Джейн Фэйзер - Возлюбленный враг

• Название: Возлюбленный враг
• Автор: Джейн Фэйзер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-013078-3

Вирджиния Кортни дерзко рискует жизнью, помогая роялистам, скрывающимся от головорезов Кромвеля, пока сама не оказывается пленницей сурового воина Алекса Маршалла, беззаветно верного своему солдатскому долгу. Однако красота и отвага юной роялистки пробуждают в нем чувства, которые пугают Маршалла своей необоримой пылкостью. Вирджинию тоже влечет к мужественному завоевателю, но любовь двоих, разделенных войной и враждой, — опасная игра…

---

— Нет, пусть остаются, майор, — медленно сказал Алекс, — Очевидно, что у них веские основания присутствовать здесь.

Он наблюдал за работой Джинни, пока не ушел последний солдат. И он очень много узнал. Хотя присутствие генерала вызывало некоторую неловкость, никто из солдат совершенно не стеснялся Джинни, которой они с поразительной легкостью рассказывали о симптомах своих недомоганий, болезненных, вызывающих смущение или тривиальных Она была веселой и деловитой, не бледнела при виде даже самых страшных ран и воспалений, давала советы с готовностью и без стеснения.

Как будущую хозяйку большого дома ее, безусловно, готовили отвечать за здоровье и лечение домочадцев и арендаторов, но опыт и умение Джинни намного превышали такие обычные обязанности. Пациенты относились к ней с уважением, которое оказывали бы жене своего лорда. Но они доверяли ей и как человеку, который был глубоко заинтересован в их проблемах и совершенно точно знал, что делает.

Когда Джинни и Алекс остались на кухне вдвоем, Джинни начала убирать инструменты и лекарства, ничего не говоря Алексу, который продолжал сидеть за столом. Он наблюдал, как она вымыла все с безупречной тщательностью в горячей воде, как старательно мыла руки. Он ни разу в жизни не видел, чтобы кто-нибудь делал эту работу с такой скрупулезностью. Ему не раз приходилось бывать в полевых госпиталях и наблюдать, как одно окровавленное тело сменяло другое на операционном столе; инструменты зачастую даже не вытирались, окровавленные повязки накладывались на гноящиеся раны.

— Почему ты так заботишься о чистоте? — наконец спросил он.

Джинни пожала плечами.

— Я не знаю точно причин, но получается, что заражение бывает реже, если рана содержится в чистоте. Одна женщина в деревне Фрешуотер многому научила меня и всегда подчеркивала, что чистота способствует заживлению ран. Но она тоже не объяснила почему. — Джинни засмеялась. — Дело простое и не занимает много времени, поэтому я и делаю это. — Последовало непродолжительное молчание. Потом она спросила: — Позволит мне генерал продолжать лечить его солдат?

— Думаю, что вопрос должен звучать по-другому: насколько охотно позволит генерал продолжать? — ответил Алекс. — Поскольку совершенно ясно, что помешать тебе генерал не в силах.

— Так генерал согласен?

— Иди сюда.

Когда она подошла к нему, он усадил ее к себе на колени.

— Алекс, сюда же могут войти, — запротестовала Джинни.

— Вряд ли, ведь все понимают, что нам с тобой нужно обсудить то, что не требует присутствия посторонних.

Джинни поцеловала его в нос.

— Может быть, генерал боится, что его авторитет пострадает, если все поймут, что я безнаказанно ослушалась его?

Алекс невольно улыбнулся.

— Если бы так обстояло дело, меня бы это огорчило. Некоторое время назад так и было, но с тех пор, как неистовая цыганка вторглась в мою жизнь, я усвоил несколько уроков. Ты можешь свободно общаться с солдатами, поскольку никакой опасности для тебя нет, а я боялся только этого. Однако ты не свободна, Джинни, по крайней мере, пока идешь с полком. Будут приказы и ограничения, и с некоторыми из них ты не будешь согласна: может, и не поймешь их, но ты должна подчиняться им, даже если у меня не будет времени, чтобы объяснить тебе, что побудило меня отдать такой-то приказ. Джинни сидела у него на коленях и обдумывала его слова.

— Я соглашусь при условии, что ты все объяснишь мне при первой же возможности и при условии, что согласишься выслушивать мое мнение, каким бы неприятным оно тебе ни показалось. — Она подчеркнула свое заявление коротким и решительным кивком головы.

Алекс расхохотался.

— Вы преуспели в искусстве вести переговоры, госпожа Кортни. Вашим талантам нет числа. Значит, мы договорились. — Он снял ее с колен и встал; лицо его приняло серьезное выражение. — Мы выступаем в Шотландию завтра. Поход будет тяжелым, дорогая. Остается надеяться, что ты не пожалеешь о своем выборе.

— Не думаю, что у меня вообще был выбор, — ответила она серьезно. — Разве ты не говорил, что я не могу покинуть тебя так же, как и ты не можешь оставить меня? Я последую за тобой к вратам ада, любовь моя, каковы бы ни были наши разногласия.

Не в силах вымолвить ни слова, Алекс обнял ее, и они прижались друг к другу, пылко подтверждая абсолютную верность любви, которая возникла ниоткуда, внезапно и от которой некуда было деться.

Часть вторая. Когда любовь трудна и безрассудна

Глава 16

— Клянусь Богом, этот северный климат только дьяволу сгодится! — Гилл Кортни, недовольно фыркнув, опрокинул обжигающее содержимое жестяной кружки в рот и захромал к двери лачуги, дававшей явно недостаточную защиту от дождя, заливавшего окрестности Нортумберийских холмов. Правда, обитателям лачуги еще повезло по сравнению с солдатами, пытавшимися укрыться от дождя под парусиновым навесом.

— Успокойся, Гилл. Выпей еще бренди. — Лорд Питер Оттшор подтолкнул к нему бутылку, переглянувшись со своими товарищами. Все они с готовностью посочувствовали бы человеку, которому старая рана из-за сырости и холода не давала покоя. Гилл Кортни был при смерти почти два месяца, все жуткие недели отступления, и только чудо спасло его ногу. Он все еще недостаточно окреп, даже после восемнадцати месяцев пребывания в горах Шотландии, после падения Оксфорда. Но Кортни было трудно сочувствовать. Невыдержанный и резкий, он при любой возможности ссылался на ранение, чтобы уклониться от службы.

— Господи, ну и жалкое жилье мы нашли, — Джеймс, герцог Гамильтон, командующий силами роялистов, распахнул плохо державшуюся дверь, похлопывая намокшей перчаткой по ладони. Он швырнул шляпу с обтрепанным пером в угол, на утоптанный земляной пол. — Остается надеяться, что на юг от Дарема мы доберемся раньше, чем мятежники настигнут нас. Этот сброд, вон там, — презрительно указал он на лагерь, — не имеет ни малейшего представления о службе. Нам нужно использовать каждую возможность, чтобы как-то обучить их.

— Новобранцы не смогут противостоять закаленным в боях солдатам парламентской армии нового образца, — согласился с ним светловолосый полковник. — Но трудно учить их в такую погоду. Бедняги и так уже промокли до нитки, а обсохнуть негде.

— Им это только на пользу пойдет, — ворчливо сказал Гилл Кортни. — Лишь бы не поджали хвост и не кинулись бежать, как только увидят Кромвеля.

— У вас нет оснований обвинять их в трусости, Кортни, — сказал герцог Гамильтон с легким недовольством. — Они не обучены и нуждаются в том, чтобы их приободрили, а не осуждали без всяких оснований. Разве вы не разводящий часовых?

Гилл Кортни вспыхнул, недовольно пробормотал, что это действительно так, нахлобучил шляпу и вышел из лачуги туда, где его поджидала отвратительная погода. Восемнадцать месяцев он провел с этой проклятой армией, восемнадцать месяцев боли и неудобств, а впереди — лишь перспектива боя, равносильного самоубийству, ведь новобранцев кинут против прекрасно обученных, дисциплинированных и опытных солдат парламентской армии нового образца. Будь у него хотя бы капля здравого смысла, он с самого начала не вмешивался бы в эту войну, но его чертова жена попрекала его смертью своего отца, даже его мать, хотя и рыдала, все же говорила, что он единственный во всей округе не встал на сторону короля. Ну и где же, черт возьми, они сейчас — и жена, и мать? Кто-нибудь должен был доставить им сообщение, что его тяжело ранили, но отступление было таким беспорядочным бегством, что дальнейшая связь с ними стала невозможной. Если бы он был в сознании, а не сходил с ума от боли, то настоял, чтобы его доставили назад, в Дорсет, но его отправили вместе с обозом, потом мучили хирурги… И теперь, как только шел дождь (а он практически не прекращался), боль в бедре вспыхивала с новой силой, и всем на это было наплевать. Насколько он помнил, Вирджиния умела немного лечить. Конечно, не нежным обращением — тихим шепотом и прохладными руками, абсолютным вниманием к каждому его желанию еще до того, как он высказал его. Нет, она делала настои и мази, которые притупляли боль.

Вирджиния, его жена, связана с ним нерушимыми узами долга. Но она почему-то противилась этому долгу. Он не мог привести конкретного примера, но знал, что это так. Она не спорила с ним, была покорной, лежала под ним без звука, ухаживала и оказывала ему внимание, как и подобает жене. Но она не была по-настоящему покорной, верной своему долгу. Мать с самого начала поняла это, пыталась обуздать невестку, поощряла сына утверждать свою власть над ней любым способом. Но в серых глазах Джинни было что-то такое, что мешало ему применить физическую силу и даже пугало его. Он подумал, что в будущем все изменится. Война и раны сделали его жестче, и никакие слабые женские протесты не подействуют теперь на него. Ее образ промелькнул перед его глазами, и плоть дрогнула. У него не было женщины целых восемнадцать месяцев. Если будет на то воля Господа, он вернется к той, что принадлежит ему, которой можно пользоваться в любой момент, как только пожелает ее властелин.