Сергей Крускоп - Ночь дракона

• Название: Ночь дракона
• Автор: Сергей Крускоп
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20004-5

Если ночь застигла тебя в дороге – отчего бы не заглянуть на огонек к гостеприимному троллю, чем ночевать под открытым небом? Когда в печи жарко пылает огонь, а кружки полны до краев, скоротать время помогут воспоминания о былых странствиях и опасных приключениях. Тем более что волкодлаку Сиверу и магу Ивоне Визентской есть о чем вспомнить: о принцессе, похищенной драконом и о прекрасной колдунье, решившей отомстить за свою поруганную любовь, о кровожадных оборотнях и плотоядных лошадях, о незадачливых чародеях и коварных алхимиках, о злобной нежити и морском змее…

---

Говорят, большинство женщин, целуясь, закрывают глаза. На этот раз глаза Нимравы остались открытыми, и она послала улыбающейся Ивоне взгляд, в котором смешались удивление и радость.

* * *

– Может, – сказал Одд, теребя струны лютни, – мне и впрямь начать пописывать баллады? О прекрасной девушке, которую оставил возлюбленный, и с горя она бросилась с высокого обрыва. И боги обратили ее в виверну и летала она, издавая печальные крики, над родными краями, и оплакивала свою любовь…

– Одд, – поинтересовалась Ивона, – а ты уверен, что виверна способна издавать печальные крики?

– Ну, – вставил я, – в каком-то смысле они вправду печальные – для зазевавшейся овцы или собаки.

– Хм, – тролль подпер щеку ладонью, – как-то действительно неромантично выходит. Может, она обратилась в лебедя? Нет, лебедь – это банально. Аист – тоже. И цапля.

– В альбатроса, – предложил я.

– Кажется, я уже слышал историю про несчастную любовь и альбатроса, – с сомнением сказал Одд. – Лучше в чайку.

Я вспомнил чаек, с печальными криками наполнявших свои утробы рыбьими потрохами в порту Наутиса в Кверке, и отрицательно покачал головой.

– Нужно, чтобы эта птица носила гордое, но нетривиальное имя. Беркут, например. Или орлан. Змееяд, на худой конец. А что? Крик у него довольно печальный…

– Лучше уж тогда в курганника, – заметила Ивона, – его крик еще печальнее.

– Может, в сову? – рассуждал тролль. – В большую белоснежную сову. Или в бородатую неясыть – тоже большую и суровую.

– Тебе же нужно не суровую, а печальную. Неясыть, бесшумно парящая над ночной землей и с печальным криком бросающаяся на пробегающего лемминга? Романтично! – усмехнулся я.

– В летучую мышь, – твердо сказала Ивона, – не столь печально (впрочем, с какой стороны посмотреть!), но точно оригинально.

– Масса не та, – отозвался тролль.

– А у неясыти – та? Хорошо – в стаю летучих мышей, с печальным писком кружащихся в ночном небе…

Ивона не выдержала и прыснула со смеху, а за ней уже и мы с Оддом принялись хохотать.

– Нет, – вынес я вердикт, отсмеявшись, – не быть тебе, Одд, бардом!

– А и ладно! – покладисто согласился тролль. – Оно мне надо? Меня и здесь неплохо кормят. А ежели бардом заделываться – сплошная морока. Шляйся по городам и весям в поисках сюжетов, выступай боги знают перед кем во всяких кабаках!

Ивона, сидевшая ближе всех к печи, встала со своего места и подбросила в дышащее жаром нутро пару березовых полешек.

Я поерзал, глядя на дверь. Выпитая настойка ненавязчиво, но уверенно заявляла о себе, требуя на пару минут покинуть компанию. Боком выбравшись из-за стола, я направился к выходу.

Ночная свежесть зимнего воздуха плеснула мне в лицо, как вода из ушата. Я остановился в дверях, сделав пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы выгнать из легких слегка застоявшийся воздух тролльего дома.

Великий Дракон определенно оставил свою трудовую вахту и залег спать до положенного ему по легенде срока. Погода переменилась. Снег еще шел, но теперь с неба падали не веселые танцующие звездочки, а крошечные ледяные лезвия – обжигающе холодные, болезненно колющие кожу. Резкий ветер гнал их, завивал миниатюрными смерчами. Наши следы, как и тропинку от тракта, уже наполовину замело, и я в глубине души порадовался, что на вендига мы вышли днем раньше. Не очень сподручно гонять привычную к холоду тварь, и без того почти невидимую на снегу, когда поземка постоянно сбивает с толку, рисуя какие– то картины и образы и скрывая истинные очертания предметов… Я всмотрелся в мельтешение белых точек, и на мгновение мне померещились грубо сколоченные сани, запряженные восьмеркой косматых росомах. Я сморгнул, стряхивая с лица снежную крупу, – видение исчезло. Только ветер взвыл еще протяжнее, тщетно пытаясь забраться под крытую дранкой крышу…

– Вот завывает! – сказал я, плотно прикрыв наружную дверь (ветер попытался ворваться вслед за мной) и входя из сеней во внутреннее пространство дома. – Что угодно в такую ночь померещиться может! Хоть вурдалак, хоть снежный лев, хоть борий…

– О! – оживилась Ивона, отрываясь от спора с троллем по поводу преимуществ и недостатков многозарядного арбалета. – Расскажи-ка Одну про бория. Он наверняка не слышал.

– Про бория – не слышал, – подтвердил Одд. – На-ка, выпей с мороза и поведай мне эту историю.

– Ив тоже участвовала в той передряге, – я попробовал было увильнуть от роли рассказчика.

– Только частично. Нашел-то бория ты… Ну, расскажи, Сивер!

– Дайте хоть человеку выпить и закусить, изверги!

БРАТЬЯ МЕНЬШИЕ

– Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!

Из каких таких глубин памяти всплыло у меня это обращение?

Впрочем, я присовокупил к нему нечто менее былинное и более нецензурное, поскольку конь, резко остановившись, самым бесцеремонным образом вывел меня из приятных размышлений о том, как славно я буду проводить время дома. Хорошо еще, что ехали мы шагом и меня всего лишь крепко встряхнуло. Пришлось вернуться от мечты о домашнем квасе и пирогах с грибами к грубой действительности.

Аконит пошевелил ушами и укоризненно покосился на меня темным глазом.

– Ладно-ладно, прости, – я потрепал коня по черной стриженой гриве. – Погорячился. Знаю, что ты без причины такие фортели не выкидываешь. Ну так что тут у нас?

Аконит фыркнул и уставился себе под ноги.

На пыльной наезженной дороге, поверх козьих, лошадиных и человеческих следов, оставило свои пятипалые отпечатки нечто. Они отдаленно напоминали следы гигантского хорька и тянулись вдаль неровной цепочкой. Только вот я был готов поручиться, что Природа таких «хорьков» еще не создавала. Копыто Аконита, стоявшее поверх одного из этих странных оттисков, обрамляли борозды от когтей неведомой твари.

Я тронул коня каблуками и, свесившись с седла, принялся рассматривать следовую дорожку, мучительно пытаясь припомнить что-нибудь подобное. Аконит недовольно вертел подпалой башкой и периодически поглядывал на меня: дескать, не съехала ли у хозяина крыша и туда ли мы едем? Итак, что бы это значило? Похоже на след вурдалака, но упаси меня провидение от встречи с вурдалаком такого размера, – я и с обычными-то встречаться не люблю. Впрочем, вурдалак наследует параметры того человека, из которого возникает, а мне еще не доводилось встречать среди людей подобных гигантов (на всякий случай, я проверил, насколько свободно ходит меч в ножнах). Разгоняя остатки грез о домашней стряпне, я еще поднапрягся, чтобы освободить дорогу другим мыслям, и тут из глубин моей памяти всплыло слово «борий».

Нет, ничего демонического в бории нет, просто один человек с ним нипочем не справится. И один волкодлак – тоже. Мое знакомство с борием было весьма опосредованным: я лишь однажды видел ковер из его шкуры да еще как-то раз, в Эвксинии, – щенка этого хищника. Ну и слышал рассказ Ивоны о ручных бориях, парочку которых держал у себя турвинский герцог. Но какого лешего борий делает здесь? Не водятся у нас эти звери, о чем я лично не слишком жалею.

– Когда же домой попаду? – пожаловался я Акониту. – Вечно нас с тобой какие-то дела срочные отвлекают, словно мы нанимались поддерживать в мире порядок и справедливость! А дома, между прочим, сестра моя, которую я сто лет не видел, замуж собралась!

Аконит остался равнодушен к моим словоизлияниям. Во-первых, потому, что уже раз двадцать все это слышал, а во-вторых, потому, что у него не было сестры, собиравшейся замуж, а если бы и была, то он бы не сомневался, что жених ее – конь. Я задумался было, какие семейные сцены могут быть уготованы обычному человеку, женившемуся на девушке-волкодлаке. Но мои размышления вновь были решительно пресечены: на этот раз – самим борием, вышедшим на дорогу из частого кленовника.

Аконит сперва остановился как вкопанный, а затем попятился; у меня же все мысли о семье моментально вылетели из головы.

Борий отчасти напоминал волка, каким его рисуют в детских лубочных изданиях (вероятно, с целью усиления ночного энуреза). Тело – поболее медвежьего, с тонким полосатым рисунком на гладкой шкуре; жилистые лапы с собранными в комок когтистыми пальцами; короткий мохнатый хвост; мускулистая шея с короткой гривкой и огромная башка со стоячими ушами и вытянутой широкой мордой. Ну просто загляденье! Весь зверь был величиной с Аконита, разве что чуть поменьше ростом и пошире в плечах. Что делать в такой ситуации, я еще не придумал, поэтому продолжал пялиться на зверя, судорожно сжимая меч.

Борий вздохнул и склонил голову набок. Во взгляде его читалась какая-то щенячья затравленность и нерешительность, к тому же огромный хищник трогательно развесил уши в стороны. Я, нахмурившись, посмотрел в его желтые глаза. Борий моргнул и тихонько заскулил.

– Э, зверь, – от неопределенности ситуации я обратился к хищнику вслух. – Ты что ведешь себя, как потерявшийся щен?