Лео Франковски - Инженер Средневековья

• Название: Инженер Средневековья
• Автор: Лео Франковски
• Издательство: ACT, ЛЮКС
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2004
• ISBN: 5—17—026497—6, 5—9660—0449—8

Конрад Старгард — обычный инженер — несколько удивился, оказавшись в далеком прошлом своей страны, однако не стал терять времени даром… В рекордные сроки он — последовательно — умудрился попасть в руки Инквизиции, выйти сухим из воды, сделаться рыцарем, нажить кучу врагов, обзавестись десятком верных вассалов и построить город высоких технологий в самом сердце мрачных Темных Веков…

---

— Спасибо, отец! Я справлюсь. Что занесло тебя в эту глушь?

— «В эту глушь»! Еще одна интересная фраза. Ответ проще простого. Я был в Риме и получил назначение в Краков. Чтобы добраться из точки «А» в точку «В», нужно пройти расстояние между ними.

— Ну, если ты истинный последователь Эвклида, твой маршрут должен пролегать намного западнее, через Францию и Германию, или по крайней мере севернее, через Моравские ворота, — заметил я.

— Дорога через Германию, может, и легче, но намного длиннее. Разве ты ничего не смыслишь в картах? И потом, тебе следует знать, что император Священной Римской Империи — хотя она вовсе не Римская, вовсе не Империя, и далеко не священная… — так вот, он вовсе не император! В лучшем случае он нечто вроде представителя пестрого лоскутного одеяла немецких городов-государств, которые навязывают свою власть во всех концах христианского мира. Он получил в наследство Сицилию, получил власть над Миланом и Флоренцией и угрожал Его Христианнейшему Величеству королю Франции Людовику IX! По невероятной глупости князя Конрада Мазовецкого немецкие рыцари были приглашены — обрати внимание, приглашены! — в Северную Польшу! И эти так называемые Рыцари Креста теперь убивают бедных диких пруссов целыми деревнями!

Я по незнанию наступил на его больную мозоль, и он говорил без остановки почти целый час. Как выяснилось, император Священной Римской Империи Фридрих II — который также являлся королем Сицилии, Рима и кем-то еще — владел большей частью Италии, а остальное принадлежало Папе Римскому. Они начали войну, и проклятые немецкие купцы на службе у Фридриха II имели невероятную наглость разгромить доблестных христианских рыцарей Папы (которые также были купцами) — вот почему казна оказалась пуста, и некому было оплатить дорогу священнику. Более того, эти немцы тайком, а иногда даже в открытую, вторгались в Польшу, захватывали польские города и основывали монастыри, в которые поляки не допускались.

Мой дядя в 1944 году во время варшавского восстания был подпольщиком. Он ненавидел немцев, но по сравнению с ненавистью этого добрейшего человека, шагавшего сейчас рядом со мной, его ненависть была сродни отвращению к капусте.

Когда мы, наконец, остановились, чтобы перевести дух, я сказал:

— Ты совершенно прав. Я полностью с тобой согласен. Пожалуйста, скажи мне, почему ты не пошел через Моравские ворота?

— Вначале я и собирался пойти этой дорогой вместо того, чтобы взбираться на Бескиды. Я прошел пешком через Италию и попросил, чтобы меня взяли на корабль (я отработал свой проезд), который плыл через Адриатическое море до Фиуме в Далмации. Затем пересек Динарские Альпы в Хорватии — каких-то двадцать миль на карте, но в действительности четыре дня ходьбы. Потом я вновь работал на речном корабле, плывшем по Саве к Дунаю, нашел еще один корабль и поплыл вверх по Дунаю. Я собирался доплыть до Моравы, через ворота, затем вниз по Одеру, через Вислу, и так до Кракова. Это вполне разумный путь. Но оказалось, что судно идет по Вагу, а не по Мораве. Сезон заканчивался, и вряд ли можно было найти другое. Я вспомнил карту: от верховий Вага не более тридцати миль через Татры до Дуная, а оттуда можно добраться в Краков до наступления зимы. Так я и сделал, но переход занял шесть дней. Татры лучше Альп, но намного северней, и я пересекал их на два месяца позже.

Было уже совсем темно. Снег перестал падать, и небо прояснилось. Каждый турист знает, что ясная ночь всегда холодная. Снег начал скрипеть под моими ботинками и босыми ногами священника.

— Ты хочешь сказать, что пересек Татры в одиночку? Босиком? В такую погоду?

Из-за облаков показалась полная луна, и на его лице я увидел то выражение, с которым сам смотрел на толстых автолюбителей. Но он сказал лишь:

— Видишь ли, Бог дает нам свет, а значит, и надежду. Мы пойдем дальше.

Я скатал и упаковал спальный мешок еще днем, когда мы покинули привал, и, все время догоняя этого коротышку, отлично согревался. Но сейчас я начинал замерзать.

— Отец, я собираюсь разрезать спальный мешок — то, что ты назвал моим «одеянием». Одну половину я дам тебе.

— Не порти свои вещи, сын мой, и не надо останавливаться, чтобы распаковывать накидку. Мы скоро найдем укрытие — по запаху чую.

Я не чувствовал никакого запаха, кроме снега и сосен.

— Отец, как тебе это удается? Как ты можешь ходить босиком по скрипучему снегу?

— Ладно, открою тебе тайну, которая не должна быть тайной. Когда ты чист сердцем, ты обладаешь силой десятерых. Конечно, лучше всего, чтобы сердце было чисто от Господней любви, но сойдет и любая другая чистота. Чистая честь или чистая жадность. Чистая ненависть или даже чистое зло. Человека ослабляют только противоречия и внутренние конфликты. Но хватит об этом. Мы кое о чем забыли, а мне скоро придется представлять тебя. Мое имя отец Игнаций Серпиньский.

— Очень рад познакомиться, отец Игнаций. Меня зовут Конрад.

И здесь у меня возникла проблема. Вы должны понять, что я поляк. Все мои деды, прадеды и пращуры были чистокровными поляками. Но почему-то моя фамилия — Шварц. А после часовой тирады отца Игнация о немцах я не хотел сообщать ему свою фамилию.

— Просто Конрад? Ну, тут нечего стыдиться. У многих людей одно только имя. Скажи мне, где ты родился?

— В Старгарде.

Старгард — небольшой городишко на северо-западе Польши. Это название появилось в те времена, когда на одном из торговых путей выстроили склад. Затем для защиты склада был построен замок, вокруг которого впоследствии выросло поселение.

— Значит, будешь зваться Конрадом Старгардским. Ну вот, мы и пришли. Эй, вы! Могут ли попросить у вас пристанища два странника-христианина?

Я даже не подозревал, что мы пришли к какому-то жилищу — до тех пор, пока чуть не наступил на него. Оно едва достигало метра в высоту и напоминало горку соломы. Мы услышали внутри какую-то возню.

— В здешних краях часто на зиму роют землянки. Это хорошая защита от холода.

В соломенной крыше появилось отверстие.

— Добро пожаловать, святой отец, и твой друг тоже. Но я могу предложить вам лишь место на полу у огня. Никакой еды, вы же понимаете.

— Конечно, понимаем, сын мой. Ты не был бы праведным христианином, если бы не заботился в первую очередь о своей семье. А о нас не беспокойся, у нас есть пища. Ты дал нам ночлег, а значит — спас наши жизни, иначе мы бы погибли в такой холод. Я — отец Игнаций Серпиньский, а моего друга зовут Конрад Старгардский.

Мы спустились по грубо сколоченной лестнице в прямоугольное помещение, освещенное маленьким костром посередине.

— Я — Иван Тарг. Вот моя жена Мария. Мои сыновья: Сташ и Владислав. Моя дочь, крошка Мария. Тише, мальчики! Уступите место нашим гостям!

Дети отошли в сторону, освободив место примерно в два квадратных метра с одной стороны огня. Я постелил на землю свой дождевик, а сверху раскатал спальный мешок. Потолок был достаточно высоким, чтобы все они могли стоять в полный рост. Мне же пришлось согнуться почти пополам.

Когда мы уселись, я шепнул священнику:

— Я знаю, что нам не предложили ужин. Как по-твоему, мы должны что-нибудь предложить им?

— О да. Это будет очень любезно с нашей стороны. Я как раз собирался это сделать. — Он повернулся к хозяину. — Иван, мы еще раз благодарим тебя за твое гостеприимство и оказанную нам помощь. Ты окажешь нам честь, если примешь от нас небольшой знак нашей благодарности.

Его слова, казалось, были установленным ритуалом. Он медленно открыл одну из своих котомок — ту, которая с откидной крышкой, — и вытащил оттуда большой кусок жирной колбасы и кусок довольно зрелого сыра. Ни то, ни другое не было завернуто в бумагу или фольгу. Он вытащил из-за пояса нож и разрезал каждый кусок на две части, а затем убрал две половины обратно в котомку. Остальное же разделил на семь равных частей и раздал каждому — в том числе и себе — по куску колбасы и сыра.

Все ели с удовольствием и кивали в знак благодарности. Несмотря на мой скепсис относительно чистоплотности, я тоже ел. Ритуал есть ритуал, и нельзя оскорблять человека, который помог найти убежище в такой холод.

Теперь, очевидно, настала моя очередь. Я покопался в своих запасах пищи — надо сказать, они уменьшались на глазах, — стараясь найти что-нибудь такое, что можно разделить, но чтобы оно было не замороженное. Наконец я нашел двухсотграммовую плитку шоколада. Развернув ее, я увидел, что плитка поделена на 14 квадратиков — очень удобно. Следуя ритуалу священника, я разломал шоколад напополам, а затем одну половину на семь равных частей и угостил всех присутствующих.

Я дал один кусочек пятилетнему мальчику, но тот с недоумением взглянул на меня.

Он не знал, что такое шоколад.

В моем мире есть безумцы и есть святые. Есть убийцы и есть люди, которые живут в норах под землей.

Но нет ни одного мальчишки, который бы не знал, что такое шоколад. По крайней мере в двадцатом веке. Я больше не мог противостоять правде, с которой сражался весь день.