом, заместитель начальника департамента Стивен Крамер отправился по длинным коридорам на закрытое совещание.

Все эти события, разделенные тысячами километров, невидимыми границами часовых поясов и тяжелыми, словно свинцовыми волнами Атлантики, были тем не менее сплетены в единый, удивительный узор той неумолимой, иногда непредсказуемой логикой явлений, которая и определяют ход истории на этой планете.

Серебристый лайнер, гася выпущенными закрылками скорость, коснулся промерзшего бетона аэродрома, пробежался по посадочной полосе и замер перед зданием аэровокзала Красноярска. По подкатившему трапу бодрым, уверенным шагом спустился высокий, плотный человек в норковой шапке – вновь избранный президент России Владимир Бельцин. С большим мясистым носом, седой шевелюрой и манерой говорить решительно и прямолинейно, несколько растягивая слова, как будто был немного "под шафе", он чем-то неуловимо напоминал большого бурого медведя, – хотя, ради справедливости, надо отметить, именно эта неуклюжесть и нравились в нем людям, потому как делала его ещё более понятным и доступным простому мужику, уставшему от откормленных и высокомерных лиц партийных бонз.

Когда Бельцин вступил на ковровую дорожку, раскатанную перед трапом, от группы встречающих отделилась девушка, одетая, не смотря на мороз, в длиннополый красный сарафан и русский кокошник. Подойдя к президенту, она по старому русскому обычаю поклонилась и протянула ему на вышитом рушнике хлеб и соль. Бельцин посмотрел на каравай, который слегка парил на морозе, отломил сверху хрустящую корочку и с удовольствием отправил её себе в рот.

– Не замерзла? – вскинул он бровь.

– Да, нет, Владимир Николаевич, мы ж сибирячки привычные, – ответила девушка, выплескивая изо рта облачка горячего пара.

– Откуда ж такая красивая? – Бельцин озорно стрельнул глазами на зарумянившуюся молодку.

– Из местной филармонии, Владимир Николаевич, – слегка смутившись, ответила та.

– Из филармонии? Ну, молодец! Ладно беги давай, а то замерзнешь!

Бельцин обошел девушку, слегка хлопнул ее по фигуристому заду и направился к спешившему ему на встречу секретарю крайкома Егорову.

– Привет, Степан Алексеевич!

Бельцин крепко, по-медвежьи слапал осторожно протянутую ему руку.

– Как тут моё наследство поживает? Справляешься?

– Стараемся, Владимир Николаевич, – ответил Егоров и тут же суетливым жестом выдернул руку из каменной ладони президента.

Цокая жесткими каблуками по стылому бетону, они направились к стоящим у аэровокзала машинам. Кругленький Егоров уселся на место в автомобиле рядом с водителем, а Бельцин неторопливо, солидно разместился на просторном кожаном сиденье позади. Расстегнув теплое пальто, он свободно распустил на шее мохеровый шарф, бросил рядом с собой меховую шапку и посмотрел в окно.

Машины тронулись. За окном в млечных сумерках замаячил плотный частокол из сибирских кедров. От этого, давно знакомого вида в груди у Бельцина вдруг окатило чем-то очень теплым и родным, мягкой и густой волной прошло по всему большому и сильному телу… Дома! Вобрав полной грудью воздух, Бельцин, не спеша, с растяжкой выдохнул. Ему вдруг вспомнилась старая байка об этих кедрах, точнее о сибирских соснах, которые застыли ровным строем вдоль дороги. По царской воле человеческая молва прилепила этим таежным великанам чужое название. Случилось это вроде как при Петре I, который развернул и поставил на крепкую ногу корабельное дело в России и даже начал продавать корабли за границу. Строились те корабли из этой самой сибирской сосны, потому как уж очень подходила её смолистая стать для корабельного дела. Да и, к слову сказать, были те корабли ничем не хуже заморских, вот только была тут одна закавыка, портившая всё дело. Привередливые иноземцы требовали строить корабли непременно из кедра, который в Сибири-то отродясь не рос, а произрастал все больше на средиземноморском побережье Палестины… Такая незадача… Ну, да не сворачивать же из-за пустякового недоразумения прибыльное дело. Вот тогда-то якобы и вышел царский Указ считать сибирскую сосну кедром и называть соответственно. Так ли оно было на самом деле, теперь определить уже было трудно, но точно то, что деликатесные сибирские сосновые орешки давно уже стали называться кедровыми, в то время, как настоящие кедровые орехи никогда, на самом деле, съедобными не были…

Бельцин отвлекся от давно знакомого пейзажа за окном и обернулся к сидящему на переднем сиденье Егорову.

– Слушай, Степан Алексеевич, а какая сейчас в крае средняя зарплата? – вдруг спросил он.

– Да под тысячу, Владимир Николаевич, – невесело отозвался Егоров. – Да, толку-то… В магазинах один только минтай в собственном соку остался…

– Что? С завозом плохо? – Бельцин насупился (он-то знал, что край практически всю зиму живет на северном завозе, – что по осени успеют корабли завести по Северному пути, по Енисею, на том и живут до весны).

– Плохо, – честно признался Егоров. – Раньше все по разнарядке из центра получали, а теперь все искать, да выбивать приходится…

Бельцин посмурнел, провел мускулистой пятерней по густым волосам и, откинув назад плотный седой чуб, спросил:

– Ну, а на рынках? Продукты есть?

– На рынках-то есть… То, что из магазинов скупили… Но цены такие, что никакой зарплаты не хватит…

Тогда Бельцин упрямо мотнул головой и взгляд его темно-серых глаз стал жестким и неприятным, как будто налился упругой, каленой сталью.

– Неправильно это! Надо дать мужику свободу, тогда и в магазинах всё появится! – он звонко хлопнул широкой ладонью по мягкой, пружинистой коже сиденья, так что лежащая рядом норковая шапка испуганно подпрыгнула. Потом хмуро добавил. – Вот об этом я и буду сегодня поговорить людям на митинге… Кстати, Степан Алексеевич, когда он начнется?