Евгений Федоров - Наследники

• Название: Наследники
• Автор: Евгений Федоров
• Издательство: Молодь
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

---

— Батюшка! — Мосолов схватил руку Демидова.

Рука была ледяной, твердой. Опущенная, она со стуком упала на поручень кресла.

— Отошел! — задрожал всем телом Иван Перфильевич и разом ожил: — Во имя отца, и сына, и святого духа! Отошел, отцы…

Он толкнул хозяина в грудь, покойный качнул головой и вновь замер отупевшим болваном.

— Вправду отошел! — Радость волной захлестнула Мосолова, он еще раз оглянулся на дверь и проворно запустил руку за ворот покойника. Ловким движением вытащил цепочку с ключиком. Чуть слышно звякнуло, но Мосолову показалось — зазвонили колокола. Он прикусил губы, застыл в ожидании. Но никто не вошел, никто не прошумел. Из коридора доносился далекий богатырский храп.

«Слава тебе господи, сон-то у дворовых крепок!» — успокоился приказчик, подошел к двери и закрыл ее на засов. Быстро и проворно он отодвинул портрет Никиты Демидова-отца. Пронзительные цыганские глаза грозно глядели на приказчика.

— Грозишь, скаред! — Мосолов отступил в сторону, стараясь уйти от взора владыки. Ему было страшновато: казалось, Демидов готовится выпрыгнуть из рамы; вот очнется он да и съездит Мосолова костылем по голове. И тогда по хоромам раскатится его зык: «Люди, сюда! Хватай вора!..»

Приказчик кинулся к тайничку, отпер его. Словно волшебством он выпустил из ночной тьмы чудесную жар-птицу: искрометным огнем засверкали перед ним драгоценные камни. Кроваво пылали рубины, зеленым морем переливались изумруды, благородные самоцветы…

— Мать моя! — задохнулся от жадности Мосолов и дрожащими руками стал торопливо сгребать богатство…

Он тщательно, по-хозяйски, обшарил тайничок и, не найдя ничего больше, закрыл его и подвинул портрет на старое место.

Покойник сидел с выпученными глазами. Он больше не пугал Мосолова. Ощущая богатство, свою ловкость и проворство, приказчик на этот раз смело подошел к паралитику, накинул ему на шею цепочку с ключиком и опустил ее за воротник.

— Ну, теперь стереги! — осмелев, прошептал он и направился к двери…

В эту минуту позади него прогудел хрипатый голос:

— Стой, ворюга!

Мосолов обмер, по спине побежал резкий холодок. Перед ним стоял потемневший Охломон. Мужик занес руки над приказчиком.

— Или даешь толику, или сейчас скличу людей! — Он протянул цепкие корявые пальцы к шапке, наполненной самоцветами.

Мосолов хотел отбить руку, но, взглянув в лицо Охломона, понял все и покорился.

— Возьми, только оставь и мне долю…

Охломон сгреб горсть драгоценных камней и, завернув тряпицей, упрятал в карман. Заметя в шапке крупный самоцвет, пылавший заревом, он цапнул его, и не успел Мосолов перехватить самоцвет, как Охломон раскрыл рот и проглотил камень.

— Ништо, и это не уйдет! — скривив лицо, пошутковал он и отступил к порогу. — Ну, а теперь беги. Пора! — Он открыл дверь и вытолкал Мосолова в коридор.

Когда стряпуха истошно закричала на все хоромы: «Ратуйте, смертушка!» — Охломон лежал на своем обычном месте и спал крепким сном. Его растолкали, так как боялись без мужика войти к остывшему барину.

— Господи-спасе! — перекрестился Охломон. — Никак и впрямь хозяин отошел?..

Комната наполнилась холопами, хожалками, стряпухами. Паралитик сидел холодный, тихий. Кругом все было нерушимо, тихо, и старый владетель хором Никита Антуфьевич по-прежнему поглядывал из рамы и буравил людей колючими глазами.

— Куда же я теперь без моего господина? — упал перед креслом Охломон и предался неутешному отчаянию.

Из-за плеч дворовых выглядывало круглое потное лицо Мосолова. Старый приказчик на этот раз не совался вперед. Разглядывая Охломона, он хмурился.

«Неповоротлив, лешак, а каких дел наделал! Ну и хитер, домовой…» Ему вдруг стало ясно, почему нежданно-негаданно отошел Никита Никитич Демидов. Мосолов склонил голову и с опаской подумал: «Ну и народец мы тут наплодили, не приведи бог!»

После смерти Никиты Никитича в Невьянске ничего не изменилось. Племянники скромно похоронили дядю на заводском кладбище, на могиле его воздвигнули громоздкий каменный монумент, — на том и кончилось. Владелец Невьянска Прокофий примчался на Каменный Пояс, уже когда дядя мирно почивал на погосте. Хозяин обошел завод, свои обширные покои, вздохнул:

— Ну, кто теперь будет пребывать в этих светлицах? Уж не ты ли, дедушка? — Он повернулся к портрету Никиты-деда и, к удивлению сопровождавших его, вдруг сунул вперед кукиш: — Накось, выкуси!..

Вихляясь, он прошел в стряпную, там шлепнул вальяжную бабу-повариху Феклу и закричал на все хоромы:

— Попов сюда! Окропить мой дом от всякой скверны!

— Что ты, батюшка? — зарумянилась баба и степенно поклонилась. — Нешто так можно обходиться с мужней бабой!

— Молчи, кобылица! — пригрозил Прокофий. — В упряжку хочешь?

— Ахти, господи! — обомлела стряпуха.

Не давая женщине опомниться, он схватил ее за жирный подбородок и рявкнул:

— Разевай пасть!

Стряпуха покорно ощерилась.

— Добра еще кобылица — остры зубы! — похвалил Демидов. — А где твой мужик?

— Тут, батюшка Прокофий Акинфиевич, — откликнулся из угла худобородый мужичонка в зипунишке.

— Экая слякоть и такую бабу себе спроворил! — ухмыльнулся Прокофий. — Ну, рядись с бабой в сбрую! Желаю в такой упряжке на погост ехать!

— Батюшка! — ахнула стряпуха и обронила на таганок ковш с водой.

— Рядись конями! Жалую за то каждому по ста рублев!

— Велики деньги! — вскричала женка. — Но и за богатство позориться не стану!

— Как, ты, мужицкая жила, барина своего не хочешь потешить? — побагровел Демидов и заорал: — Засеку!

— Батюшка ты наш, да за что сечь надумал! Пощади! — бросилась в ноги стряпуха.

— Не трону! Впрягайся в кибитку. Ну, живей, живей, саврасы! — заторопил их хозяин.

Худобородый мужичонка вспыхнул, стал ершистым.

— Я тебе, барин, не жеребец, а моя женка не кобылица! — гневно выкрикнул он, и глаза его потемнели.

— О, о! — захрипел в изумлении Демидов. Выпученными глазами он удивленно разглядывал крепостного.

— Ты что сказал, леший! — приходя в себя, зашипел Прокофий и темной тучей надвинулся на мужичонку. Мастерко не испугался, не отвел гневных глаз.

— Не трожь нашей чести, хозяин! — закричал он. — Мы хоть бедные и подневольные, а русские люди, и не след тебе нас позорить! — с гордостью закончил он.

— Ты что мелешь, сатана? — взбесился Демидов. — О какой чести речь идет? Да разве есть честь у холопа?

— Есть! — твердо ответил мастерко. — Ее и за деньги не купишь! Не трожь, отойди, а не то не ручаюсь за себя! — пригрозил он, и глаза его забегали в поисках дубинки.

«Чего доброго, очумелый схватит топор да по башке!» — струсил Прокофий.

Стоя на пороге, он пригрозил:

— Погоди, я тебе честь выпишу на мягком месте! Эй, кто там? Слуги!

Толпой набежали дворовые. Указывая им на мужичонку, Демидов закричал:

— На конюшню поганого да закатить ему двести плетей по чести!

Глаза его злобно сверкнули. Стряпуха в этот миг вцепилась в своего мужа.

— Не дам бить! Не дам истязать! Он у меня золотой человек! — заголосила она.

— Ты брось, баба! — прикрикнул на нее Прокофий. — А то и тебя отстегаю за милую душу! Прочь ее!

Холопы, вывернув мастерку руки назад, повели его на конюшню, а следом за ними устремился и Демидов.

Только растянули ершистого мужичонку на колоде и замахнулись плетями, как в распахнутые ворота нежданно торопливо вошел священник — высокий костистый детина в долгополой мятой рясе.

— Стой, что вы делаете, господин! — бросился он к заводчику. — Да это самый лучший колесник на Камне!

— Бей в чертово колесо! — не слушая попа, закричал Демидов.

Но священник не отступил. Он загородил собою мужичонку и сказал с жаром:

— На тысячи верст кругом на его колесах и руду и уголь возят! Золотые руки, поберечь надо!

Вдруг глаза Прокофия стали шалыми. Вихляясь, он приблизился к попику и с ядовитой улыбкой предложил:

— Заступа? А коли так, сам ложись за него!

Плюясь и ругаясь, хозяин трижды обошел вокруг обескураженного священнослужителя и снова предложил:

— Ну, что раздумываешь? Скидывай портки и ложись!

— Ваша милость, вы предлагаете несуразное! — поклонился хозяину священник. — Увольте труженика от наказания. Сами потом не пожалеете!

— А, не можешь за него плети принять? — вскрикнул Прокофий. — А сто рублей хочешь в кису?

— Ваша милость, поберегите достояние ваше для неимущих!

— Триста хочешь? — перебил Демидов.

— Напрасно испытуете, сударь, — снова поклонился священник. — А сего отменного умельца отпустите! Умен, золотые руки, не скот он!

— Пятьсот, батя! Крайняя цена. Ложись за него! Э-гей!..

Священник вспыхнул, невольно сжал кулаки. Мужики понимали, кипит попик. Но и пятьсот рублей — неслыханные деньги! Холопы закричали иерею: