Евгений Федоров - Наследники

• Название: Наследники
• Автор: Евгений Федоров
• Издательство: Молодь
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

---

— Подойди ближе! — Пугачев поднял пытливые глаза на Грязнова. — Узакониваю тебя полковником яицкого полка, и ныне быть тебе ближним моим охранителем. Служи честно, а я, государь, тебя не забуду…

К Пугачеву подходили другие; для всякого он находил умное и твердое слово. Отпустив всех, он поднялся и, построжав, крикнул окружавшим его сподвижникам и башкирским старшинам:

— В поход, детушки! В поход!..

Чумаков откинул полы шатра, и Пугачев, слегка качнув головой атаманам, скрылся за белым пологом.

На душе у Грязнова стало бодро, легко, словно хмельная кровь переливалась по жилам, ободряющее слово Пугачева, будто живой росой, освежило его. Он взглянул на горы, на сияющие под солнцем леса, на синее небо и потянулся до хруста в костях: «Эх, скорей бы переведаться с супостатами!..»

И мнились ему старые дороги через степь, через камни-шиханы, через чащобы на знакомую Челябу, на Кыштымский завод. «Погоди, еще погуляем по знакомым местам!» — бодрясь, подумал он.

В горячем зыбком мареве колеблется бескрайная степь. В чистом небе чертят плавные круги остроглазые орлы, высматривая добычу. Но пустынно, безмолвно кругом. Напрасен орлиный дозор: ни овечьих отар в степи, ни конских косяков — откочевали ордынцы в глубь ковыльных просторов, следом за стадами ушли волки. В сизом мареве по степи с полудня на полуночь редкими городищами сереют деревянные крохотные крепости Верхнеяицкой дистанции: Магнитная, Карагайская, Кизильская, Петропавловская, Степная. Во всех этих крепостцах еле-еле набиралось до тысячи ратных людей да десятка три орудий. Только над старым Яиком-рекой, при устье Урляды, стоит хоть деревянная, но крепкая своими валами, заплотами и сильным гарнизоном Верхнеяицкая крепость.

Пугачев решил умно: «Первая неудача обернется бедой, а маленький успех окрылит людей».

Решил он миновать Верхнеяицкую крепость и ударить на Магнитную. Двигаясь по станицам и селениям, забирая годных коней, скот, запасы хлеба, пятитысячное войско Пугачева прошло мимо Верхнеяицка.

Комендант крепости этой станицы полковник Ступишин, столь храбрый с одинокими башкирами, при виде пугачевского войска изрядно струсил и пустился на воинские хитрости. По его наказу за валами наставили обряженные чучела, за тыном выставили обожженные шесты, издалека схожие с пиками. Звонили в колокола в крепостном соборе, где хоть и теплились перед образами лампады, но было пусто. Весь народ, и стар и мал, производил в городе шумы, изображая большой воинский лагерь…

Пугачев на тонконогом белом коне остановился на Извоз-горе. Внизу у ног, за синей лентой Яика, лежала крепость. Емельян Иванович долго всматривался в серые деревянные заплоты, в улочки города; насмешливая улыбка блуждала по его лицу.

Грязнов не стерпел, на Воронке быстрым махом пустился к реке. Редкие пульки провизжали мимо, но полковник даже ухом не повел; подъехав поближе, выглядел немудрые хитрости коменданта.

Смех подмывал его.

«Плохи дела, коли головешки для устрашения выставил», — подумал он и во всю прыть помчал в гору. Еле сдерживая радость, указывая на заплоты, Грязнов крикнул Пугачеву:

— Батюшка-государь, схитрил старый плут Ступишин! За тыном головешек натыкал.

— Тишь-ко! — сверкнул злыми глазами Пугачев. — Сам вижу.

Лицо его стало сурово, замкнуто. Он властной рукой тронул повод, конь послушно повернулся и пошел под гору. За ним затрусил Воронко. За горой быстро скрылся крепостной городок. Набежавший ветерок шевельнул конские гривы. Пугачев оглянулся на атамана и сказал в глубоком раздумье:

— После рассудим, кто кого обхитрил…

Воинство, обтекая гору и Каменные сопки, что синели на юге от Верхнеяицка, обошла крепость и на другой день, словно выхлестнутое сизым маревом, встало шумным кольцом под Магнитной.

Люди горячились, рвались в битву. Пугачев на полном скаку подъезжал к крепостным воротам.

— Детушки, детушки! — закричал он. — Против кого идете? Аль не признали меня, государя вашего?

Из-за крепостного вала выглянул седоусый капитан.

— Я тебе, сукину сыну, покажу сейчас! — погрозил он кулаком и скомандовал притаившимся стрелкам: — По вору — огонь!

В степной тишине прозвенели редкие выстрелы. Грязнов кинулся вперед, ухватил пугачевского коня за повод:

— Остерегись, государь!

— Уйди прочь! — закричал Пугачев. — Знай свое дело!

Он оглянулся на бегущие толпы и закричал им:

— За мной, детушки!..

Но из крепости дружно отстреливались. Не добежав до заплотов полусотни шагов, порастеряв раненых, толпы повернули назад. Они увлекли Пугачева. Белый конь широким махом вынес его вперед. На полном скаку он остановил коня, крепко взнуздав, повернул обратно, вздыбил его и врезался в людскую гущу. Давя людей, широко размахивая плетью, Пугачев стал хлестать их.

— Куда ж вы? Чего спугались, лукавые? Назад, назад! — кричал он и гнал толпы на крепость.

Из-за тына раздавались частые дружные залпы… Грязнов выскочил вперед, прикрыл собою Пугачева.

— Прочь! — озлился Емельян Иванович. — Доколь глаза будешь мозолить? — Смуглое лицо его в злобе перекосилось. Ощерив крепкие зубы, Пугачев схватился за клинок.

В эту минуту вражья пуля ударила Воронка. Конь заржал и опрокинулся, загребая копытами землю. Грязнов вскочил. Пугачев, сжав скулы, обхватил правой рукой левую и отъехал прочь. На парчовой бекеше его заалела кровь…

«Пропал конь!.. Государя изувечили!» — с горестью подумал Грязнов и следом за Пугачевым побрел прочь от крепости…

Рука Пугачева вспухла, посинела. Сильный жар одолевал тело. Он валялся на войлоке в палатке и горько жаловался:

— Николи того не было! На царей пули еще не отливались. Эта, видать, наговорная! Колдун офицеришка!..

Ночь темным пологом накрыла степь. Нарушая тишину, за дальним ильменем провыл одинокий волк. Пугачев вышел из палатки, взглянул на звездное небо, тихо обронил:

— К полуночи месяц взойдет… Коня! — властно сказал он Чумакову.

Емельяну Ивановичу подвели белого скакуна. Поддерживаемый близкими, он, морщась от боли, взобрался в седло.

В эту пору по овражкам, рытвинам к заплотам крепости, как черные неслышные тени, крались охотники. Загремела пальба, за валами тревожно забил барабан, но было поздно, — под ударами топоров трещали ветхие, иссохшие от степных ветров бревна, рушились тыны.

И тогда Пугачев на своем скакуне выехал вперед; с толпами разъяренных дневной неудачей людей он устремился в пролом. С развевающейся гривой его конь носился по крепостной улочке и давил потрясенных ужасом защитников…

Из-за холмов выплыл багряный месяц, осветил степь. У темных крепостных ворот кричали обозленные пугачевцы:

— На перекладину их!..

Мужики вешали усатого коменданта крепости и его жену.

За гарнизонной избой занималось пламя. Багровые отсветы озарили темное степное небо. Прилетевший ветер пахнул в лицо гарью.

Над широким Яиком тянулись горькие дымы; дотлевали бревенчатые домишки Магнитной. Кругом пепел и запустение. На пожарище копошились бездомные одинокие псы.

По ковылю, по дорогам ветер-гулена славу разнес. Днем и ночью в пугачевский стан прибывали конные башкиры, ордынцы, заводчина. Животворной водой оросилась степь, ожила, зашумела. Под звездами на глухих дорогах заскрипели телеги, ржали кони; горы и степь изобильно рождали недовольных, и спешили они теперь под Магнитную. Росло пугачевское воинство и, как вешний поток, выходило из берегов.

В стане над Яиком белел большой шатер, а в нем на войлоках метался батюшка; все тело его горело и томилось от боли. Ивашка Грязнов склонился над ним:

— Дозволь, государь, привести лекарку. Знаю тут одну в степи.

Пугачев покривился от боли.

— Зови, дай облегченье… — обронил он, устало опустив голову.

Ивашка вскочил на коня и поскакал к ильменю, к знакомой балочке. Вот и воды блеснули, и низинка распахнулась! Как и в прошлый раз, подле родника вился дымок, у костра сидела старуха. Приложив дрожащую ладонь к глазам, она пристально вглядывалась в подъезжавшего конника.

— Заждалась тебя, родимый! — низко поклонилась она казаку.

— Ой, что ты? — Грязнов суеверно покосился на старуху. — Отколь тебе, бабка Олена, было ведомо, что наеду сюда?..

— Сердце вещее подсказало, что не миновать тебе и в третий раз меня, старую…

Она смолкла, помешала в чугунке.

— Ты что ж, полудневать собралась? — спросил казак и заглянул в котелок. В нем кипела-пузырилась чистая водица.

— Отполудничала и отужинала, сынок! — скорбно отозвалась ведунья. — Поприела все. Годы мои вышли, и собралась я, крестничек, в дальнюю дорожку. Вот и лапоточки надела…

И впрямь, на ногах старухи белели липовые лапоточки. В чистом сарафане празднично и торжественно выглядела бабка.

— Никак на Кыштым собралась? — воззрился на старуху Ивашка.