Олег Гончаров - Боярин

• Название: Боярин
• Автор: Олег Гончаров
• Издательство: Издательство «Крылов»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0228-9

Киевская Русь набирает силу.

Вырвавшись на свободу, Добрыня отправляется на поиски своей возлюбленной.

Какой будет их встреча?

Княгиня Киевская приближает к себе бывшего княжича Древлянского, обещая ему в награду за верность отпустить из заточения отца, Мала Нискинича.

Выполнит ли она свое обещание?

Русь снаряжает посольство в Царьград, и Ольга лично отправляется на встречу с императором могущественной Византийской империи.

Чем закончатся эти нелегкие переговоры?

Добрын, сын Мала, встает перед трудным выбором: защитить древние устои или перейти на сторону поборников новой веры.

Каков будет выбор героя?

Ответы на эти вопросы Вы найдете в заключительной книге трилогии «Ночь Сварога».

---

Он остановился, полюбовался серебристыми отблесками на воде. Лунная дорожка, бегущая по водной глади, манила его. Ему захотелось встать на этот зыбкий путь и уйти. Уйти вслед за луной туда, где нет ни добра, ни зла, где все ясно и легко, где можно просто жить, не думая ни о чем. Вот только есть ли жизнь на той стороне лунного моста?

– Какая великая ночь, – выдохнул Якоб, поднял руки вверх и раскрыл ладони навстречу лунному свету.

– Не боишься, что луна украдет твою душу? – От неожиданности Якоб вздрогнул.

– Кто здесь? – он схватился за рукоять своего короткого меча.

– Неужто ты и вправду испугался? – Из тени вышел человек, закутанный в тяжелый плащ, с длинным посохом в руке.

Лицо его скрывал мешковатый клобук, но Якоб узнал этот голос.

– Доброй ночи, Авраам, – воин встал на колени, снял шлем и склонил голову. – Благослови, ребе.

Авраам положил шершавую ладонь на темя воину.

– Да благословит тебя Господь.

Якоб поднялся и еще раз взглянул на луну:

– Она сегодня такая красивая.

– Да, – отозвался Авраам, – Создатель не напрасно старался. Ночной светильник ему удался. Красиво. Жаль, – вздохнул он, – что мой сын больше не увидит этого света.

– Все в руке Божьей, – ответил Якоб.

– Как новый шад? – спросил Авраам.

– Он божественен, как и положено шаду. – Они неторопливо шли по берегу задремавшей реки и вели неспешную беседу.

– Я привязался к нему, пока мы сюда добирались, – спокойно рассказывал старый ребе, – смышленый мальчишка. Вот и мой Давид в детстве был таким же. Жалко, что не суждено ему пожить подольше.

– Восемь лет – срок не маленький, – возразил Якоб.

– Но и не большой. – Посох старика глухо стукнул о берег. – Меньше, чем сыну моему, Господь шаду отмерил.

Он немного помолчал, а потом спросил:

– Так ты не знаешь, почему погиб мой мальчик?

– Нет, Авраам, – Якоб разозлился на старика, но виду не подал. – Видно, Богу так угодно было. И потом, я же говорил, что на помощь подоспел, когда уже все кончилось.

– Ну да, – кивнул старик, – ты говорил. Запамятовал я. Видно, старею. Ладно. Ступай себе с Господом, Якоб бен Изафет, – и побрел прочь.

Поморщился воин, вслед Аврааму глядя, а когда фигура старика растворилась в ночи, плюнул досадливо.

– И чего ему не спится? – сказал зло. – Чего все вынюхивает?

И если бы кто-нибудь мог увидеть сейчас глаза телохранителя, то наверняка бы догадался, что все эти годы Якоб и Авраам тихо ненавидели друг друга.

Никак не мог простить старый ребе, что Якоб занял место его погибшего сына. Все подозревал в чем-то воина, все пытался сунуть нос в дела телохранителя. Только и Якоб был непрост. В открытую драку с Авраамом не лез, но и в долгу не оставался. Старался подальше убрать старика от кагана. При случае нашептывал Иосифу о том, что состарился ребе, что давно на покой пора Аврааму, а на его место кого помоложе посадить нужно. Посговорчивей.

Вот только каган уговорам этим не сильно поддавался. Знал он Авраама бен Саула еще с тех времен, когда сам юнцом был. Дружили они, доверяли друг другу, вместе росли, вместе охотились, вместе по молодухам бегали, вместе и заговор против отца каганова замысливали. Потому и не слушал каган своего телохранителя, отмахивался от нашептываний его. Больших трудов стоило Якобу хотя бы на время от Авраама избавиться. Уломал он Иосифа отправить старого ребе на поиски нового шада. Уговаривал с умыслом. Надеялся, что в дороге зачахнет старик, не перенесет дальнего пути, а может, кто по лихости к сыну убиенному старика отправит. Но Авраам вернулся. Крепким старик оказался – и сам приехал, и шада привез.

Встряхнул головой непокрытой Якоб, отогнал заботы и мысли дурные, шлем надел и домой поспешил. Устал за эти дни, сильно устал. Только и дома он не сразу покой нашел, прямо с порога ему заботу отыскали. Правда, забота эта приятной оказалась.

Привратник от него принял меч с доспехами и радостно сообщил, что поутру из Булгара управляющий вернулся. Да не с пустыми руками, а с прибылью. Исполнил он приказ Якоба, привез то, что ему хозяин велел, и теперь ждет не дождется, чтобы гостинец показать.

– И где он? – спросил Якоб.

– В зале гостиной дожидается.

– Вели мне воды согреть, поесть подай и вина побольше, – распорядился воин и поспешил с управляющим повидаться.

Зала гостиная была небольшой. Не любил Якоб гостей, да и сам по чужим домам не ходил. Многие хотели к телохранителю каганову поближе быть, подластиться к нему пытались, дорогими подарками одарить, только понимал воин, что нельзя слабину давать, а то сядут на шею богачи итильские, заставят интриги плести, начнут волю ему свою навязывать, и не отбрыкаешься потом. Не по нраву это было Якобу. Дикарем в горах рос, и придворные тонкости ему чужды были. За то и любил его каган, а воин от подарков не отказывался, но и близко к себе никого не подпускал. За три года друзьями так и не обзавелся, потому что знал: дружба, на выгоде и интересе общем замешанная, крепкая на вид, но только в любой момент смертной враждой обернуться может. Да и времени у него свободного мало было, редко его каган от себя отпускал. А в те мгновения, когда у него роздых случался, он старался в одиночестве быть. И жизнь такая его вполне устраивала.

Влетел в залу Якоб, головой закрутил, не сразу разглядел своего управляющего. Свернулся тот у очага клубком, словно котенок, шкурой барсовой накрылся и спит. Устал, видно, с дороги, вот и сморило его. Воин и сам едва под собой ноги чуял, но охота, говорят, хуже усталости любой бывает. А Якобу охота было. Ой, как охота. Растолкал он придремавшего.

– Нафан, слышь, Нафан, – говорит, – ты привез?

– Что? – не понял тот спросонья, кто это к нему пристает, отмахиваться начал.

– Вставай, говорю! – не на шутку рассердился Якоб.

– А-а-а, – продрал глаза Нафан и испуганно уставился на воина. – Это ты, хозяин?

– А кто же еще?!

– Ты прости, хозяин, – Нафан поспешно вскочил и зашатался.

– Да ты пьян?

– Нет, хозяин, даже росинки во рту не было, – старался Нафан поскорее в себя прийти.

– Так чего же ты тогда?

– Ну, ведь усталость сморила. – Управляющий себя в руки взял, глаза продрал, но дышать старался в сторону, чтоб хозяин винный дух не учуял. – Я же не евши, не спавши к тебе спешил, вот и утомился.

– А то, что привез, тоже голодом и жаждой заморил?

– Нет, – помотал головой Нафан. – Все в целости и сохранности. Я над товаром, как наседка над цыплятами, трясся.

– То-то я смотрю, тебя и сейчас трясет.

– Я же говорю, что утомился сильно.

– И где же она? – От нетерпения Якоб треснул управляющего по затылку.

– Вот ты, хозяин, дерешься, – Нафан сразу очухался и даже протрезвел вроде. – А я тебе не одну, а сразу трех привез.

– Как трех? – удивился Якоб.

– А вот так, – гордо ответил Нафан, и его снова качнуло. – Выторговал, и лучше не спрашивай, через какие муки мне пришлось пройти, чтобы добыть для моего хозяина этот первосортный товар, – горько вздохнул Нафан и рукавом вытер нечаянно навернувшуюся слезу.

– Ну а трех-то зачем?

– Я же хотел, чтоб выбор у тебя был, – притворно всхлипнул управляющий. – А в благодарность только затрещины.

– Наверное, кривые какие-нибудь? – хмыкнул воин и хотел снова наподдать слуге.

Но тот ловко увернулся, проскочил под рукой Якоба и посеменил к двери, ведущей в покои для слуг, распахнул их и крикнул в темноту:

– Эй, давайте их сюда! – А потом повернулся к хозяину и сказал: – Почему же кривые, очень даже ровные. Да ты сам сейчас увидишь.

Замер Якоб, в темноту уставившись, а у самого сердце вдруг заколотилось бешено – кажется, мгновение, и сейчас через горло выпрыгнет. Напрягся воин. Ждет.

Долго он этого ждал, три года целых.

Хорошо воину в Итиле жилось под крылом кагана Хазарского, лишь только одна печаль его мучила. Молодость свое брала, и порой по ночам начинал Якоб томиться. Сны к нему приходили такие, что по утрам просыпаться было стыдно. И от обольщения ночного ходил он потом целый день мрачнее тучи. Знал Якоб, что стоит ему только слово сказать или хотя бы намекнуть, как тут же под него придворные лизоблюды дочерей своих и жен подсовывать начнут, но это снова в зависимость попадать.

К непотребным женщинам, что возле пристани Рассвета ублажали купцов заезжих, ему тем более ходить не хотелось. Почему-то эти ярко размалеванные девицы, настырные и жадные, никаких чувств не вызывали в нем, кроме брезгливости. Можно было обзавестись служанкой податливой, но, вот незадача, сколько ни выискивал управляющий на рынке Итиля рабыню поприятней, ничего у него не получалось. С окрестных степей привозили в столицу Великой Хазарии женщин: трудолюбивых, исполнительных, безропотных, но кривоногих, некрасивых и глупых, только и умели они, что ноги раздвигать, а Якоба это не прельщало.

Так и маялся бы, если б однажды не услышал он от посла Булгарии, что самые красивые женщины на торжище в столице ханства его продаются.