Чарльз Чаплин - Моя биография

• Название: Моя биография
• Автор: Чарльз Чаплин
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-264-00127-8

Чаплин стал легендой еще при жизни — живой легендой кинематографа. И в наши дни, когда число «звезд» Голливуда уже сопоставимо с числом звезд на небе, символом кино по-прежнему остается он, вернее, созданный им бессмертный образ — Чарли, нелепый человечек в огромных ботинках с маленькими усиками и громадными печальными глазами. В комических короткометражках начала века десятки героев падали, кувыркались, швыряли друг в друга кремовые торты. Делал это и Чарли. Но в его фильмах герой все чаще стремился не просто рассмешить зрителя, но и пробудить в нем добрые чувства. Кинематограф из простой забавы со временем превратился в высокое искусство — и этим все мы не в последнюю очередь обязаны гению Чарльза Чаплина.

---

Мне удалось подобрать очень дельных помощников: мисс Речел Форд занялась нашим хозяйством, а потом стала и моим администратором; швейцарка мадам Бюрнье, мой секретарь-переводчик, много раз перепечатывала эту книгу.

Нас немного напугало великолепие нашего поместья — мы не были уверены, хватит ли у нас доходов, чтобы его содержать, но когда хозяин сказал нам, во что это может обойтись, мы успокоились, — эта сумма была в пределах нашего бюджета. Так мы стали жителями Корсье, население которого насчитывает тысячу триста пятьдесят человек.

Нам понадобилось около года, чтобы привыкнуть к новой жизни. Первое время дети ходили в сельскую школу в Корсье. Сначала им было очень трудно — все предметы преподавались на французском языке, и мы, конечно, волновались, не зная, как это подействует на них психологически. Но они очень быстро начали свободно болтать по-французски. Трогательно было видеть, как они легко приспособились к швейцарскому образу жизни. Даже Кей-Кей и Пинни, нянюшки младших детей, тоже принялись кое-как одолевать французский язык.

Мы начали порывать узы, еще связывавшие нас с Соединенными Штатами. Это заняло у нас довольно много времени. Я поехал к американскому консулу и вручил ему свою обратную визу, заявив, что меняю местожительство.

— Вы не собираетесь вернуться в Соединенные Штаты, Чарли?

— Нет, — ответил я, почти извиняющимся тоном. — Я уже слишком стар, чтобы терпеть всю эту чепуху.

Он не стал спорить и лишь заметил:

— Ну что ж, если захотите, вы всегда сможете вернуться, получив обычную визу.

Я улыбнулся и покачал головой:

— Я решил навсегда поселиться в Швейцарии.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

Уна решила отказаться от американского подданства. В одну из наших поездок в Лондон она уведомила об этом американское посольство. Ей сказали, что требуемые при этом формальности займут не меньше трех четвертей часа.

— Какая чепуха! — сказал я Уне. — Смешно, что это должно занять так много времени. Я сам пойду с тобой.

Едва мы переступили порог посольства, как на меня вдруг нахлынули все прошлые обиды и оскорбления, и я уже готов был взорваться. Громким голосом я спросил, где помещается отдел иммиграции. Уна даже смутилась. Одна из дверей сразу открылась и показавшийся в ней человек сказал:

— Здравствуйте, Чарли! Пройдите, пожалуйста, с вашей супругой ко мне в кабинет.

Должно быть, он почувствовал мое настроение и поэтому начал беседу пояснением:

— Каждый американец, отказывающийся от американского подданства, должен ясно отдавать себе отчет в том, что он делает, и при этом быть в здравом уме. Вот почему мы и прибегаем к процедуре допроса, целью которой является лишь защита наших граждан.

Сознаюсь, это меня несколько отрезвило.

Этому человеку было лет под шестьдесят.

— А ведь я видел вас в Денвере, в старом театре «Эмприсс» в 1911 году, — сказал он, поглядев на меня укоризненно.

Тут я, конечно, сразу растаял, и мы с ним поговорили о добром старом времени.

Но когда было покончено со всей этой мукой, последняя бумага была подписана и мы весело простились, мне стало немного досадно, что я почти ничего не почувствовал в эту минуту.

В Лондоне мы по временам встречаемся с друзьями, среди них — Сидней Бернстайн, Айвор Монтегю, сэр Эдуард Беддингтон-Беренс, Дональд Огден Стюарт, Элла Уинтер, Грэхем Грин, Дж.-Б. Пристли, Макс Рейнгардт и Дуглас Фербенкс-младший. Хотя кое с кем из них мы видимся редко, одно сознание, что они существуют, уже радует, создает уверенность, что, если устанешь плыть, всегда можно причалить к надежной пристани.

Однажды мы с Уной обедали вдвоем в ресторане отеля «Савой», и, когда мы уже заканчивали десерт, к нашему столику подошли сэр Уинстон Черчилль и леди Черчилль. Я не видел сэра Уинстона и не имел от него никаких вестей с 1931 года. Но после премьеры «Огней рампы» в Лондоне я получил письмо от кинокомпании «Юнайтед артистс» — моих прокатчиков, в котором они просили разрешения показать фильм сэру Уинстону у него дома. Конечно, я был этим только польщен. Несколько дней спустя он прислал мне очень милое письмо, где благодарил меня и говорил, какое удовольствие доставила ему картина.

И вот сейчас сэр Уинстон стоял перед нашим столиком.

— Итак, — сказал он. В этом его «итак» мне почудилась какая-то нотка неодобрения.

Я быстро встал, расплываясь в улыбке, и представил Уну, которая уже собиралась уйти.

После ее ухода я попросил разрешения выпить с ними кофе и пересел за их столик.

Я заметил, что сэр Уинстон был как будто чем-то недоволен. Конечно, с 1931 года много воды утекло. Своим непобедимым мужеством и зажигательным красноречием он спас Англию, но мне казалось, что его речь, произнесенная в Фултоне по поводу «железного занавеса», не привела ни к чему хорошему и лишь усилила холодную войну.

Разговор перешел на мой фильм «Огни рампы», и тут он заметил:

— Два года тому назад я послал вам письмо, в котором поздравлял вас с этим фильмом. Вы его получили?

— О да, — ответил я восторженно.

— Почему же вы мне не ответили?

— Мне казалось, что оно не требует ответа, — сказал я виновато.

Но Черчилля трудно было обмануть.

— Гм-м-м, — недовольно пробормотал он, — а я уже решил, что это сделано мне в упрек.

— Нет, нет, конечно, нет, — поспешил я его заверить.

— Во всяком случае, — прибавил он в заключение, — ваши картины всегда доставляют мне радость.

Я был пленен скромностью великого человека, который мог помнить о каком-то письме двухлетней давности. Но я никогда не разделял его взглядов в политике. «Я здесь не для того, чтобы содействовать распаду Британской империи», — сказал когда-то Черчилль. Может быть, сказано это очень хлестко, но перед лицом современной действительности звучит пустой фразой.

Распад империи происходит вовсе не в результате политических махинаций, воздействия коммунистической пропаганды, революционных армий, восстаний черни или речей уличных ораторов. Пропагандистами и инспираторами тут выступают международные фирмы, рекламирующие свои товары, а также радио, телевидение, кино, автомобиль и трактор, новые достижения науки, увеличение скоростей и средств связи во всем мире. Вот те революционизирующие стимулы, которые приводят к распаду империи.

Вскоре после нашего возвращения в Швейцарию я получил письмо от Неру, в которое была вложена рекомендательная записка от леди Маунтбеттен. Она была уверена, что у меня с Неру найдется очень много общего, а так как он проезжал через Корсье, то, может быть, мы могли бы встретиться. Неру должен был присутствовать на ежегодном совещании послов в Люцерне и писал, что был бы очень рад, если бы я смог туда приехать и провести с ним вечер, а на следующий день он обещал отвезти меня в Мануар-де-Бан. Я поехал в Люцерн.

Я был удивлен, увидев невысокого человека, примерно одного со мною роста. С Неру была его дочь, миссис Ганди, очаровательная, спокойная женщина. Неру произвел на меня впечатление человека настроений, сурового и впечатлительного, с исключительно живым и аналитическим умом. До тех пор пока мы не выехали из Люцерна в направлении Мануар-де-Бан, куда я пригласил его позавтракать, он держался несколько неуверенно. Его дочь, направляясь в Женеву, ехала сзади, в другой машине. По пути у нас завязался очень интересный разговор. Неру очень высоко оценил деятельность лорда Луиса Маунтбеттена, который, будучи вице-королем Индии, прекрасно организовал уход англичан оттуда.

Я спросил Неру, каким идеологическим путем идет Индия. Он ответил:

— Тем, который может лучше всего помочь индийскому народу, — и тут же прибавил, что они уже утвердили пятилетний план. Он говорил блестяще, но его шофер мчался по крутым и извилистым горным дорогам со скоростью не менее семидесяти миль в час. Неру увлеченно объяснял мне основы политики Индии, а я, мысленно занятый «советами» шоферу, как нужно вести машину, должен признаться, почти не слушал его, ожидая, что мы вот-вот сорвемся в пропасть. И даже когда резко визжали тормоза и нас бросало вперед, Неру невозмутимо продолжал говорить. Но наконец наступила передышка — мы остановились на перекрестке, где дочь Неру должна была с нами расстаться. И тут он показал себя любящим и заботливым отцом: обнимая дочь, он нежно напомнил ей: «Береги себя!» — слова, которые скорей надо было дочери сказать отцу.

В Веве у нас появились новые друзья, и среди них мсье Эмиль Россье и мсье Мишель Россье с их семьями. Все они — большие любители музыки. Эмиль познакомил нас с известной пианисткой Кларой Хэскиль. Она жила в Веве, и, когда бывала в городе, она и обе семьи Россье приходили к нам обедать, а после обеда Клара усаживалась за рояль. Хотя ей было уже больше шестидесяти, Клара была на вершине своей славы и пользовалась феноменальным успехом в Европе и в Америке. Но в 1960 году, выходя из поезда где-то в Бельгии, она поскользнулась и упала. Ее отвезли в больницу, где она и скончалась.