Борис Черток - Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам

• Название: Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
• Автор: Борис Черток
• Издательство: Машиностроение, 448 стр.
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-217-02935-8

Вторая книга воспоминаний (1-е изд. 1996 г.) видного ученого и конструктора ракетно-космической техники Б.Е. Чертока (первая выпущена издательством «Машиностроение» в 1994 г., переиздана в 1999 г.) тематически продолжает повествование о создании сложнейшей техники, буднях и праздниках многих ее творцов. В центре увлекательного рассказа — С.П. Королев и его ближайшее окружение в период с 1956 по 1961 год — напряженное время запуска в космос первого искусственного спутника Земли, первых межпланетных аппаратов, первого космического корабля с человеком на борту. Автор рассказывает и о годах своей молодости, когда он работал в авиационной промышленности. Книга адресована широкому кругу читателей.

---

На двух венерианских запусках 4 и 12 февраля 1961 года первые три ступени вели себя нормально. 9 марта состоялся пуск корабля-спутника с манекеном и собакой Чернушкой по предлагаемой для человека программе. Совершив один виток, корабль приземлился в положенном районе, в 260 километрах от Куйбышева. Собака Чернушка была продемонстрирована Владимиром Яздовским местным колхозникам. 25 марта 1961 года был запущен корабль 3КА с точно таким же радиооборудованием, которое было разработано Юрием Быковым для штатного пилотируемого корабля. Пуск прошел успешно. Присутствовавшие на полигоне космонавты могли убедиться в надежности радиосвязи на этапе выведения и при полете по орбите, пока корабль был в зоне видимости наших НИПов. Приземление прошло благополучно в районе Воткинска. На Землю вернулся манекен «Иван Иванович» и собака Звездочка — так накануне пуска ее окрестили по предложению Гагарина.

«Собака — друг человека». Эта истина оказалась справедливой и для космонавтики. Путь человеку в космос был проложен простыми дворняжками.

29 марта 1961 года состоялось заседание ВПК, заслушавшее предложение Королева о запуске человека на борту космического корабля «Восток». Заседание проводил Устинов. Он чувствовал историческую значимость предстоящего решения и, может быть поэтому, просил каждого главного конструктора высказать свое мнение. Получив заверения о готовности каждой системы и поддержку председателей Госкомитетов, Устинов сформулировал решение: «Принять предложение главных конструкторов…» Таким образом, его, Устинова, следует считать первым из высоких государственных руководителей, который дал «зеленый свет» запуску человека в космос.

3 апреля состоялось заседание Президиума ЦК КПСС, которое проводил Хрущев. По докладу Устинова Президиум ЦК принял решение, разрешавшее запуск человека в космос.

Весь день 4 апреля в ОКБ-1 прошел в организационных хлопотах по комплектованию самолетов людьми, документацией и грузами для отправки на полигон. Нельзя сказать, что решение Президиума ЦК КПСС было неожиданным. Тем не менее у каждого из главных конструкторов или их замов вдруг находились причины на день-другой задержаться в Москве, еще что-то срочно подготовить, доработать и в качестве ЗИПа (запасной инструмент и приспособления) вписать в ведомость самолетных грузов. Кроме запасных приборов и материалов неожиданно возникала необходимость в отправке ранее не предусмотренных никакими списками специалистов, без которых «ну никак нельзя обеспечить пуск».

Я на такие просьбы в соответствии с указанием отвечал: «Обращайтесь лично к Сергею Павловичу».

В большинстве случаев знавшие отношение Королева к такого рода забывчивости и неорганизованности со своими просьбами на него выходить не рисковали.

4 апреля мы должны были вылететь из Внуково вместе с Мишиным и Келдышем. Келдыш весь день задерживался, и вылет отложили до 23 часов. Во Внуково разразилась необычная для апреля снежная буря. Самолет облепило таким толстым слоем мокрого снега, что целый час его обливали горячей водой. Вылетели в 24 часа и сразу уснули до Актюбинска.

На «Ласточке» — так именовался аэродром полигона — сияло солнце. По случаю прилета Келдыша нас встречал сам начальник полигона генерал Захаров со свитой.

Королев счел нужным прибыть на полигон раньше космонавтов. С ним прилетели Марк Галлай и все главные конструкторы.

5 апреля на полигон прибыла вся команда космонавтов в сопровождении врачей, кинооператоров, репортеров.

6 апреля прилетел Константин Руднев — председатель Государственного комитета по оборонной технике (ГКОТ) и председатель Госкомиссии.

8 апреля на заседании Государственной комиссии было утверждено первое в истории задание человеку на космический полет: «Выполнить одновитковый полет вокруг Земли на высоте 180 — 230 километров продолжительностью 1 час 30 минут с посадкой в заданном районе. Цель полета — проверить возможность пребывания человека на специально оборудованном корабле, проверить оборудование корабля в полете, проверить связь корабля с Землей, убедиться в надежности средств приземления корабля и космонавта».

После открытой части заседания комиссия осталась в «узком» составе и утвердила предложение Каманина допустить в полет Гагарина, а Титова иметь в запасе. Теперь это кажется смехотворным, но тогда, в 1961 году, Госкомиссия со всей серьезностью приняла решение, что при публикации результатов полета и регистрации его в качестве мирового рекорда «не допускать разглашения секретных данных о полигоне и носителе».

В 1961 году мир так и не узнал, откуда стартовал Гагарин и какая ракета вывела его в космос.

Казалось, все, включая погоду, вселяло уверенность в успехе. Но мы ухитрялись сами себе создавать трудности для героического их преодоления. За три дня до старта Гагарина, 9 апреля, решили провести первый запуск новой межконтинентальной ракеты Р-9, в несекретном наименовании — «изделие 8К75». Это событие вклинилось в подготовку пуска Гагарина и многим из нас испортило последующий праздник.

Пуск Р-9 был назначен на 5 часов утра 9 апреля. Фактически он состоялся в 12 часов 15 минут.

Ракета простояла под кислородом в заправленном состоянии лишних семь часов в связи с поисками ошибок в схеме наземной автоматики управления заправкой. После долгих и мучительных попыток набора готовности ракета ушла со старта с непривычной для глаза резвостью.

Первый старт новой межконтинентальной ракеты, несмотря на доклад о преждевременном выключении второй ступени, был отмечен торжественным построением на стартовой площадке всех военных и гражданских участников. Перед строем выступил и поздравил всех с большим успехом маршал Москаленко, вслед за ним Руднев, с благодарностью к испытателям обратился Королев. Он был единственным, кто сказал, что у нас далеко не все прошло гладко, ракета не дошла до цели, нам предстоит над ней еще много работать.

Тут же, на площадке, после торжественного построения Королев доложил Москаленко и Рудневу, что поручает Мишину и мне немедленно приступить к разбору причин всех непорядков, имевших место при подготовке к пуску Р-9. Затем, отозвав нас двоих в сторону и хитро улыбаясь, объявил, что завтра мы с ним должны быть на «товарищеской встрече» на берегу Сырдарьи в «нулевом» квартале. «И прихватите с собой Леонида», — добавил он.

Встреча на берегу Сырдарьи была предложена Рудневым. Он уговорил Москаленко провести неформальную встречу с будущими космонавтами в узком кругу и поговорить по душам «без всякого протокола». Была даже задумана прогулка на катерах!

Для такого сбора использовали открытую веранду, выстроенную на берегу реки непосредственно на территории «маршальского нулевого квартала» десятой площадки. Веранда предназначалась для защиты от палящего солнца во время отдыха и прогулок высочайшего военного начальства. Для разговоров «по душам» на веранду, впоследствии получившую историческое название «беседка Гагарина», были поставлены столы, сервированные скромной закуской и разнообразными безалкогольными напитками. Собралось действительно тщательно подобранное общество, около двадцати пяти человек, включая шесть будущих космонавтов.

Гагарин и Титов, старшие лейтенанты, сидели рядом с маршалом Советского Союза Москаленко, председателем Госкомиссии министром Рудневым, Главным конструктором Королевым и главным теоретиком космонавтики Келдышем. Мне понравилось, что оба они совершенно не робели. По-видимому, все предыдущие процедуры их уже закалили. «Сухой закон» не способствовал застольному оживлению. Тем не менее все разговоры с тостами на минеральных и фруктовых водах получились действительно теплыми по сравнению с формальными докладами на ВПК и Госкомиссиях.

Королев говорил очень просто, без пафоса: «Здесь присутствуют шесть космонавтов, каждый из них готов совершить полет. Решено, что первым полетит Гагарин, за ним полетят и другие… Успеха вам, Юрий Алексеевич!»

Я впервые внимательно слушал и оценивал Гагарина, когда он говорил, обращаясь к собравшейся элите ракетно-космического сообщества, о возложенной на него задаче. Не было лишних красивых слов. Он был прост, ясен и действительно обаятелен. «Нет, не ошиблись в выборе,» — подумал я, вспоминая разговоры, длительные процедуры отбора кандидатур на первый полет.

До этой встречи у нас возникали «кулуарные» споры: Гагарин или Титов? Помню, что Рязанскому больше нравился Титов. Воскресенский сказал, что в Гагарине затаилась некая удаль, которую мы не замечаем. Раушенбаху, который экзаменовал космонавтов, в равной мере нравились оба. Феоктистов очень старался, но не мог скрыть своего желания быть на их месте. До встречи на берегу мне казалось, что оба кандидата слишком молоды для предстоящей всемирной славы.

— А ты знаешь, я вспоминаю Бахчи, — сказал Исаев. — В чем-то мы перед ним виноваты. В таком человеке я бы не сомневался. В полете на «Востоке» риска, пожалуй, больше, чем было на БИ. Но у меня так притупились эмоции, что переживаю здесь все гораздо спокойнее, чем тогда на Урале.