Борис Черток - Книга 1. Ракеты и люди

• Название: Книга 1. Ракеты и люди
• Автор: Борис Черток
• Издательство: Машиностроение, 416 стр.
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-217-02934-Х

В предлагаемой читателю книге (1-е изд. 1994 г.) описаны первые годы становления ракетно-космической отрасли, приведены малоизвестные факты: о соревновании с английскими и американскими специалистами по захвату научно-технических разработок гитлеровской Германии, о трудностях создания первых баллистических ракет, о походе с С.П. Королевым на подводной лодке и многое другое.

Б.Е. Черток – видный ученый и конструктор, один из ближайших сотрудников С.П. Королева. Ему довелось работать и общаться с выдающимися учеными, творцами и организаторами мощнейшей ракетно-космической науки и промышленности. Их живые портреты в конкретных обстоятельствах помогают объяснить успехи и провалы, многие страницы истории нашей космонавтики

Книга адресована широкому кругу читателей

---

Вторая заминка произошла на вилле Греттрупов. Фрау Греттруп заявила, что она не может морить голодом своих детей. Здесь у нее две прекрасные коровы, и, если их нельзя взять с собой, она ехать отказывается. Гельмут Греттруп объявил, что он без семьи не поедет. Последовала связь с руководством операцией. Оттуда немедленно пришел ответ: гарантируем, что прицепим к эшелону товарный вагон для двух коров и положим туда сена. Только кто будет их доить? Фрау поблагодарила и заявила, что это она готова делать сама.

И этот инцидент был исчерпан. Под наблюдением хозяев солдаты грузили вещи в «студебекеры» – все, что бы те не пожелали. Мебели, впрочем, было мало, ибо почти все немецкие специалисты жили на чужих квартирах и мебель им не принадлежала. Нагруженные машины с людьми и вещами отбывали к железнодорожной станции Клейнбодунген. Там на запасном пути стоял эшелон из 60 вагонов. Люди размещались в купейных пассажирских, а вещи под их наблюдением грузились в товарные.

Утром, когда я по притихшим улицам шел в институт, одиночные «студебекеры» и военные «виллисы» еще сновали по городу. Кто-то что-то забыл, кто-то хотел еще попрощаться с любимой женщиной. Персонал Серова безропотно удовлетворял такие просьбы.

Когда я появился у себя в кабинете, ко мне влетела первая красавица института, ведавшая нашим архивом и светокопией, фрау Шефер. Она была возмущена тем, что ее не арестовали и не увозят на работу в Советский Союз. Там у нее находится в плену муж и, если она будет в Союзе, она его наверняка найдет. «Почему меня не взяли?» Я объяснил, что взяли только инженеров и ученых, а специалистов по архивам, светокопии и машинисток в России хватает.

Но она не сдавалась и потребовала, чтобы я доложил Гайдукову. Вместо Гайдукова я позвонил в комендатуру, где находился временный штаб операции. Там после недолгого замешательства приняли решение: «Дайте этой фрау машину, пусть немедленно едет домой, собирает вещи и отправляется к эшелону».

Эвакуация архива института «Нордхаузен». Е.Я.Богуславский. Бляйхероде, 1947 год

Так фрау Шефер оказалась, может быть, единственной, которая уезжала в этом эшелоне в Россию совершенно добровольно.

Еще целые сутки вокруг эшелона продолжалась суета, пока все устроились, привезли все забытые в ночной суматохе вещи, снабдили всех обильными пайками и погрузили двух греттруповских коров.

Институт «Рабе»и институт «Нордхаузен» перешли в режим ликвидации.

Весь технический, обслуживающий персонал остался, коммерческий аппарат не дрогнул и, получив заверения, что никого из них увозить не будут, приступил к работе по ликвидации всех долгов. Нам предстояла еще большая работа по размножению и комплектации документации, свертыванию и упаковке лабораторного и производственного имущества, сбору еще не выполненных заказов у смежных предприятий. Большую помощь оказывали теперь офицеры БОН, которые тоже пока оставались в Германии.

Свертывание работ такого масштаба заняло у нас почти три месяца, и только в январе 1947 года весь основной советский состав института «Нордхаузен» с семьями прибыл в Москву на Белорусский вокзал.

Собранные ракеты, детали ракет для комплектации, станки, приборы, оборудование и автомобили, приобретенные нами в личную собственность, в том числе и королевкий «хорьх», прибыли в Подлипки раньше и были к нашему приезду уже частично «разукомплектованы».

Личный состав БОН вместе с переданной им материальной частью, несколькими ракетами А-4 и наземным оборудованием выехал из Тюрингии на строящийся Государственный центральный полигон только летом 1947 года.

Так закончилась наша двухгодичная деятельность в Германии по ракетной технике.

До сих пор идут споры о том, какое значение для развития отечественного ракетостроения имели немецкие достижения периода второй мировой войны.

Я попытаюсь коротко сформулировать свои ответы на этот вопрос. Во-первых, мы, американцы, англичане и французы, работавшие над новыми видами вооружения, убедились, что автоматически управляемые ракеты дальнего действия – это не далекое будущее, не фантастика, а реальность, что в дальнейшем этот вид оружия наверняка будет использован в гораздо более широких масштабах, чем это имели возможность сделать немцы.

Во– вторых, мы имели возможность не по литературе, а на собственном опыте изучить недостатки, слабые стороны немецкой техники и еще в Германии подумать о ее существенном усовершенствовании.

В– третьих, к ракетной технике было привлечено внимание всемогущей иерархии партийного, государственного и военного руководства. Постановление от 13 мая 1946 года есть прямая реакция на нашу деятельность в Германии и, конечно, в какой-то мере ответ на работы в США на базе той же немецкой техники.

В– четвертых, мы поступили правильно, организовав изучение и восстановление техники на территории Германии, обладавшей еще мощным техническим потенциалом, с участием немецких специалистов. Подобных по масштабам условий работы в первые два послевоенных года в нашей стране обеспечить было невозможно.

В– пятых, и это, может быть, один из самых важных результатов: за время работы в Германии была воссоздана не только немецкая техника. Королев как-то высказал очень правильную оценку работы советских специалистов в Германии: «Самое ценное, чего мы там достигли, -создали основу сплоченного творческого коллектива единомышленников».

Глава 4. Становление на родной земле В озвращение

Я пробыл в Германии 21 месяц. Большинство работавших в институтах «Рабе» и «Нордхаузен» советских специалистов значительно меньше: от 6 до 12 месяцев. Сам Королев пробыл в Германии около 15 месяцев. Будущие главные конструкторы будущей новой советской техники – Валентин Петрович Глушко, Николай Алексеевич Пилюгин, Виктор Иванович Кузнецов, Владимир Павлович Бармин, Михаил Сергеевич Рязанский, почти все их первые заместители и будущие ведущие специалисты-исследователи, конструкторы, технологи-производственники, военные испытатели – в общей сложности несколько тысяч человек – одновременно проходили на протяжении более года школу переподготовки, переквалификации и трудную школу «притирки», совместимости, знакомства друг с другом. Многие из нас обрели на долгие годы хороших друзей.

При создании больших и сложных технических систем возникало множество новых научно-технологических трудностей. Одна из них оказалась ранее не предвиденной. Требовалось отработать новые «системные» взаимоотношения между людьми – создателями всех элементов большой системы.

Этот фактор, чисто человеческий, имел исключительно большое значение после нашего возвращения, да и с самого начала нашей деятельности в 1947 году.

Вернулись спустя почти два года после победы, но в трудное, сложное время. Увлеченные новой областью творческой деятельности, открывающейся бескрайней перспективой, мы строили самые радужные планы на будущее ракетной техники. Оторвавшись от послевоенной московской действительности, до возвращения в Союз мы практически не испытывали обычных для советских людей того времени житейских забот. Окунувшись в первые месяцы 1947 года в новую для нас атмосферу, мы были вынуждены затрачивать время и энергию на «реадаптацию» на родной земле.

Далеко не каждый имел возможность, возвратившись из благоустроенной Тюрингии, поселиться в сносных даже по тогдашним послевоенным нормам условиях. Я с семьей – нас было четверо – вернулся в «надстройку НИИ-1» – дом № 3 по улице Короленко в Сокольниках. Здесь мы занимали две смежные комнаты. Две другие комнаты занимала семья сотрудника Совета Министров Российской Федерации, состоящая тоже из четырех человек. В квартире не было ни ванны, ни душа, один унитаз и один умывальник на всех – он же водопроводная кухонная раковина на общей маленькой кухне, дровяная плита, дрова для которой на пятый этаж надо носить из сарая во дворе, и, конечно, никакого лифта. После фешенебельной Виллы Франка в Бляйхероде требовалась психологическая адаптация. Многие нам еще завидовали: во-первых, в среднем по 6 квадратных метров на человека, во-вторых, хорошие соседи – женщины сразу подружились, а дети даже до сих пор, спустя почти полвека, остаются друзьями.

Королев только через год получил в заводском доме отдельную квартиру, недалеко от проходной, а почти весь 1947 год ночевал на диване в старой квартире на Конюшковской. После ареста в 1938 году его жене Ксении Винцентини и дочери оставили одну крохотную комнату.

Многие жили, где придется, на «птичьих правах». Это значит, что прописывали их в заводских общежитиях-бараках, чтобы был «порядок» в паспорте, а жили они уже без прописки у родственников, друзей или снимали комнаты в пригородных дачных поселках.

В Подлипках, где разместился наш новый ракетный центр – НИИ-88, только старые кадровые рабочие имели отдельные квартиры. Вновь принимаемых молодых специалистов и рабочих селили в бараках, которых понастроили очень много.