Сергей Чилая - Виварий

• Название: Виварий
• Автор: Сергей Чилая
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС Звездный мир
• Жанр: Триллер
• Год: 2004
• ISBN: 5-94850-303-8

«Серая» трансплантология стала главной темой романа «Виварий». Талантливые хирурги, поверив в собственную исключительность и безнаказанность, творят зло ради личной выгоды, умело манипулируя понятиями ответственности и долга... Лишь бигль из институтского вивария, мудрый говорящий пес, продукт генных технологий, способный любить и жертвовать собой, оказался способным противостоять злу.

Автор романа — профессор, доктор медицинских наук, крупный ученый, ученик Валерия Шумакова, много лет возглавлял Лабораторию экспериментальной кардиохирургии в Тбилиси, занимаясь вопросами трансплантологии и искусственных органов.

---

— Поменяемся местами, Ковбой-Трофим! Похоже, мы сейчас поскачем… Чур я наездник… — Она расстегнула и бросила на пол халат, задрала юбку, коротко прожужжав молнией и, бормоча что-то невнятное про седло, которое ей сегодня не понадобится и задаром, и пусть лежит себе в шкафу пока, и он может не беспокоится за целостность дорогой американской кожи, принялась отстегивать подтяжки на его брюках, потом резко раздернула молнию и замерла, выжидая…

Мяч был на его стороне, но Ковбой, утонувший в глубоком кресле, похоже, не собирался его отбивать, а если и собирался, то зачехленной ракеткой, и был на удивление задумчив и тих. Тогда Елена расставив ноги, присела на Ковбоевы колени и, устраиваясь поудобнее, обняла за шею и заглянула в глаза, стараясь растормошить, и прикоснулась к узкому сухому рту влажными губами, которые стали быстро набухать…, и не почувствовала под собой твердеющей плоти, и уже почти привычно расстерялась, не зная, как себя вести…

Спас телефонный звонок. Она вскочила резко, даже обрадованно, и стала энергично перебирать руками халат, ища в нем спасения и, наконец, нашла, и суетливо, боясь, что опоздает и забывая, что звонящий номер надолго впечатывается в память мобильника, выдохнула в трубку, не посмотрев, кто звонит:

— Дааа!

— Добрый вечер Ленсанна! Волошин… Простите, что так поздно… Алло!

— Да! Я здесь…

— Мне кажется, наше присутствие в Отделении и постоянные вопросы сильно утомили вас…

— Кажется?! —

— Простите… Не согласитесь ли вы встретиться со мной… неофициально?

— Что это значит?. — она все больше выходила из себя.

— Я бы мог заехать за вами… У меня с собой два билета…, — было заметно, что звонок дается ему с трудом. — Четверть-финал теннисного матча на «Кубок Кремля».

— Holy fuck! [29] Shove these shit tickets up your ass, Mr. Voloshin! [30] — первая реакция Лопухиной была до неприличия грубой. Лишь уверенность в незнании Валошиным нью-йоркского жаргона извиняла ее. Она была раздражена несостоятельностью Ковбоя, наглостью следователя и своей нереализованной сексуальной готовностью…, и нажала кнопку отбоя, что-то бормоча о теннисе, как недавно бормотала, загораясь желанием, про седла…

— Что он сказал? — полюбопытствовал Ковбой-Трофим не очень энергично и попытался не вставая пристегнуть подтяжки.

— Приглашал на теннисный турнир для неофициального вечернего допроса, — ответила Лопухина, наблюдая, как мучительно он задергивает молнию на брюках, кое-как справившись с подтяжками.

— Сейчас же перезвони, детка! Извинись и скажи, что согласна. — Ковбой жестко выговаривал, будто за очередную хирургическую ошибку…

— Не тяни! Звони! — он, наконец, встал с кресла и начал привычно расти, заполняя собой кабинет.

— Не могу!

— Звони! Без всякого американского жаргона, простым русским матом объясню сейчас, чем закончится твоя фронда! Хочешь?! Нет?! Все равно слушай! Женской колонией общего режима… И мечтать будешь, как о высшей благодати, чтоб тебя хоть раз в месяц трахали тамошние вертухаи… Звониии!

Он никогда не был так бесстыдно по-хамски груб и она растерялась, раздавленная бесконечной властью этого человека над собой и что-то бормотала опять, и крутила в руках халат бесцельно, забыв опустить юбку, и перебирала длинными ногами, не понимая причины его грубости и злости…

Дворец «Олимпийский» был заполнен наполовину: обычный московский винигрет с преобладанием спортивной одежды и редкого вечернего платья… Высокий Волошин в дорогом сером костюме в незаметную полоску и темной рубашке без галстука провел ее к ложе прессы и, наскоро раскланявшись с несколькими знакомыми, указал свободные места, подождал пока она сядет и посмотрел, наконец, долгим взглядом, выдавашим неувереность и беспокойство, и поправляя длинные светлые волосы, постоянно падающие на глаза, сказал, улыбаясь по-привычке:

— Был почти уверен, что играете в теннис и что сегодняшний матч доставит вам удовольствие… Только не знал, что так лихо управляетесь с нью-йоркским жаргоном.

Волошин помолчал, поправил волосы и опять посмотрел на нее, в ожидании реплики, а она не слышала, мысленно продолжая отбиваться от невиданной доселе хамской выходки Ковбой-Трофима, уничтожившей ее и лишившей аргументов в споре…

— Может, он прав, — уже готовая согласиться и повиниться, размышляла Лопухина. — Все, что я значу, что имею, умею, люблю… и хочу есть он, семидесятилетний Ковбой-Трофим, беспородный аристократ с замашками мальчишки-непоседы или студента-ловеласа, бесстрашно занимающегося любовью в туалете дорогого загородного кабака, академик с килограммом орденов и манерами скромного аспиранта-первогодка, гениальный хирург, имеющий все полагающиеся звания и гоняющий по миру за лошадинной утварью, неутомимый любовник…, ну с этим можно поспорить, — нервно улыбнулась она про себя и продолжала размышлять, глядя на зеленый ковер корта невидящими глазами:

— Это снаружи…, а что внутри, кроме тщательно скрываемых, может, даже от себя самого, криминальных манипуляций с донорскими органами и неучитываемыми трансплантациями, выполняемыми под давлением доктора Спиркина? Когда этот сукин сын заимел такую власть над Ковбоем…? Ты знаешь, Елена Лопухина?

— …драйвы с задней линии просто великолепны, не правда ли, Ленсанна? — донесся до нее голос Волошина и она с ненавистью посмотрела на него:

— Что вам угодно, господин Волошин?

— Хочу понравиться вам…

— Don't snow job! — скривилась Лопухина. — I'm not going to gripe session. Get lost! [31]

— Если вы под прессом обстоятельств согласились приехать сюда, постарайтесь обойтись без мазохизма… и без садизма, и не сводите счеты… Возможно, вам осточертело мое копание в Цехе…, но я следую букве закона и исполняю свой долг…

— Сейчас тоже?

— Я пригласил, чтоб сказать, что не враг вам…, может, не друг пока, но не враг… Не собираюсь делать заявлений по поводу работы Отделения. Знаю, что менеджмент ваш выше всяческих похвал…, как и результаты трансплантаций… А что есть там теневой бизнес тоже знаю, и вы в нем участвуете…, может, не по своей воле… Потому и помочь хочу… — Волошин давно не смотрел на корт, лишь изредка вместе с ней вздрагивая от внезапного рева болельщиков. — Мой долг сообщить вам об этом… И еще: несмотря на ненависть, что вижу в ваших глазах, вы мне нравитесь… и с каждым днем сильнее…

— Этот Волошин, как болезненный инфильтрат… То ли вскрывать…, то ли вести консервативно пока, — думала она, рассеяно глядя на теннисистов, до которых ей с ее собственной игрой кое-как было далеко. Она была неумелым игроком — a clunker[32], как, впрочем, и не очень хорошим хирургом, как постоянно утверждал Ковбой-Трофим, и к тому же посредственно владела английским. Только Фрэт выучил ее жаргону за последние месяцы… А в управлении Отделением ей не было равных, и она увлеченно и успешно играла роль топ-менеджера высокого класса, для которого бизнес — увлекательная игра…, прекрасный аналог жизни…

— Не рассчитывайте, что удасться заговорить меня добрыми словами, накормить ужином и затащить в постель, чтоб выпытать все криминальные тайны Цеха, что существуют в вашем воображении…, — сказала внезапно Лопухина и, подивившись себе, продолжала: — Будете назойливы и несносны, вам удалят здоровую почку и продадут в Германию… Вы звали меня на турнир? Повернитесь и начинайте смотреть…Третий сет в разгаре…

Матч был скушным…, без стержня и драматизма… Один из соперников явно доминировал на корте… Она только никак не могла взять в толк, кто именно… Дикторы постоянно взывали к порядку, а публика беседовала меж собой все громче, не обращая внимания на призывы, выпивала скрытно, закусывала, менялась местами, договаривалась о встречах, говорила по мобильникам и всякий раз опаздывала с аплодисментами…

Она не понимала, почему сделала то, над чем язвительно иронизировала несколько часов назад… и, с блаженой улыбкой, вытянув ноги, и потянувшись прекрасным телом, никогда не испытывавшим до этого подобного наслаждения, ни по масштабу, ни по продолжительности, сказала требовательно и властно: «Еще!», не потому что действительно хотела, а в надежде, почти исследовательской, услышать ставшее привычным в последнее время «Не сейчас, детка», и замерла в ожидании…, и почувствовала тугие с царапающей щетиной губы, которые опалив лицо сумасшедшим жаром, стали перемещаться вниз, бродя по телу без всякого плана, обжигая кожу, пока, наконец, не почувствовала и не прониклась сверхзадачей его действий и не стала помогать, втягиваясь в губительный ритм ласки, которая, и она уже знала это, должна была привести его губы… и этот колючий жаждущий рот в то единственное место, уже горячечное и болезненное, которое трепетно поджидало исцеления, истекая влагой мучительного нетерпения…

— …Вызовите мне такси, — попросила она, стоя у окна и глядя с высоты гостиничной башни на Красную Площадь в привычном красноватом мареве фонарей, туманную, всегда прекрасную не столько архитектурными шедеврами, сколько чувственным, почти реальным осязанием времени, которое здесь замедлялось, сопровождаемое вороньим криком, прессовалось и, наконец, замирало, каждый раз принимая новые формы и цвет…