Леонид Борисов - Жюль Верн

• Название: Жюль Верн
• Автор: Леонид Борисов
• Жанр: История

---

- Я не особенно-то ве-рю тому, о чем пишут в газетах, - отозвался Жюль Верн. - Я верю только объявлениям; если там сказано, что в такой-то дом требуется няня, - значит, она и в самом деле кому-то нужна.

- Вот вы какой! Это хорошо! - восхищенно проговорил Легро. - Но простите меня, простого, рабочего человека...

Жюль Верн привстал с кресла. Руки его дрожали.

- Я сам рабочий человек, друг мой, - строго перебил он, дважды ударяя кулаком по краю своей конторки. - Все мои книги созданы личным моим трудом. Я продолжаю работать и теперь, когда ослеп.

Легро был страшно сконфужен.

- Видимо, я не так выразился, я не то хотел сказать, - начал он, но Жюль Верн перебил его:

- Вы сказали именно то, что вам хотелось, друг мой!

- Да, то самое! - с запальчивой решимостью произнес Легро. _ и еще я скажу вот что: жить рабочему человеку становится невыносимо, дорогой Жюль Верн! Рабочий становится угрюм, недоверчив, - он, вот как я сию минуту, легко и без умысла обижает хорошего человека, - только потому, что...

- Не надо, - махнул рукой Жюль Верн. - Я уже забыл. ..

- Хозяева выжимают из рабочего последние силы, - продолжал Легро, расхаживая по кабинету, - чтобы тот шелк, который мы делаем, накинуть на плечи богатой лентяйке!

- Картинно сказано, - заметил Жюль Верн.

- Нужда учит хорошо видеть, - с достоинством произнес Легро. - Один писатель хорошо сказал, что у нужды богатый словарь. Я, видите ли, мечтаю. Мечты мои разбужены вами, вашими книгами. Мальчик читает в них одно, взрослый совсем другое. Впрочем, вы можете подумать, что нужда еще и льстит.

- Я слушаю вас с живейшим любопытством.

- Хорошо, вам я скажу, вам я доверяю, но другим поостерегусь: у нас во Франции существуют тюрьмы и старая злая баба гильотина. Рабочие должны организоваться в большую группу, и тогда им будет легче бороться! Разрешите говорить с вами запросто, по-свойски,- затем и приехал сюда. И если слова мои обидят вас, - гоните меня без стеснения!

- Я внимательно слушаю вас и все хочу понять, чего вы хотите от меня, деликатно проговорил Жюль Верн. - Только сядьте вот сюда, рядом со мною, не шагайте по кабинету!

- Я сяду, - сказал Легро и опустился в кресло. - Я буду краток, я не люблю болтунов. Скажите, пожалуйста, - вот вы, увидевший так много, что даже ученые люди поражаются, вот вы, учитель и воспитатель наших детей, вы, умный и добрый человек, когда-нибудь хоть на одну секунду приходила ли вам в голову такая мысль: как будут жить на земле люди? Лет этак через сорок, пятьдесят? Вы забирались глубоко под землю, опускались на дно океана, поднимались за облака, да что за облака, на Луну летали! И неужели ни разу в жизни вам не хотелось пофантазировать о приложении всей вашей техники для устройства хорошей жизни здесь, на Земле! Для тех, конечно, кто трудится.

Жюль Верн улыбнулся:

- А, вы вот о чем! Ну что ж, мои герои в "Таинственном острове", если помните, делают все сами и все для себя. Мне приходили в голову те мысли, о которых...

- Вот, вот, - горячо перебил Легро, - все сами и все для себя! Но если вы придумали такую историю, то без труда можете придумать и другую. И эта новая история будет происходить не на острове, а на большом пространстве, в большом государстве, где много миллионов людей. Вот! Такие же Сайрэсы Смиты будут трудиться для себя!

- Когда-нибудь так и будет, - спокойно произнес Жюль Верн. - Наука освободит человека, и он почувствует себя счастливым.

- Наука? - с жаром воскликнул Легро. - Какая наука, дорогой Жюль Верн? География? Астрономия? Физика? Химия? Ха-ха! Ради бога, простите меня, дурака!

- Вы хороший, дальновидный человек, - ласково проводя по руке своего гостя, сказал Жюль Верн. - Будем уповать на будущее и неустанно трудиться.

- Я ждал, что вы скажете: и бороться, - шепотом добавил Легро. - Да, и бороться. И за будущее и за эту науку. Чтобы она не оказалась в руках наших угнетателей. О мой дорогой Жюль Верн! Вы могли бы зажечь в нас большой огонь, большую веру. Вас любят, вас слушают, вас знает весь мир. Кстати, Анатоль Франс горячо вступился за ткачей, - вы, наверное, читали его статью?

- Статью Анатоля Франса? - морща лоб, спросил Жюль Верн. - Гм... Мне прочтут ее, непременно прочтут, я напомню. О чем же пишет Франс в своей статье?

- О богатых и бедных, о том, что наше общество должно подумать и решить кое-какие очень важные вопросы. Анатоль Франс напомнил мне некоторые страницы Гюго...

- О, Гюго! .. - взволнованно произнес Жюль Верн, и в глазах его блеснуло молниевидное пламя; Полю Легро показалось, что собеседник его вдруг прозрел при одном упоминании имени великого писателя. - Гюго! .. - повторил Жюль Верн с нежностью и грустью. - Мне не забыть того дня, когда Гюго возвратился из изгнания, - я пробрался сквозь толпу и кинул алую розу под ноги лошади, впряженной в коляску, которая... Гюго стоял, и по лицу его катились слезы, а толпа...

- В этой толпе был и я, - светло улыбнувшись, сказал Легро. - Великий Гюго воспитал во мне гнев против угнетателей. Когда я читал его "Человека, который смеется", мне невольно вспоминался ваш капитан Немо. "Труженики моря" - тоже родня вашим героям.

- Что-то, значит, сделал и я... - не то спросил, не то подтвердил Жюль Верн и успокоенно продолжал: - В меру знаний и сил моих, понимания и желания служить будущему, я тоже с вами, друг мой... Мы начали, за нами придут другие, они будут сильнее и зорче нас, они поправят там, где мы ошибались, и, может быть, скажут, что мы жили и работали не напрасно.

- Они это скажут, непременно скажут! - убежденно проговорил Легро и осторожно коснулся руки Жюля Верна, крепко прижатой к груди. - Я утомил вас, простите!

- Это очень хорошее утомление, - растроганно произнес Жюль Верн. - Я прошу вас остаться у меня еще на один день, мы поговорим, вспомним прошлое; а сейчас не угодно ли пройтись по улицам Амьена со слепым стариком? Я хочу поразмять мои старые кости. Возьмите меня под руку, вот так. Ваш сын, - он здесь, с нами?

- Мальчишка куда-то выбежал, у него свои дела, дорогой Жюль Верн. Он счастлив, что повидал вас. О, сколько разговоров будет, когда мы вернемся домой! Держу пари, - ему никто не поверит, что он собственными глазами видел Жюля Верна, никто! Да и мне тоже...

Писатель и ткач вышли из дома. Закатывалось солнце, в маленьком городе было тихо, как на окраине деревни. Жюль Верн шел, опираясь на руку Легро, и ткач был горд и счаст-. лив, ему хотелось говорить о себе и своих друзьях, о людях и книгах, которые с детства учили его борьбе и вере в будущее.

- Сыну своему передайте те мысли, которые поведали мне, - сказал Жюль Верн, внезапно останавливаясь. - Ему придется жить в обществе, готовом к тому, чтобы, с одной стороны, воспользоваться величайшими открытиями и изобретениями, с другой стороны, уже и сегодня готовом к тому, чтобы употребить все эти открытия во зло. Но я верю в торжество науки, в конечную победу разума. Гюго... - вдруг снова вспомнил он это имя. - Я любил этого человека и его книги, я сознательно подражал ему, он учил меня той грамоте, которую не преподают в школе. Гюго...

- И я очень часто вспоминаю этого человека, - сказал Легро. - Извините, мой пострел куда-то улепетывает. Гюстав! Гюстав! Мы едем завтра! Черт знает; что делает этот мальчишка, - смотрите, смотрите, он дрессирует собаку!

Вечером на следующий день Поль Легро и его сын распрощались с Жюлем Верном. Писатель обнял ткача, расцеловал его, пожал руку, попросил почаще навещать.

- Я намерен предложить вам небольшую помощь... - сказал Жюль Верн, задерживая Легро у выхода из дома.

Ткач энергично замахал руками.

- Нет, нет, большое спасибо, - сказал он. - Мы ждем от вас новых книг, новых романов, дорогой наш друг! Будьте здоровы! И всегда помните о том, что мы любим вас!

Легро и его сын уехали.

- Когда придет Дювель, - сказал Жюль Верн Онорине, - распорядись, чтобы он немедленно перевел пять тысяч франков в отделение Национального банка в Лионе. И пусть укажет, что деньги эти поступают в фонд бастующих ткачей. От кого? Указывать не надо, - просто от кого-то, кто хочет помочь...

Глава восьмая

СЛАВА

Чем старше он становился, чем больше жил, тем богаче делалась его выдумка, тем смелее и фантастичнее чувствовали себя герои его романов. Они совершали воистину неправдоподобные вещи, изобретали нечто граничащее с чудом, но проходило немного времени, и жизнь подтверждала реальность того, что не так давно казалось сказочным. Происходило это потому, что Жюль Верн во всех своих замыслах опирался на науку, на точные данные физики, астрономии и химии, он лишь предугадывал развитие этих наук, окрылял их своей мечтой, страстным желанием видеть человека летающим на аппарате тяжелее воздуха, способным видеть какое-либо изображение на расстоянии; находясь под облаками, переговариваться с землей посредством таких аппаратов, каких не было при жизни Жюля Верна. Он провидел будущее, он видел человека свободным и счастливым, наивно предполагая, что для этого достаточно одной науки, не умея (сегодня это кажется странным) понять того, что эта наука в одних руках служит делу освобождения, а в других закрепощает человека, работающего на пользу эксплуататоров. Рамуйо и Гудон, владельцы механической мастерской в Амьене, преподнесли Жюлю Верну в день его семидесятилетия особый, как они назвали его, "рабочий станок для сочинения романов": доска с металлическими линейками, которые плотно и неподвижно держат лежащую под ними бумагу. Слепой Жюль Верн пишет чуть повыше этой линейки, чувствуя ее мякотью кисти; за два сантиметра до окончания строки звонок предупреждает о том, что линейка переместится на один сантиметр ниже. Тот же звонок сообщает, что линейка опустилась последний раз: страница кончилась, она уже вся исписана; спустя минуту линейка механически поднимается и снова прижимает вставленный чистый лист бумаги.